Миронов создал несколько групп, которые в течение суток выследили бледнолицего юношу двадцати двух лет, без документов, назвавшегося Геннадием Ковальчуком. Путем наблюдения был зарегистрирован факт кражи тридцати рублей Мариной Соколовой, тоже не имевшей паспорта. У Ковальчука изъято 305, у Соколовой —335 рублей. Все шесть банкнотов — сотенные. Поздно вечером в кабинет Миронова был доставлен вертлявый мальчуган — Веня Лукошкин. — Парень-то больно ловкий, — заметил офицер. — Хорошо ушел из гостиницы, да и от сержанта легко улизнул, но все-таки попался. Майор долго беседовал с пареньком. — Расскажи-ка, Веня, о своей жизни, как ты до нее дошел. Растолкуй — не понимаю. Веня смятенно смотрел на майора, чесал затылок. — Я и сам не понимаю. — Как же так? В деле участвуешь. Налаживаешь ксиву. Накалываешь. Совершаешь одну глупость за другой — и не понимаешь? — Какую еще глупость? — фыркнул мальчуган. — Обыкновенную, если не сказать — преступную. Лукошкин нахмурился, замолчал. — Я вот с тобой, как с сыном, толкую. Добра желаю, помочь хочу. — Слова всё. Обман. Говорят одно, а на деле… Боюсь я… — Васильев тоже нагонял страх. Да еще какой! — Боксер-то? — Он самый. Ну и что? В «Крестах» оказался. Сергей Васильев — босс ленинградских рэкетиров — создал из валютчиков и правонарушителей мощную группу по вымогательству денег. Сперва обкладывал данью карманников и наперсточников, потом взял под свой контроль авторынок. Группа «кинула» около тридцати машин. Сам Васильев разъезжал на «тойоте», новенький «мерседес» обкатать не успел, арестовали. — Жестокий был. Одного, говорят, прирезал. — Не глупи, Веня. — Майор вытащил из конверта несколько фотокарточек и веером развернул перед Лукошкиным. Тот задержал взгляд на одной из них. В голове пронеслось грозное: «Если заложишь — хана, врубишь в ящик!» — Такого злюку, как Чарли, я еще не встречал, — вдруг проговорил Веня. — Не дай бог проштрафиться. Бритву к горлу… — Чарли, говоришь? — переспросил Миронов. «Был Свист, стал Чарли, — подумал он. — Хитро задумано. У, гидра». Майор показал еще один фотоснимок. — А этого как зовут? На лице мальчугана мелькнула ухмылка: — О, и Чуку лапти сплели! Миронов вызвал Ковальчука. — В «Неве», говорите, вас обчистили? — уточнил майор и спросил — А с кем вы там были? — Как — с кем? Со знакомой. — А может, с Чарли? Молодой человек поперхнулся, невольно расширил глаза — чистые, как вода. Ковальчук отрицал. Хмурил лоб, тер его рукой, мучился. — Смелее, Чук, — наступал майор. — Где живете? — В Вырице, — вдруг заговорил Ковальчук. — В доме одна бабуля. С нами еще ее внучка — Чита. Чарли подцепил ее на Кавказе. Еще Красавчик. Одессит, правая рука Чарли… Вскоре Парнавский доложил из Вырицы: в «дипломате» найдено свидетельство на имя Свистунова: сдано на хранение в сберкассу облигаций трехпроцентного займа на две тысячи рублей. Узкая тропинка, бежавшая сперва полем, затем через сосновый редняк, привела к дачному домику, возле которого, за частоколом, курился сизоватый дымок. На медных шампурах томились кусочки баранины вперемежку с луком. Тяжелые капли жира скатывались на угли и вспыхивали желтоватыми огоньками. Колдовал над шашлыками узкий в поясе брюнет. Он переворачивал их с боку на бок, с удовольствием вдыхая дразнящий аромат, витавший над мангалом. Потом снял с одного шампура прожарившийся кусочек, попробовал его. Продолговатое лицо приняло умильное выражение. — Приятного аппетита, Чарли! Свистунов резко обернулся на голос. Сделал шаг в сторону, и тут же его руки были скованы наручниками… Миронов возвращался с задания. На Петрозаводском шоссе его остановили. — На двадцать первом километре убит наш товарищ! — сказал водитель такси. Майор пересел в «Волгу» и помчался к месту преступления. Машина с шашечками стояла поперек дороги, стекло разбито, на руле — водитель с окровавленной головой. — Навстречу мне попался парень, — сказал таксист. — Он показался подозрительным. — Поехали. Может, догоним, — сказал майор. Счетчик крутил второй километр. — Вот он! Видите, пробирается кустами! — воскликнул водитель. — К Неве подался. Миронов выпрыгнул из «Волги» и побежал, набирая скорость. Сколько раз ему приходилось преследовать преступников! — Стой! Парень прибавил в скорости, запетлял. Расстояние между ними сокращалось, а когда до беглеца оставалось метров пятьдесят, тот энергично обернулся и вскинул обрез. Майор отскочил, словно подкинутый пружиной, прежде чем грянул выстрел. Беглец перезарядил обрез, нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало: осечка. Этим и воспользовался Миронов. Он бросился на стрелявшего и боксерским ударом сбил его с ног… Сержант Бочков, выскочив из машины, первым вбежал во двор. Двое рослых парней, увидев милиционера, метнулись под арку и исчезли. Бочков скомандовал: — Стой, ни с места! Парни не остановились. Тот, что повыше, вдруг замедлил ход. Бочков приближался. Парень сделал едва уловимое движение, взмахнул рукой. Бочков почувствовал резкий ожог в низу живота и сразу словно нырнул с головой в темноту. «Когда мы с Бочковым вбежали во двор, то увидели двух высоких парней, — писал в своем рапорте сержант Сенечкин. — Они бросились под арку, разбегались в разные стороны. Сержант Бочков погнался за одним, а я за вторым. За поворотом настиг и задержал его — он назвался Сокольским». В районе действовала банда. И везде один почерк — ограбление с избиением. Разгулялись молодчики… Миронов еще раз перелистал справки: отпечатки пальцев на рукоятке ножа с кровью Бочкова оставлены не Сокольским. Проверка отпечатков по картотеке ранее судимых тоже ничего не дала. При таком положении арестовывать Сокольского не было оснований. Но и отпускать человека, причастного к преступлению, — а Миронов был уверен в этом — не хотелось. «Что, если ему создать обстановку, при которой он сможет совершить побег? — размышлял Миронов. — Если он ни в чем не замешан, никуда не убежит. А если рыльце в пушку, то постарается скрыться и встретиться с дружками…» Конечно, эта операция была рискованной, но без риска многого не добьешься. …Конвойный отвлекся разговором — этого было достаточно, чтобы Сокольский метнулся к двери, промчался по коридору и выбежал на улицу. Петляя по темным дворам, перебегая от одного дома к другому, он ориентировался по милицейским свисткам, которые раздавались то тут, то там, то вблизи, то вдали. Сокольский полагал, что умело избегает встречи с преследователями, и двигался по единственному оставленному ему «коридору». И как только он попал в поле зрения тех, кто должен был «вести» его по городу, свистков стало меньше, а затем они и вовсе прекратились. Сокольский наконец вздохнул с облегчением… «Начало удалось», — подумал Миронов. Теперь все зависело от точности работы тех оперативников, которые вели за Сокольским наблюдение. Эту работу возглавил капитан Осокин. — Сокольский вышел на проспект Майорова, — доложил дежурный, к которому стекалась вся информация. Миронов отметил на карте место прописки Сокольского — оно было совсем в другом конце города. «Почему же он пришел на проспект Майорова? — думал начальник угрозыска. — Что задумал? Направился к дружкам? Вряд ли…» Майор еще некоторое время размышлял, глядя на карту, затем подошел к столу, подключил свой приемник параллельно к кабинету радиотехники — теперь он мог слушать доклады оперативников не прибегая к помощи дежурного. Послышался голос Осокина: — Объект у Балтийского вокзала, сел в такси. Машина с Сокольским шла по Обводному каналу, пересекла Лиговский проспект, а при выходе к Неве повернула налево, затем через мост Александра Невского вышла на Заневский проспект. На Красногвардейской площади «объект» вышел из такси. Уже светало, а Сокольский все шел и шел по улицам Охты, то и дело оглядываясь. — Докладывает «десятый». Объект зашел в будку телефона-автомата, набрал номер абонента, ждет. Вероятно, никто не подходит. Нет, уже разговаривает. Миронов позвонил на станцию и попросил узнать, куда звонит Сокольский. — Объект вышел на стадион, — доложил Осокин. — Что? Какой стадион? — Возле Большеохтинского кладбища. — Ну вот, не хватает еще встречи по футболу, — проворчал майор. — И что он там намерен делать?