— В мозгу ни мыслишки. Со всякой шантрапой водится. Одного тут упрятали за колючку, теперь, видно, его черед. Хозяйке вдруг надоело отвечать на вопросы Корнеева. Она мрачно отрубила: — Все как да почему. Спроси у петуха, почему он не несется… Корнеев решил закругляться, тем более что Пухова ничего толком не знала о взаимоотношениях ее сына с Федуловым. Он собрался было уходить, когда Пухова, словно что-то вспомнив, жестом руки остановила его. Подошла к столу, отыскала в небольшой стопке голубоватую тетрадь. Раскрыла ее, нашла нужную страницу. — Взгляните на эту писанину, — передавая тетрадь, сказала женщина. — Может, она что-то прояснит. Корнеев, прочитав текст, спросил: — Чья тетрадь? — Сына. Лежала тут, на столе. — Пухова показала пальцем, где именно лежала тетрадь. — Я пришла с работы. Сына нет. На столе тетрадь. Думала, записка. Вот так… — Когда это было? Пухова назвала день. В тексте говорилось: «Дорогая мамочка! Сообщаю тебе, что я сегодня сбежал. Теперь окончательно. Туда я больше не вернусь. Пока буду жить у, Андрея…» …Сергей выбежал в переулок и направился на автобусную остановку. Через двадцать минут он был на Озерной у Андрея Пухова. — Чего это ты надумал? — прищурясь, корил Андрей нежданного гостя. — Совсем офонарел, что ли? Сергей опустился на табуретку, ослабевший, в холодном поту. Они — бывшие соседи. Андрей на два года старше. Сергей — худенький, светловолосый, с живыми глазами. Андрей, наоборот, коренастый, рыжеватый, с колючим взглядом. Сергей спокойный, очень ранимый, а дружок — плутоват, непредсказуем. Сегодня мог дружить с кем-то, а завтра — вдруг отвернуться. Судьба у обоих во многом схожа. Учились в одной школе. Сергей получше, Андрей похуже. Обоим не повезло на родителей. У Сергея мать запила, отбилась от семьи, у Андрея отец настолько утомился от «зеленого змия», что однажды повесился в дровяном сарае. — Гуляем отсюда, — поглядывая на часы, торопил Андрей. Сергей дернул плечом. Ему не хотелось никуда уходить. — Можно, я останусь? — робко проговорил он. Андрей сплюнул. — Жалко, что ли? Пухов хотел что-то съязвить, но передумал, спросил: — А если заметет? Она имеет наводку. Сергей широко раскрыл глаза. Откуда ему было знать, что его мачеха когда-то якшалась с папаней Андрея… — Она самогон давила, ну а папаня вьюном вокруг нее. Мужа в могилу свела, родителя подтолкнула… — Андрей запнулся, испытывая прилив злости. И спросил: — Ты не знал или финтишь? Сергей молчал дольше, чем требовалось. Он вспомнил, как однажды раньше вернулся из школы и застал тетю Тину за странным занятием. На газовой плите и приставленном к ней вплотную столике стояли разные емкости, соединенные трубками и шлангами. Из одной из таких емкостей струилась жидкость, источавшая терпкий запах. Мачеха, застигнутая врасплох, откровенно лебезила, но, когда он собрался уходить, жестко внушила: «Не вякни где, слышишь? Молчи, как зарезанный…» — Про твоего папаню не знал, а так… Пухов не дал договорить. — Вот так-то, серая твоя душа. Рвать надо! — Он резко повернулся, извлек из посылочного ящика, заваленного бумагами, плоскую бутылку с мутноватой жидкостью. Крутнул ее, весело сказал: — Не хандри — дыши носом, — и протянул флягу. Сергей, глядя на бутылку, нахмурил жидкие брови, как бы проверяя значительность последующих действий. — Да не ерепенься. Дерни — и пойдем, — торопил он. — Куда? — На кудыкину гору, — опять начал злиться Андрей. — Я умру, если сейчас не тяпну. Сергей замялся, виновато проговорил: — Мамке хочу написать. — Глотни — и валяй, — строго сказал Андрей, бросив на стол голубоватую тетрадь. Сергей так и сделал, но письмо не дописал. Он быстро пьянел, в глазах его поплыл туман. Под проливным дождем они с Пуховым куда-то пробирались. Подвал был закрыт на замок. Однажды Пухов приводил сюда Сергея, но тот, потоптавшись, сбежал. Реакция была однозначной: «Заложит нас твой ханурик. Как пить дать, заложит. Надо ему арбуз вставить». На следующий день Андрей нашел Федулова, строго предупредил: «Гляди, Серега, если продашь, запихнут тебя куда следует и будешь лежать тихо». И рассказал случай, как «крутые» парни «вразумляли» одного незадачливого «стукача». Измывались над ним как могли, а потом решили убить. Разработали план. В один из дней, когда в классе шли уроки, трое подростков на пустыре вырыли могилу. Когда все было готово, один из главных зачинщиков лег в яму и примерился. Спокойно и расчетливо готовилось убийство… Алексей Павлович Миронов не успел сегодня выскочить в сквер, пробежать свои три круга, но зато основательно покрутил себя на ковре, постоял под душем. Прошелся с сыном, договорились в воскресенье поиграть в теннис. На повороте они расстались: Володя направился в свою школу, а отец вскоре подкатил к зданию другой школы, где учился Сергей Федулов. — Знаете, Федулов у нас в школе совсем недавно. — Молоденькая учительница взглянула на Миронова, как на замерзшее окно. — Мы, в сущности, не успели с ним сблизиться. Знаю, что он из неблагополучной семьи. Это, естественно, не могло не отразиться на Семене… — Сереже, — поправил Алексей Павлович. — Да-да, Сереже, извините, — щурясь, будто под веки ей попала соринка, поправилась учительница. — Но мальчик смирный, положительный. — Общительный? — Я бы не сказала. Друзей, по-моему, у него не было. — Почему? — Трудно сказать, все собиралась поговорить, выяснить. — С родителями встречались? — Нет. Отец как-то приходил, меня не застал, а мать почему-то не откликалась на приглашения. — Так и не повидались с мачехой? Молодая женщина опустила глаза. Неладное происходит: здесь не успели, там упустили, не придали значения или попросту отвернулись. С опозданием стала прозревать мать Сережи, стучалась в отделение милиции. — Да, приходила женщина, — ответили Миронову на другом конце телефонного провода. — Есть запись. — А дальше? Почему остались глухи к чужой беде? — возмутился Алексей Павлович. — В данном случае вы тоже несете ответственность за убийство мальчика. — Если я, товарищ майор, буду отвечать за каждое преступление, то что же будет? — последовал ответ. Вот так-то. Если верить бумаге, то везде все в ажуре: непрерывно улучшается работа с подростками по месту жительства, в школе и в семье. А на самом деле подростки в своем большинстве предоставлены сами себе. Миронов поговорил и с ребятами. Они оказались более откровенными: «Сережа сдержан, спокоен, редко выходил из себя», «Чувствительный, легкоранимый, неприятности переживает в одиночку», «Боялся расспросов. Почему? Трудно сказать. Правду, наверное, не хотел говорить, а изворачиваться…», «Увлекающийся мальчик, только печальный какой-то. Такое впечатление, что его постоянно что-то угнетало». Встретился Миронов и с Мариной. Легкое платьице, украшенное синенькими пуговицами, облегало ее стройненькое тело. Она волновалась. Рассказала, что у них был тайник. Сергей оставлял там записки. А однажды положил пакетик леденцов. — Сережа любил рассказывать сны, — сказала Марина. — А сны у него были какие<то необычные — печальные. Его что-то беспокоило. Я всегда уходила с какой-то щемящей жалостью. Уходила, а он оставался, глядел вслед. Я чувствовала… — Жаловался? — Завидовал. Мамка, говорил, у тебя добрая. — А о своей? — Ничего не говорил. Однажды, правда, заметил: мамка, бывало, вспыхнет как порох и тут же отойдет. А вот тетя Тина — нет. Зло копит… Миронов поблагодарил девочку, но она не торопилась уходить. По ее добрым глазам, робкому, озабоченному взгляду он догадывался, что она хочет еще что-то сказать. — Есть такой мальчик, — начала девочка издалека. — Его зовут Андреем. Так вот Сережа иногда с ним встречался. — Они дружили? Марина волновалась. Волосы прядками выбивались ей на лоб. Поправляя их, она продолжала: — Я бы не сказала. Разные они. Но Сережа тянулся к Пухову. Ну, а тот… Словом, Андрею нравилось верховодить. Однажды он заступился за Сергея… И рассказала такой случай. Дети ловили котят, протыкали им глаза и вешали на дереве. Увидев это, Сергей закричал, чтобы они этого не делали. Тогда живодеры набросились на Федулова. Повалили и стали колотить. Вот тут и подоспел Андрей…