Нет, надо немедленно браться за Кайля. Кстати, как он оказался в Ленинграде? Говорили, что приехал из Новосибирска. Зачем? Что он здесь потерял? Тогда, в спешке, в этом не разобрались. А зря. Ошибку надлежит исправить. Миронов занялся составлением плана, который предстояло оперативно провести в жизнь. Прикидывал, кого из офицеров на первых порах задействовать, кому и какое определить задание. Чтобы разобраться в «хозяйстве» отовцев, нужно по-настоящему вникнуть в финансовый механизм, окунуться в банковские счета. Кто этим займется? Придется самому. Недавно раскрутил крупное хищение и опубликовал об этом статью «Миллион — в милицейскую копилку…». Утром в понедельник Миронов, подходя к своему служебному подъезду, заметил издали Владимира Родичкина. Худощавый, элегантный, тот ходко пересекал сквер. Офицер легок на подъем, чуткий ко всему современному, а главное — надежный, что немаловажно в службе, да и в жизни. — Зайди, Володя, — встретив Родичкина, сказал Миронов. — Есть разговор. Вместе поднялись на третий этаж. — Поедешь, Володя, в Новосибирск, — сказал майор, приглашая Родичкина присесть. — Помнишь дело о радиоткани и электронно-лучевых трубках? Мастера Пронина осудили, а начальник цеха Кайль выкрутился. Ушел в подполье, переждал, а теперь опять верховодит. Он в свое время приехал из Новосибирска. Разведаешь, авось найдешь зацепку… Глаза у молодого офицера загорелись. Он получил задание ответственное, а главное — самостоятельное. 3 Семен Ильич Пронин возвращался из исправительно-трудовой колонии. Шел по обсохшей обочине дороги, в который раз мысленно прокручивая в голове предстоящую встречу с женой, детьми. «Да что это я как угорелый, — сбавляя шаг, укорял он себя. — Ведь на свободе же…» Свобода! Пронин до суда никогда не задумывался над значением этого слова. Жил, работал, любил — и все было в порядке вещей. Так оно и должно быть и, казалось, будет всегда… На горьком опыте понял: нет ничего дороже в жизни человека, чем свобода. Ничего! Долгая разлука кончилась. Наталья, прижавшись к мужу, тихонько вздрагивала, не могла сдержать слез. Семен не знал, как ее успокоить. Стоило ему переступить порог комнаты, как сердце его сжалось от увиденного. Как все это время его здесь не хватало, как он был нужен всем троим! — Ничего, милые вы мои, — утешал Семен. — Все образуется. Очень даже скоро. Приоденемся. Обувку сменим… Заживем, словом. А Наталья, думая о своем, положила руки на его худющие плечи. — Боюсь я, Сеня. Ох, как боюсь! А чего — и сама не знаю. — Чего бояться-то? — выдерживая взгляд жены, неопределенно спросил Семен. — Чего? Она молчала. О чем думала? Что ее тревожило? Семену передалось ее смутное беспокойство. — Не понимаю, о чем ты? — допытывался он. И, не дождавшись ответа, сказал — Расскажи лучше о себе, о детях. Понимаю, что трудно было, но все-таки… Наталья отошла, села у окна и послушно стала рассказывать о том, как она жила, как сводила концы с концами. — Через месяц, а может и через два, как тебя увезли, один за другим пришло два перевода по двести рублей каждый. От кого — не знаю. Сперва хотела было отправить обратно, да адреса отправителя не оказалось. Словом, получила. Татьянке пальтишко купила, а Николке — сапоги резиновые… Семен был худ, бледен, веки его заметно вспухли. Даже голос изменился, стал каким-то приглушенным, хрипловатым. — Теперь все будет хорошо, — шептал он. — Главное — мы снова вместе. — Вот именно, Сенечка, — сказала Наталья, но за доброй улыбкой у нее промелькнуло что-то тревожное. — Чего-то ты, женушка, не договариваешь, — встревожился Семен. — Сердце, оно ведь не только мотор для перекачивания крови. Оно и поет, и плачет, и чувствует. Из дома супруги вышли вместе. Наталья села на трамвай и поехала к себе в больницу, где она работала медсестрой, а Семен не спеша пошел на завод. Торопиться ему некуда, да и время еще раннее. У проходной остановился. Солнце, поднимаясь, приятно пригревало, в окнах мелькали силуэты людей. Там, в цехах, бурлила привычная жизнь. Там работали его товарищи, а он стоял у заводской черты, не решаясь ее переступить. И такая вдруг тоска охватила его! Никто его здесь не ждал, никому он тут не нужен… Резко повернулся и зашагал прочь. Справа плескалась Нева, проходили люди, вихрем проносились машины. Свернув с набережной, сразу за поворотом, на большом щите прочитал: «Требуются радиомеханики, техники, прибористы…» И напрямик, через улочки-закоулочки, подался по указанному адресу в отдел кадров. Пожилой кадровик расспросил Пронина, где и кем он работал, долго рассматривал документы. — Двух техников-прибористов мы уже взяли, — как бы извиняясь, проговорил он. — Больше пока не требуется. Помолчал и неопределенно сообщил: — В транспортный отдел, кажется, грузчики нужны… — Спасибо, — сухо произнес Пронин, поднимаясь со стула. Он потратил несколько дней на поиски подходящей работы. По специальности ему ничего не предлагали или вежливо отказывали, а в грузчики или подсобные рабочие он сам не соглашался. Настроение было прескверное. В скверике присел на скамейку и тут же встал. Неприятно сосало под ложечкой, страшно хотелось закурить. Попросил у прохожего сигарету, жадно затянулся. — Никак Семен Ильич? — Вкрадчивый голос заставил его обернуться. Рядом стоял Кайль, полноватый, с жидкой рыжей бородкой, тщательно уложенными вьющимися волосами. Глаза спрятаны за толстыми стеклами очков в тонкой золотой оправе. Широко улыбаясь, он шагнул вперед, намереваясь заключить Семена в объятия. Но тот вовремя протянул руку, и они сдержанно поздоровались. Пронин не стремился к этой встрече, но был уверен, что она произойдет. Накрапывал мелкий дождик, разговор не клеился. Семен рассеянно посматривал по сторонам. — Чего же мы стоим? — вдруг спохватился Кайль и стал энергичными жестами останавливать машины с зеленым огоньком. Вскоре они оказались в ресторане. Сели за тот же столик, за которым в свое время было немало выпито и сказано. Подошел официант с подносом, уставил стол вкусной едой, наполнил рюмки. — Итак, Сеня, мы опять вместе. — Кайль, выпив, блаженно откинулся на спинку стула. — Да ты не стесняйся. Небось соскучился по настоящей еде? — Точно, давно такого не едал. Кайль разлил коньяк. — Хочу выпить за тебя, Семен Ильич. Человек ты надежный. Спасибо тебе за все… Они помолчали. — А теперь к делу. Ведущим инженером ко мне пойдешь? — неожиданно спросил Кайль. — Каким таким инженером? — насторожился Семен. — Да ты, брат, ничего не знаешь! — Кайль расплылся в самодовольной улыбке. — Теперь я в управлении. Сижу на отделе. Персона в некотором роде. Но резиденция на заводе. Усек? Пронин отрешенно ковырялся вилкой в тарелке. — Оклад по высшей категории. Премия ежеквартально, ну и все прочее, — полушепотом сообщил Кайль. Семен молчал. — Подумай, но не тяни. Пронин неопределенно пообещал: — Будем думать. — И решительно — А пить мне хватит! Кайль подозвал официанта, рассчитался. А когда тот ушел, достал из внутреннего кармана пухлый конверт и протянул его Семену: — Это тебе на первый случай… — Нет, нет, я и так уже в долгу, — замахал руками Пронин, вспомнив о двух переводах, полученных Натальей. Кайль держался щедрым хозяином: — Бери, деньги твои. — Рад бы поверить, но не могу, — уперся Пронин. — Не могу. Прошла неделя. «Надо в конце концов что-то предпринимать, — думал Семен. — С работой не выходит, денег ни шиша. Ждать у моря погоды? Нет, пойду-ка я к Кайлю. Авось все обойдется. Ведь и его, поди, крепко перекрутили. Это во-первых. А во-вторых, поработаю, перебьюсь, а там, глядишь, что-то и подвернется». Сунув руку в карман, Семен достал несколько монет. Среди серебряных мелькнула медная — две копейки. И решительно направился к телефону-автомату. Кайль узнал его и не дал договорить: — Хорошо, что позвонил, я как раз на месте. Жду тебя, приходи. — И объяснил, как его разыскать. Семен поднялся по лестнице, отыскал нужную дверь.