– Уже слышала новости, да? Чудо, что меня отпустили домой, – в ее голосе смешались злость и безразличие. Она говорила так, будто решила, что все уже потеряно, но в то же время, не могла перестать злиться на то, как устроен мир. – Им лишь бы обвинить кого-то. Меня, например. Почему бы и нет? Я хранила молчание, давая ей высказаться, выплеснуть все эмоции, весь гнев и обиду. Когда же мы оказались за кухонным столом, она резко замолчала и удивленно посмотрела на меня. – А зачем ты пришла? – Попросить тебя рассказать твой секрет. Она подскочила со стула и бросила на меня яростный взгляд. – Ты с ними заодно? – Я хочу помочь тебе, а не им. Расскажи мне, что случилось, и мы вместе придумаем, как поступить дальше. Яна пристально изучающе смотрела на меня. Вряд ли по моему лицу можно понять, блефую я или нет, но через пару минут она заметно расслабилась и села обратно. – Пусть и дальше тратят на это свое время, все равно ничего не узнают, – она недовольно фыркнула. Видеть ее такой мне прежде не доводилось. – Я не узнаю тебя, Яна, – мне понадобилось много смелости, чтобы признаться ей в этом. – В каком смысле? – Сейчас ты ведешь себя обозленно, пытаясь сохранить свою тайну. Похоже, это что-то плохое, да? Неожиданно она положила голову на сложенные на столе руки и тихо заплакала. – Моя жизнь, – сказала она сквозь всхлипы, – в любом случае будет кончена. Не могу жить с этим грузом, Ева, но и избавиться от него не в состоянии. – Неужели нет никакого решения? – я положила руку на ее спину. Она ничего не ответила, продолжив плакать. А я все думала и думала, пытаясь понять, что же такое ужасное, она могла сделать. Из-за какого секрета человек станет настолько сильно рисковать, даже позволит сделать себя подозреваемым в убийстве, которого явно не совершал. Только если… – Это сделала ты, да? – спросила я у нее, но она никак не отреагировала. – Ты заступилась за убийцу Филиппа на собрании. Сказала, что у него могли быть мотивы. Яна подняла голову и посмотрела на меня со страдальческим выражением лица. Казалось, она сейчас заревет, как бешеный зверь, разорвет саму себя на части, лишь бы только это прекратилось. – Ты не убийцу Липпа пыталась оправдать. Ты говорила о себе, да? – мне не требовалось никакого подтверждения, ее возобновившаяся истерика все сказала за нее. Яна снова упала на стол и зарыдала с новой силой. Она издавала нечеловеческие вопли, сжимала руки в кулаки так сильно, что ногти до крови впивались в кожу. Я пыталась ее успокоить, но она не реагировала на мои прикосновения. Больше для нее ничего не существовало – она осталась наедине с тем, что сделала много лет назад. Где-то через час она успокоилась. У нее не осталось сил, чтобы сопротивляться и спорить со мной. Когда Яна перестала плакать, она первым делом посмотрела на меня и уверенно кивнула. – Да, это была я. На главный вопрос ответа не последовало, и я решила сама его задать. – Почему? Она посмотрела куда-то в сторону совершенно новым взглядом. Такие взгляды появляются у тех, кто достиг такого отчаянья, когда уже ничего не страшно, когда сама смерть кажется великим благом. – Знаешь, мои родители – далеко не святые. Моя мать – помешанная на дисциплине истеричка. Она била меня за плохие оценки, била за беспорядок в комнате, била за грязную посуду, била за неряшливый внешний вид, била за общение не с теми людьми, била просто так, потому что проснулась в плохом настроении. Отец… Он не был жесток со мной, но и не заступался. Зато постоянно приводил в мамино отсутствие в наш дом других женщин. Его мое присутствие ни капли не смущало. Какое клише – иметь таких родителей, да? Сейчас-то они другие люди, делают вид, что ничего из этого никогда не происходило. Иногда они так смотрят на меня, что я сомневаюсь в своей адекватности. Они ведут себя так, будто это – мои выдумки или бредовые сновидения. – Ты желала им смерти? – спросила я тихо-тихо, боясь спугнуть ее открытость. – Не просто желала, но и попыталась их убить. Во мне, несмотря на все, что они сделали, не хватило жестокости, чтобы взять нож и зарезать их во сне. Мне хватило смелости лишь на поджог, но когда начался пожар, я испугалась и вернулась в дом, чтобы разбудить родителей. Для них это стало хорошей встряской. Их сильно напугала перспектива сгореть заживо. После этого они изменились: сплотились в восстановлении дома, мама перестала меня шпынять, а отец, может, и продолжал ей изменять, но уже не на моих глазах. Я так и не набралась храбрости им признаться… – После этого у тебя появились проблемы? – Ох, Ева, – Яна громко вздохнула, – иногда мне кажется, что они у меня с самого рождения. Я подожгла дом с родителями внутри – разве в тот момент я была здорова? Вряд ли. – Но причем здесь Филипп? Как он узнал об этом? – Когда приехала вторая пожарная машина, нас уже вывели наружу. Я в стороне от родителей сидела на бордюре, а он подошел ко мне и предложил одеяло. Откуда оно у него взялось, понятия не имею. У него были такие добрые сочувствующие глаза, будто он знал все, через что мне пришлось пройти. Когда я поднялась, чтобы взять одеяло, у меня из кармана ветровки выпали спички. Мы стояли друг напротив друга и смотрели на этот маленький коробок, а потом он решительно нагнулся, поднял его и куда-то ушел. Я думала, что все кончено. Была уверена, что он меня сдаст, но ничего не произошло. Никто об этом не узнал, он никому не сказал. Всю жизнь я испытывала к нему такое чувство благодарности, какое невозможно выразить словами, Ева. А теперь я так сильно на него злюсь. Ему следовало сдать меня еще тогда. Все бы уже осталось позади. – Значит, вы говорили об этом, когда Свят увидел вас в машине. – Мы сразу узнали друг друга. Первое время не решались поговорить, но затем он рассказал на собрании о своей болезни, и я осознала – он-то точно поймет меня и не осудит. Так и вышло. Я в мельчайших подробностях рассказала ему о своей жизни и о содеянном, а еще о чувстве вины, преследующем меня с того самого дня. Он посочувствовал мне, сказал, что это не делает меня плохим человеком, ведь я вовремя остановилась, и в итоге никто не пострадал. Филипп заверил меня, что я – никакой не монстр, а просто натерпевшийся человек, который совершил ошибку. Он поклялся, что никому не скажет и сохранит мой секрет. – Наверняка, у совершенного тобой преступления уже истек срок давности. Яна шмыгнула носом и потянулась к салфеткам. – Это неважно. Когда все вскроется, родители возненавидят меня, а муж и дочь разочаруются во мне. Ничем хорошим это не кончится. – Это мы еще посмотрим, – смело заявила я, уверенная в том, что сейчас для меня нет ничего невозможного. Предупреждение Я решила позвонить Лео, когда окажусь дома. Вряд ли он похвалит меня за разведенную самодеятельность, не говоря уже о том, что мы с Яной находились наедине. Если считать ее убийцей, то получается довольно мрачная картина. На самом же деле мне ничего не угрожало, по крайней мере, рядом с ней. Напоследок я пообещала ее защитить. Не стоит обещать то, что не зависит от меня, но ей это нужно. Как маленьким детям, верящим в Деда Мороза. Мы говорим им, что в мире полно чудес, и в жизни каждого из нас есть место волшебству. Мы делаем это, не потому что хотим их обмануть, а потому что им это нужно. Мои размышления прервал телефонный звонок. – Алло, – громко говорю я, надеясь, что окружающий меня в автобусе шум не помешает разговору. – Ева, привет. Мм… Это – Лола. Ну, ты, наверное, уже поняла. – Да, у меня определился номер. Что-то случилось? – Нет-нет, то есть… Да, мы с Тимой узнали, что Эля в больнице. Мы тут подумали и решили, что хотим ее навестить. Все-таки… Ну, мы – не чужие люди, понимаешь? Да и у нее, вроде как, никого особо нет. Как думаешь, она обрадуется или оторвет нам головы, как только увидит? – на фоне раздался смешок, явно принадлежащий Тиме. Какое облегчение, что они держатся вместе. Так они, по крайней мере, будут в большей безопасности. – Я составлю вам компанию, ребята. Завтра? – Да-да, будет отлично. Отправь мне смс с адресом больницы и временем. Мы подъедем туда. Купим что-нибудь вкусненькое для нее. И… Ммм, может быть, цветы? Как думаешь, она любит цветы? – Понятия не имею, дорогая. – Ладно, мы разберемся. Ну, до завтра! – Пока, передавай Тиме привет. Она издала «угу» и отключилась. Группа развалилась, но оказалось слишком поздно. Люди внутри нее уже крепко накрепко связаны. Этих двоих тянуло друг к другу с самого начала. Кто знает, чем это обернется? Может, однажды я спляшу на их свадьбе. Пришлось одернуть себя, чтобы выйти из грез о будущем. Прямо здесь и сейчас на свободе гулял убийца. Всем нам грозила опасность. Если потерять бдительность, это может закончиться тем, что нас всех по очереди уберут. Ко мне вернулась прежняя уверенность, что никто из нашей группы не причастен к убийству Липпа. Возможно, существовала какая-то связь, но пока трудно ее разглядеть. Полная картинка еще не сложилась, но когда-то это случится. Нужно только не сдаваться и продолжать искать подсказки. Еще на подходе к квартире, я поняла, что дверь не закрыта. «Только не это, только не это» – вертелось в моей голове. Руки предательски задрожали. Открыть или сразу позвонить в полицию? От мысли, что там на полу, подобно Лилии, в кровавой луже может лежать Эд, меня затошнило. Это помогло принять быстрое и смелое решение: я ворвалась в квартиру так, словно собиралась убить любого, кто появится на моем пути. Но на нем никого не оказалось. Я заглянула в комнату брата: он сидел на диване, схватившись за голову. Рядом с ним лежала наша домашняя аптечка. – Что с тобой? – я за пару секунд включила в комнате свет и подлетела к нему. – Мне жаль, Ева. Я хотел ему помешать, но не смог. У меня не хватило сил, – он прильнул к моему плечу. – Прости. – Не смог помешать в чем? Кому? – Ты еще не заходила в свою комнату? Я побежала к себе так быстро, что ударилась пальцем о дверной косяк. Была готова взвыть от боли, но увиденное в комнате заставило меня замереть на месте. Сердце буквально перестало биться. На месте, где стоял аквариум, была пустота, а на полу среди стекол, оборудования и декоративных водорослей, лежали рыбки. Все до единой мертвые. Я упала на колени и потянулась к их маленьким холодным тельцам. – Он был в маске. Как только я открыл дверь, он ударил меня чем-то тяжелым. Когда пришел в себя, он уже исчез, а тут… Ну, ты и сама видишь. Мне жаль, Ева, очень жаль, – Эд сел рядом со мной и приобнял. Я никак не реагировала, продолжая держать в руках несколько гуппи и акатофтальмусов. Стекло порезало руки, и с них стекала кровь, но мне было все равно. Где-то в кармане без конца вибрировал мобильник, пока Эд не достал его из моего пальто и не ответил на звонок. Я продолжала неподвижно сидеть и смотреть на картину передо мной. Не получалось даже заплакать. Откуда-то появились холодные руки. Они крепко схватили меня и унесли из комнаты, кто-то говорил со мной, но я ничего не слышала. В ушах стоял такой сильный шум, будто слух навсегда покинул меня. Кто-то поднес к носу нашатырь, и я резко пришла в себя. Оглянулась по сторонам и увидела Эда, Леонида и Анну у него на руках. – Что вы здесь делаете? – Я тут живу, – тихо сказал брат. – Это не смешно, Эд. Ты его позвал? – у меня внутри неожиданно разгорелся пожар, готовый смести все на своем пути. – А что мне нужно было делать? Ты в каком-то трансе пребывала последние полчаса. Даже не двигалась.