— Ты, наверное, виделась с Андреем? — спросил Алексей Павлович. — О чем вы говорили, что он сказал о Федулове? — Он говорил, что Сергей был не в духе. Тосковал. — Девочка помолчала. — И еще говорил о какой-то веревке… Миронов спешил на Озерную к Пуховым. «Веревка, — думал он, — вдруг та самая, бельевая…» Дверь ему открыл небольшого роста, морщинистый, с жиденькой бородкой человек. Это был отчим Андрея. Выслушав майора милиции, слегка забеспокоился. — Есть шнурок, — сказал он. — Каюсь, припрятал. Подальше от греха. А дело было так… Человек с бородкой выжидательно замолчал. Миронов предложил ему закурить, тот не отказался. Сделав затяжку, продолжал, не меняя интонации: — Прихожу это вечером, вижу: на столе два стакана. В одном на донышке, с наперсток оставши. Ну, думаю, выпивали, паразиты. Андрей само собой. Тому обормоту не впервой. А кто второй? Глянь — тетрадь, что-то начиркано. Буду жить, дескать, у Андрея и все такое. Дружок, выходит, был. Из дома, значит, сиганул, что-то накипело. Ну, ладно, думаю, разберемся… Он раз за разом сделал несколько затяжек и продолжал: — Сижу вот так, покуриваю. Глянь — из-под кровати что-то беленькое торчит. Нагнулся, потянул за конец — веревка. Ладненькая такая. И, представляете, с удавкой. Э, думаю, тут дело пахнет керосином, не дружок ли Андрея принес. Вот и решил припрятать… Миронов позвонил дежурному по управлению. Тот сообщил: — Тут тебя, Алексей Павлович, ждет водитель автобуса. Его Степин Петр Алексеевич* доставил. — Сейчас буду, — ответил Миронов. Шофер автобуса — лысоватый, немолодой уже человек — проявил завидную добросовестность. Он слышал о трагедии на карьере, мимо которого гоняет свой автобус. Сказал, что там довольно часто останавливается по требованию: высаживает рыбаков, в основном малолеток и стариков. Миронов показал фотографии, не рассчитывая на успех: как может водитель, даже самый наблюдательный, запомнить в лицо каждого пассажира? — Нет, не припомню. Тогда Алексей Павлович использовал наводящую деталь: — Может, по требованию кто-то останавливал автобус? — Остановка была. Точно была, — подтвердил водитель. — Женщина выходила. Взглянув еще раз на фотографию, он, однако, не смог с уверенностью сказать, что это именно она выходила у лозняка. Неловко получилось. Выходит, зря человека потревожили. У Миронова уже не было вопросов, он намеревался извиниться за беспокойство, когда водитель сказал: — Ехал в автобусе мой знакомый. Может, он что-то прояснит. Каплунов его фамилия, из нашего парка. Миронов встал, и в это время зазвонил телефон. В трубке — знакомый голос следователя Антонины Яковлевны Аревой и обнадеживающее сообщение: экспертиза подтвердила, что изъятая у Пуховых веревка идентична веревке, которой задушили Сергея Федулова. Положив трубку, майор распорядился: Андрея Пухова — к следователю. — Ты, Андрей, часто встречался с Сергеем Федуловым, приучал его к выпивке, таскал его по подвалам и чердакам… Пухов не отрицал. — Зачем ты это сделал? С какой целью? Андрей посмотрел на следователя с недоумением. — Так. Выпить хотелось. — Федулову или тебе? Парень попытался улыбнуться. — Мне, конечно. — Тебе еще и четырнадцати нет, а ты уже пристрастился к спиртному. Что же будет дальше, как думаешь? Неужели пить так приятно? На лице Андрея медленно проступали багровые пятна. Совесть «замандражила», как он выразился однажды. — Как вам сказать? Если откровенно, сперва было приятно, а потом пьянею и дурею, — говорил Пухов. — Почему же так? — Не знаю. Дурак и есть дурак, — выпалил он. Антонина Яковлевна улыбнулась. — Лечиться надо… — Лечился, — перебил парень. — В психиатричке лежал. Сказали, что в мозгу эта… фисфункция. Она, говорят, у многих. — Как это «у многих»? — Ну, у тех, кто от алкоголиков. Миронов переглянулся с Карениной, сидевшей напротив Пухова: она присутствовала в качестве педагога при допросе несовершеннолетнего. — И когда ты встретился с Федуловым в последний раз? — спросила следователь. Пухов вспоминал или медлил. — Может, в воскресенье? — помог Миронов. — Не-а, — неуверенно произнес он, глядя в пол. — Был на карьере? — Майор наклонился, пытаясь заглянуть в его глаза. — Ну, чего молчишь? Был? Наблюдая за парнем, Алексей Павлович не торопясь достал пакет. Вытащил из него веревку, делая вид, что рассматривает ее. — Узнаешь? — переключив внимание на Пухова, в упор спросил Миронов. Парень привычно задрал подбородок. Взгляд его был чист и невинен. — Узнаю, — признал он. — Откуда она у тебя? — Федулов принес. — Зачем? — Хотел повеситься. Наступило короткое молчание. Миронов переспросил: — Повеситься, говоришь? — Да, — подтвердил Андрей, явно довольный произведенным эффектом. — Его слабаком не назовешь. Он сильный. Он мог. — Сильный, говоришь, и — повеситься. — Миронов старался поддержать разговор, не дать ему угаснуть. — Нет, Андрей, ты что-то напутал. — А сильные — они все такие, — убеждал Пухов. — Мне бы, например, такое не сделать. Струсил бы. А он… — Ну, а причина? Из-за чего? Говорил что-нибудь? — Жаловался, что жизнь не задалась. Надо, мол, кончать. — Дальше! — А что дальше? Потолковали малость. Майор пододвинул стул к Пухову. — Вспомни, Андрей, о чем конкретно толковали. Вспомни, это очень важно. Наступила пауза, достаточная для того, чтобы вспомнить разговор, который представлял какую-то важность для сидевшего напротив человека, чем-то похожего на отца, только без пьяной ухмылки. — «Повеситься, — спрашиваю, — хочешь? — заговорил Пухов. — А кому, — интересуюсь, — нужна твоя смерть? Кому — отцу? Матери? А может, Маринка от тебя отвернулась?» Это соседская девчонка. Нравилась ему. — А он? Он что сказал? — Ничего не сказал. Заплакал, но, чтобы скрыть слезы, отвернулся и стал смотреть в окно. — Где Федулов сейчас, знаешь? Парень выдержал паузу до тех пор, пока молчать дальше было просто невозможно.