– Теперь, я надеюсь, вы расскажете мне о своей поездке? – Если честно, – вздохнула она, – то и рассказывать-то нечего. Шерсть я Наполеонову отдала, с Незовибатько переговорила, уговорила Шуру дать мне для просмотра кадры с видеокамеры, установленной на банке недалеко от дома Гульковой. – Я заметил, что нет камеры на самом доме. Вроде там живут обеспеченные люди, почему не установили? – Она была. Но там подвизался домушник и замазал камеру краской, а потом ее сняли оперативники. – Ограбление было? – Нет. Те, кого он собирался ограбить, перенесли свой отъезд. Грабитель решил залечь на дно, но был изловлен сотрудниками полиции. – Так почему же камеру назад не поставили? – удивился Морис. – Русский мужик долго запрягает, – отмахнулась она. – Ладно. Что с видеосъемкой от банка? – Очень много людей. Я добросовестно просмотрела всё. Но что толку? – Тех, что в банк не заходили, вы тоже отсмотрели? – Их особо тщательно. Но ни одного знакомого лица. – Мы в тупике? – спросил он. – Если у Васяниных есть алиби, то да. Хотя я уверена в том, что мне нужно поговорить с Сориной. – Домработницей Гульковой? – С ней самой. – Она ещё не вернулась? – Думаю, что нет. Так как я просила позвонить мне соседку Екатерину Григорьевну Еловецкую, если появятся какие-либо новости. – Она вас правильно поняла? – уточнил Морис. – Думаю, да. Еловецкую глупой женщиной не назовёшь. – Тело Гульковой ещё не выдали родным? – Нет. – Может, стоит поговорить с Людмилой Витальевной Лунёвой? – Наверное, стоит. На безрыбье и рак рыба. Завтра же навещу её. – Без предупреждения? – Нет, сваливаться как снег на голову Лунёвой не следует. Я позвоню ей предварительно и договорюсь о встрече. – Она может отказаться разговаривать с частным детективом, – заметил Морис. – Может, – кивнула Мирослава, – но будем надеяться на лучшее. Часов в девять думаю ей позвонить. – Не поздно? – Что ты, по нашим меркам, время детское. Она так и сделала. Ровно в девять набрала номер телефона двоюродной сестры Елены Гульковой. Та, вопреки ожиданию Мирославы, откликнулась сразу, не став, наверное, разглядывать незнакомый высветившийся номер и ломать голову над тем, кому бы он мог принадлежать: – Алло. – Здравствуйте, я говорю с Людмилой Витальевной Лунёвой? – Да, это я. А кто вы? – Я детектив Мирослава Игоревна Волгина. – Я не так давно разговаривала со следователем. – Я знаю. Но у меня появились к вам некоторые вопросы. – Хорошо. Вы можете завтра приехать ко мне домой к девяти утра. – С удовольствием, если вы ещё раз, – Мирослава пошла на хитрость, – уточните адрес. – Она почувствовала, что Лунёва напряглась. Вероятно, просьба Мирославы насторожила её, но, преодолев небольшую паузу, женщина всё-таки назвала свой адрес. Мирослава поблагодарила и поспешила завершить разговор. – Завтра мне придётся встать пораньше, так как к девяти я уже должна быть возле двери квартиры Лунёвой. – Она согласилась с вами побеседовать? – Да, только она пока не знает, что я частный детектив. – Каким образом вам удалось обвести бедную женщину вокруг пальца? – усмехнулся Морис. – Я и не думала её вводить в заблуждение. Просто представилась детективом. – Но завтра вам придётся сообщить ей, кем вы являетесь на самом деле. – Завтра – да, – согласилась Мирослава. – Но выставить меня из своей квартиры ей будет намного сложнее, чем просто отказать мне по телефону. – Угу, – усмехнулся Морис, – лично я не припомню случая, чтобы кому-то удалось выгнать вас из своей квартиры, если вы уже туда пробрались. – Я тоже, – согласилась с ним Мирослава не моргнув глазом. Мягкая майская ночь прошлась по саду ночным дозором, а потом, точно кошка, улеглась на крыльце, свернувшись в плоский клубок лунного света. Вечернюю зарю от утренней отделял краткий миг, заполненный птичьими трелями, гортанным кваканьем лягушек и тихим шорохом листвы. Но вот невидимая рука дотянулась до края ближнего облака и отодвинула его в сторону, как занавес в старинном театре. И тотчас на сцене, то есть на небе, появилось солнце. Было оно ярко-розовым и напоминало пока не раскалённый огненный шар, а спелое розовое яблоко, омытое росой. Мирослава открыла глаза и потянулась. В это время в дверь её спальни тихо постучали. – Заходи! – сказала она громко. – Кто бы ты ни был, добрый человек. Морис рассмеялся, но дверь открывать не стал. – Я начинаю готовить завтрак. – А я начинаю готовиться к его поглощению, – ответила она и тихонько ущипнула свернувшегося клубком у неё в изголовье Дона. Кот издал непонятный короткий звук, потом открыл один глаз, зевнул, перевернулся на другой бок и только тогда посмотрел на неё. «Чего тебе?» – вопрошал его взгляд. – Я встаю, – пояснила Мирослава, – а ты, если хочешь, можешь спать дальше. «Зачем тогда будила?» – спросил кот, протяжно мяукнув. – Одной было скучно просыпаться, – призналась она. Кот махнул хвостом. В переводе на человеческий язык это значило – с тобой всё понятно. На этот раз Морис приготовил не сырники, а творожную запеканку. Это только первое время он интересовался предпочтениями Мирославы, однако, выяснив, что она всеядна и ест всё, что ей дадут, лишь бы не фастфуд и не полуфабрикаты, он сам стал составлять меню. Исключениями были те дни, когда к ним приезжал Шура. Наполеонов был отъявленным мясоедом, поэтому к приезду гостя Миндаугас готовил мясные блюда. Мясо и печёнка, конечно же, отваривались ещё и для кота. – Может быть, мне поехать к Лунёвой с вами? – спросил Морис за завтраком. – Нет, лучше мне сделать это одной, – ответила Мирослава и спросила: – Ты уверен, что на Сорину ничего нет в интернете? – Уверен, кроме краткой информации о женщине и её фотографий на странице Елены Гульковой. У меня сложилось такое впечатление, что девушка относилась к Сориной совсем не так, как хозяйка относится к домработнице. – Думаю, что так оно и было, если верить тому, что Евдокия Семёновна заменила в какой-то мере Елене мать. – Однако своими секретами Гулькова с Сориной могла и не делиться. Сейчас редко какая дочь посвящает мать в личные дела. – Согласна. Но у Евдокии Семёновны есть глаза и уши. И она видела, кто приходит к Елене, с кем она общается, с кем дружит, с кем ссорится. – Значит, придётся извлекать её из Тмутаракани, в которой она сейчас пребывает. – Сомневаюсь, что деревню под Курском можно назвать Тмутараканью, – улыбнулась Мирослава и, наморщив лоб, сделала вид, что погрузилась в глубокие раздумья. А потом выдала: – Может быть, мне послать туда тебя?