– Зачем это ей? – спросила Флисс, стуча зубами. – Лучше остаться в тепле, чем всё себе отморозить ради человека, которого она иначе, как в тюрьме, почти и не помнит. В голосе Флисс звучала непривычная горечь. Бетти тоже ее чувствовала – но теперь, после обнаружения отцовских писем, менее остро. Письма означали, что он все еще о них думает. Что ему не все равно. – Ты так никогда и не простила папу за то, что он нас оставил, да? Флисс глубоко вздохнула. – Я пыталась. И до сих пор пытаюсь. Но это трудно. Он должен быть здесь, с нами, а не там… особенно теперь, когда мамы больше нет. Я знаю, что он пытался заботиться о нас – по-своему, по-дурацки, – но… – Она внезапно умолкла, взглянув за плечо Бетти. Та поняла, что паромщик с интересом прислушивается к их разговору. Впрочем, Флисс можно было больше ничего и не говорить. Они обе помнили, как все произошло. После смерти жены Барни Уиддершинс покатился по наклонной: ударился в пьянство и в азартные игры. Когда выяснилось, сколько денег он просадил, «Потайной карман» был уже по уши в долгах. И все же отец настаивал, что сможет исправить ситуацию – занявшись продажей контрабандных товаров. Вот только он бахвалился не перед теми людьми, и наградой ему стал пятилетний тюремный срок. – Я больше всего сержусь на него из-за Чарли, – сказала Флисс. Лицо у нее было мертвенно-бледным: она всегда плохо переносила поездки по воде. – Она не скучает по маме, потому что толком ее не помнит, но у нее была возможность узнать, каково это – иметь отца. Даже такого балбеса, как наш. В душе Бетти была с этим не согласна. Чарли казалась вполне довольной жизнью – она не скучала по тому, чего у нее никогда не было. Бетти и Флисс, сохранившие воспоминания, переживали утрату куда острее. К тому же, подумала Бетти с капелькой зависти, Флисс была первым ребенком в семье – и поэтому стала отцовской любимицей. Папиной дочкой. Лодку качнуло, и Флисс издала слабый стон. – Ежели хочешь покормить рыб – перегнись через борт, – сказал паромщик без тени сочувствия. – Не отводи взгляда от тюрьмы, – посоветовала Бетти. – Бабушка всегда говорит: если смотреть на что-нибудь вдалеке, это помогает. Бабушка. Обе они впервые совершали это путешествие без нее – зато обремененные знанием о проклятии, которое течет у них по венам. Нос лодки, зарывающийся в воду, указывал на границы Вороньего Камня – туда, где кончался их мир. И эта мысль совсем не грела. Днем тюрьма выглядела хуже. Накануне вечером, при виде освещенных окошек и блуждающих огоньков, у Бетти почти получилось представить себе, что она видит сказочный замок. Днем все иллюзии рассеялись. Каменное строение, серое и приземистое, нависало над островом, словно монстр, пытающийся его сожрать. Ряды крошечных окошек казались злобными пустыми глазами, а когда лодка подплыла ближе, на них стало можно различить решетки. Только одно здание выбивалось из общей картины: высокая каменная башня. Казалось, она вообще не имеет к тюрьме никакого отношения. Бетти задрала голову и посмотрела на нее, прикрыв рукой глаза от яркого неба. Всякий раз, когда кто-то будит проклятие, из стены башни выпадает камень… Перед глазами вдруг опять промелькнуло видение о том, как она падает с огромной высоты. Бетти часто задышала. Что это было? Откуда-то из глубины всплыло воспоминание – история о девушке, которая упала с башни и разбилась. Лодка пришвартовалась, и Бетти оторвала взгляд от башни. Она вышла на причал и протянула руку Флисс. Та нетвердым шагом последовала за ней. Сестры миновали паромщика, а затем очередь людей, ожидающих посадки. – Мне немного лучше, – пробормотала Флисс. Щеки ее понемногу начали розоветь. – По крайней мере, вся каша осталась у меня внутри. Они направились к тюрьме по тропе, усыпанной галькой. Под подошвами хрустели ракушки. Впереди, прямо у тюремных стен, торговали рыбой и прочими дарами моря. – Фу… – простонала Флисс, когда их окутал резкий рыбный запах. Бетти поторопила ее, стараясь закрыть собой прилавок с заливными угрями и морскими улитками. Миновав его, они оказались перед массивными воротами тюрьмы. Бетти сжалась, заметив, что часовой смотрит на них с нескрываемым интересом – особенно на Флисс. Куда бы Флисс ни пошла, на нее все время пялились – даже когда она была вся зеленая из-за морской болезни. Она, несомненно, была красоткой. Ее шелковистые волосы и темные глаза всегда притягивали восхищенные взгляды, но дело было не только в этом. Люди чувствовали ее доброту и готовность видеть лучшее в каждом человеке. Но сейчас, когда они пытались выяснить правду, ненужное внимание было совсем некстати. – Ваши имена? – спросил часовой, разглаживая форму; он был похож на птицу, которая чистит клювом перья. – Уиддершинс, – сказала Бетти тем самым резким тоном, к которому бабушка прибегала, чтобы кого-нибудь поторопить. – Кого навещаете? – Отца, – ответила Флисс, прежде чем Бетти успела вмешаться. Бетти чуть было ее не стукнула. А что, если часовой знает, что Барни Уиддершинс уже не в этой тюрьме? Она задержала дыхание, надеясь, что здесь слишком много заключенных, чтобы всех упомнить, или что часовой отвлекся, разглядывая Флисс. – Бррр! – сказала сестра. Дохнув на руки, она умоляюще посмотрела на часового – и тот скользнул назад, словно подошвы у него были намазаны маслом, и впустил их внутрь. Они оказались в галерее с каменными сводами. Впереди темными тенями сновали пищащие крысы; при виде их Флисс взвизгнула так громко, что заглушила крысиный писк. Под ржавой табличкой с надписью «ПОСЕТИТЕЛИ» оказалась еще одна дверь. Она открывалась в большую комнату с деревянными скамейками, где хмурые люди стояли в очереди, чтобы сделать отметку в книге посещений. – Только не это… – шепнула Флисс. – Посмотри туда! Бетти оглядела очередь, натянуто улыбнувшись паре завсегдатаев «Потайного кармана», которые смотрели в их сторону. В таком маленьком месте, как Вороний Камень, невозможно было не наткнуться на кого-нибудь знакомого. – А что, если они расскажут бабушке, что видели нас? – спросила Флисс, натягивая шаль повыше. – Сомневаюсь, – ответила Бетти. – Все знают, как сильно бабушка гневается, если кто-то осмелится упомянуть, что папа в тюрьме. Но даже если скажут – значит, бабушке придется нам объяснить, кого она тут навещала все это время. Пока сестры стояли в очереди, их карманы и сумки осмотрели на предмет запрещенных к передаче вещей, а волосы расчесали гребнем с длинными зубьями в поисках вшей. – Это унизительно, – сердито бросила Флисс, поправляя прическу. Вскоре, подойдя к началу очереди, они увидели перед собой на столе открытую книгу посещений. Флисс взяла ручку и обмакнула в чернильницу. В графе с именем посетителя она просто написала «Уиддершинс», а ниже поставила дату, время и номер заключенного. – Пять-один-три, – прочитала Бетти, пытаясь вспомнить, какой номер был у папы. – Четыре-четыре-девять, – тихо сказала Флисс, не поднимая глаз. – Если тебе интересно. В графе с именем заключенного она нацарапала нечитаемую закорючку, а потом оторвала талончик. Они с трудом устроились на одной из жестких скамеек и стали ждать. Несколько минут спустя надзиратель рявкнул: – Уиддершинс! Они встали, обменявшись нервными взглядами. Пора было выяснить, кто это – заключенный номер 513. Глава 8 Заключенный номер 513 Сестер провели через каменный внутренний двор, где воняло, как в сточной канаве. Они шли вслед за надзирателем, лавируя между сливными отверстиями и кучками крысиного помета. Флисс натянула шаль на нос и рот. Под ногами проскользнуло что-то мохнатое, и она взвизгнула. – Видела, какая огромная? Как будто ест узников на завтрак! Бетти скривила в отвращении губы. В центре двора стояла большая деревянная рама, ступеньки под ней вели к помосту с проделанным в середине люком. Над люком раскачивалась длинная веревочная петля. Бетти нервно сглотнула и схватилась руками за горло. Она видела виселицу и раньше, когда приходила навещать папу в тюрьму, но к этому зрелищу невозможно было привыкнуть. К счастью, ту, что стояла на перекрестке, давно уже снесли, и казни больше не были публичными. Вместо этого они проводились здесь, в стенах тюрьмы. Виселица служила суровым напоминанием о том, какое это мрачное место, и Бетти вдруг отчаянно захотела, чтобы их поездка оказалась не напрасной. «Пожалуйста, пусть мы хоть что-то выясним, – подумала она. – Я не знаю, за что еще зацепиться». Пройдя двор, они вошли в большую комнату с высокими сводами. Все ее окошки были зарешечены и находились под самым потолком. Вдоль комнаты тянулась скамья, на которой сидели посетители, а перед ней стоял деревянный стол, по всей длине разделенный надвое железными прутьями. По ту сторону прутьев сидели арестанты – все в одинаковой одежде: в просторных робах и штанах с одним и тем же узором. На первый взгляд казалось, что узор представляет собой маленькие стрелки, но чем дольше Бетти всматривалась, тем сильнее они напоминали отпечатки когтистых птичьих лап. Она представила себе ворон, копающихся в грязи. Бетти скользнула взглядом по лицам заключенных. Среди них были только мужчины и мальчики – несколько лет назад тюрьма перестала принимать женщин. Флисс сжала ее руку холодными пальцами, и Бетти поняла, о чем думает сестра: некоторые из этих узников только что вышли из детского возраста, они всего на год-другой старше ее. Но потухший, затравленный взгляд прибавлял им возраста. Именно в этот момент Бетти почувствовала первый укол тревоги. Кто этот узник, которого навещала бабушка, и почему он здесь оказался? Согласится ли он с ними поговорить – или они тщетно хватаются за соломинку? Флисс стиснула ее руку еще крепче. Сестра вызывала у арестантов интерес. Они выглядели слишком запуганными, чтобы что-то сказать или сделать в присутствии надзирателей, но то, как иные узники смотрели на Флисс – словно собаки на мясо, – заставило Бетти порадоваться, что их разделяют прутья. Сестра опустила глаза, и Бетти поняла, что она тоже этому рада. Один из арестантов, отличавшийся от прочих, привлек внимание Бетти. Он был темнокожий – на Вороньем Камне это было в диковинку. У всех, кого знали девочки, была бледная кожа, сереющая с годами. Узник казался ровесником Флисс; его черные курчавые волосы были коротко острижены. Но выделялся он не только внешностью. В его живых глазах не было смирения и покорства, как у прочих заключенных, в них светилось что-то иное. В отличие от других, он смотрел на Бетти и Флисс не тем хищным взглядом, которым волк смотрит на добычу, а с нескрываемым любопытством. Еще до того, как Бетти прочитала номер, вышитый на его робе, она поняла, что это тот, кого они ищут, – и вдруг почувствовала, что они совершили большую ошибку. Это же почти мальчишка! Откуда ему знать о древнем проклятии? Может, у бабушки были другие причины его навещать, но Бетти даже представить не могла, какие. Что ж, раз она здесь, почему бы и не выяснить? – Это он, – прошептала Бетти, слегка подталкивая сестру локтем. – Номер пять-один-три. Она осторожно высвободила руку из руки Флисс и двинулась к узнику. Сестра следовала за ней по пятам, склонив голову. Флисс, которая избегает чужих взглядов, – это было что-то новенькое, и в обычный день Бетти не упустила бы случая ее подколоть. Но сегодня день был необычный. Юноша выпрямился, когда сестры уселись на жесткой скамье напротив него. Он и так проявлял к ним интерес – а теперь весь обратился во внимание. Бетти прокашлялась. Не то чтобы ей нужно было прочистить горло – просто она не могла придумать, что сказать, и было непохоже, что Флисс перехватит инициативу. Она подождала, надеясь, что парень, удивленный их появлением, заговорит сам, но тот продолжал молча на них смотреть. Бетти вдруг осознала, что сосед по скамье касается ее локтем, и наклонилась поближе к прутьям. Тут было так мало места, так мало возможностей для беседы с глазу на глаз! – Ты, наверное, хочешь знать, кто мы такие, – неловко начала она. Узник по-прежнему молчал, так что она продолжила: – Я Бетти, а это моя сестра Флисс. Мы ведь правильно понимаем, что наша бабушка, Банни Уиддершинс, тебя навещала? Лицо узника не изменилось, но он подался вперед. На одну жуткую секунду Бетти показалось, что он так и не заговорит. – Где она? К разочарованию Бетти, голос у него оказался самый обычный. Его экзотическая внешность наводила на мысль, что и говорить он должен мелодично, не как все. Быть может, он родом из далекой страны – одной из тех, о которых Бетти читала в книгах… Но его говор оказался таким же, как и у нее. – Она… плохо себя чувствует. Заключенный перевел взгляд с Бетти на Флисс, потом снова посмотрел на Бетти. В его темных глазах мелькнула усмешка, и на Бетти накатило раздражение. Ему смешно, что бабушке нездоровится?