– Эд, – прервал его Лео, – сможешь присмотреть за девочкой? Тот неуверенно кивнул, но почти сразу протянул руки к Анне. – Иди сюда, дюймовочка. Девочка, на удивление, приняла его спокойно, почти сразу начав изучать его лицо своими маленькими пальчиками: щупала нос, оттягивала щеки и дергала за длинные волосы. Следователь же схватил меня за руку и вывел из комнаты брата. Через несколько мгновений мы уже оказались на нашей кухне. Складывается такое впечатление, что все важные разговоры в каждом доме происходят именно за обеденным столом. – Это предупреждение, Ева. Ты больше не будешь участвовать в расследовании, – он сказал это предельно серьезно с твердой уверенностью в каждом слове. Я кивнула, потому что понимала – он прав. Все правильно, так и должно быть, мне следует отойти в сторону. – Этот кто-то мог убить моего брата. Я сидела там и смотрела на рыбок, но в голове представляла, как он лежит среди них. Такой же мертвый и холодный. Какой-то кошмар наяву. – Скоро приедет бригада криминалистов, могли остаться отпечатки. А еще мне звонил дедушка Анны. Они приедут немного раньше. Через пару часов уже будут на месте. До тех пор мы побудем здесь, если ты не против, конечно. – Не я вас приглашала и не мне вас выгонять. Оставайтесь, – я махнула рукой и ушла к себе в комнату, чтобы еще раз взглянуть на мертвых питомцев. Правда позади нас На следующий день после случившегося я уехала к родителям. Мне непросто даются любые путешествия, даже самые короткие. Обычно у меня есть пара месяцев в запасе, чтобы подготовиться к той или иной поездке. Срываться с места и бежать, не оглядываясь, не в моем стиле. Я совсем не такая. Или, по крайней мере, не была такой раньше. Эд, несмотря на травму, чувствовал себя нормально. Фельдшер со скорой помощи осмотрел его голову и заверил нас, что все в порядке, но рекомендовал сходить в больницу, проверить, нет ли сотрясения. Брат пообещал заняться этим во время моего отсутствия, но в это мне как-то слабо верилось. При том, что он постоянно посещает лечащего его психиатра, он ненавидит остальных врачей. Предложите ему миллион за поход к обычному терапевту – получите отказ. Леонид передал Анну в руки ближайших родственников. Теперь они вместе будут дожидаться, когда Лилия придет в себя. Из-за моего отъезда пришлось перенести наш визит в больницу к Эле еще на один день. Ребята, кажется, не особо расстроились. Похоже, они не хотели идти туда в одиночку и были готовы ждать меня хоть всю жизнь. С каких это пор я стала тем взрослым, в котором нуждается молодежь? Неужели вместе с нависшей надо мной опасностью в виде убийцы мне грозило еще и подкравшееся старение? Я старалась навещать родителей каждые пару месяцев, но в итоге получалось не чаще, чем раз в полгода. Эд со мной никогда не ездил. У него какая-то тайная (ни разу в общем-то не тайная) обида на родителей. Для него все делилось на черное и белое. Родители уехали и бросили его – черное. Я осталась и заботилась о нем – белое. Это не потому, что он плохой и не потому, что не умеет жить. Просто для него все устроено иначе. И в этом вина наших мамы и папы, а не его. Они не знали, что я приеду. Мой утренний звонок в их дверь – настоящий новогодний (сейчас так-то еще осень, но это неважно) сюрприз, а вместо подарков привезла им свой нервный срыв, который обрушила на них прямо с порога. Ничего не сказав, я начала плакать и зарылась в мамины объятия так глубоко, что забыла о существовании остального мира. В себя пришла только через пару часов, когда лежала на неудобном диване, а мое лицо облизывал родительский мопс Рич. Для меня все переросло в какую-то трагикомедию. Вместо нормальной реакции я то и дело выдавала неправильное, совсем нездоровое, поведение: сорвалась на истерический смех там, где следовало бы заплакать, рассказала об убийстве с улыбкой на лице и подшутила над тем, что Эда чуть не грохнули, ударив чем-то тяжелым. Родители прикрывали рты рукой, пугаясь меня саму куда больше, чем всех моих рассказов вместе взятых. – Ева, дорогая, какие убийства, какие расследования? Ты же не полицейский, помнишь? Ты работаешь в больнице, ты помогаешь людям. Таким, как твой брат. Ну, давай, вспоминай, – мама говорила со мной, как с умалишенной, медленно проговаривая каждое слово. Папа выглядел сосредоточенным. Похоже, он воспринял мои слова всерьез, потому что в какой-то момент дернул маму за рукав халата, призывая ее тем самым к тишине. – Ты знаешь, кто убил этого мужчину и напал на нашего Эдуарда? – спросил он. – Если бы я только знала, пап… Чем больше стараюсь помочь, тем хуже делаю другим и самой себе. Хоть яму копай и полезай туда, – снова подступили слезы, мешающие говорить. Мама подсела ко мне и ласково обняла. – Так это все правда? Ты помогаешь полиции в расследовании? – Помогаю или делаю хуже. Но, да, я влезла в это расследование по самые уши. – Ох, Ева, – мама прижала меня к себе, видимо, не найдя слов для утешения. Да и откуда она их возьмет? Не каждый же день приходится успокаивать начинающего горе-сыщика. Отец о чем-то думал, почесывая затылок. Несколько раз он прошелся по комнате взад-вперед, взад-вперед. – Знаешь, я до сих пор ищу ответы в нашем прошлом, – наконец заговорил он. – О чем ты? – Про Эдуарда и его болезнь. – Пап… – он перебил меня, не дав договорить. – Знаю-знаю. Тысячу раз знаю, но ничего не могу с собой поделать. Никто не ищет причину в настоящем или в будущем. Вся правда она всегда где-то там, позади нас. Мы постоянно оборачиваемся, Ева. Я вспоминаю те слова, которые не сказал и те, что сказал напрасно. Вспоминаю поступки, на которые не хватило смелости и те, за которые стыдно. Когда смотришь назад, то видишь столько всего неправильного, будто вся твоя жизнь – одна сплошная ошибка. – К чему ты клонишь? – я искренне не понимала, куда его несет и к чему весь этот словесный порыв. – Не знаю, – он пожал плечами. – Когда ты рассказывала о том бедняге, Филиппе, я подумал, что же это он такого натворил в прошлом, за что ему пришлось расплачиваться в настоящем? Месть – самый часто встречаемый мотив у преступников. Наверное, на этой теории и строилось расследование Леонида. Филипп был пироманом, а значит, мог кому-то навредить. Специально или случайно – это неважно. Мы все время говорили про пожары, огонь, поджоги, потому что нам казалось очевидным, что дело именно в этом. И, если мы угадали с мотивом, и это действительно месть, то может это вовсе и не связано с тем, что убитый – пироман? – Пап, ты молодец. Я кое-о-чем сейчас подумала. Наверное, это может помочь. Жаль только человек, который мог бы хоть немного пролить свет на возникшие вопросы, находился сейчас без сознания. Если кто-то и знал что-то о прошлом Липпа, то это Лилия, которая так и не пришла в себя. Хотя, может, дело вообще в чем-то настолько давнем, что даже она не в курсе этого? Наверняка, Лео проработал и эту версию. Он же у нас гениальный следователь, но я все равно решила позвонить ему и сообщить эту мысль. – В этом направлении все глухо, Ева. Все, что помнят о Филиппе школьные одноклассники, связано с его увлечением огнем. Там не за что зацепиться, поверь мне. – Ладно, до скорого. – Эй, ты обещала отступиться, – успел сказать он перед тем, как я его отключила. Будто бы это легко – взять и забыть. Все мои мысли поглощены всеми этими нападениями, покушениями, убийствами. У меня в голове такой сильный хаос, что пройдет немало времени, прежде чем я наведу там порядок. – Сон поможет тебе расслабиться. Нужно чаще отдыхать, дочка, – сказала мне мама перед сном, а затем, как в детстве, поцеловала в макушку и вышла из комнаты. Я не знала, зачем приехала. Наверное, после всех этих кошмаров, мне захотелось снова почувствовать себя ребенком, который никому и ничего не должен. Как было бы здорово остаться в этой теплой постели навсегда, забыть ту жизнь и начать новую. Другую, совсем не похожую, на прошлую. Я бы стала ветеринаром или продавцом в зоомагазине. В любом случае, это должно быть связано с животными. Я бы дарила им любовь, а они отвечали бы мне тем же. И все в этом новом мире было бы проще простого. Счастливое будущее Первым делом по возвращению домой я пошла в полицию, чтобы поговорить с Леонидом о Яне. После нападения на нашу с Эдом квартиру все завертелось так быстро, что все, что держалось в голове до этого, в мгновенье вылетело из нее. Как только я вошла в его кабинет, он поднялся с места, будто перед ним стояла какая-то важная персона. – Уже вернулась, значит, – сказал следователь, без стеснения осматривая мой внешний вид. – Из-за того, что случилось дома, я забыла поговорить с тобой о чем-то важном. – Присаживайся и рассказывай, – он жестом указал мне на стул. Сколько мысленно ни репетируй речь, когда начинаешь говорить, все выходит из-под контроля. Эмоции захватывают управление, а слова опережают мысли. Так что, решив даже не пытаться подбирать правильные выражения, я просто заговорила. – В уголовном кодексе есть информация о сроках давности преступлений. У преступлений средней тяжести этот срок составляет шесть лет. Правильно? Лео не скрывал удивления, он даже налил себе в стакан воды из графина, будто чувствовал, что его ждет непростая беседа. – К чему ты клонишь? – Я знаю секрет Даяны. – Откуда? – в его зрачках заиграли огоньки любопытства. – Она мне рассказала. Он скрестил на груди руки. – Вот так просто взяла и все тебе выложила? – Дело о поджоге ее родительского дома будет раскрыто, если она во всем признается, но она не сделает этого, пока не будет уверена, что это не разрушит ее текущую жизнь, – я поджала губы, размышляя, не сболтнула ли ему чего-то лишнего. – Если учесть срок давности преступле… – Ева, – он перебил меня на полуслове. – Что? – Пока ты отсутствовала, Яна пришла к нам и во всем созналась. Я не могу раскрыть деталей, ведь дело о поджоге даже не мое, но уверяю тебя, что все хорошо. – Созналась? Как? Почему? – от удивления у меня сбилось дыхание. – У меня возник тот же вопрос. Она ответила, что один важный для нее человек перестал ее узнавать. Якобы, защищая свой секрет, она изменилась в худшую сторону. Что-то вроде того, – он кивнул сам себе. – Ты что-то знаешь об этом? Я грустно улыбнулась, вспоминая, с каким разочарованием в голосе произнесла эти слова. Иногда полезно говорить от сердца, не стесняться в выражении подлинных ощущений и не бояться озвучивать собственное мнение. Искренне сказанное, похоже, куда лучше и быстрее доходит до окружающих. Может, в этом и была моя проблема? В том, что никогда не бываю честна даже с собой. – Вижу, ты сыграла не последнюю роль в ее признании, – сказал Леонид, заметив мою задумчивость, – однако, это не приблизило нас в раскрытии текущего дела. Убийца по-прежнему на свободе, у нас даже нет подозреваемых.