* * * Скотч решает множество проблем, но вряд ли его создатель мог угадать, как еще люди будут использовать это, кроме шуток, эпохальное изобретение. Фрагментарно Ира напоминает мумию. Приматывая ее к креслу, я не пожалел липкой ленты. Икры девушки срослись с деревянными ножками, предплечья с подлокотниками, грудь перехватывают многочисленные полосы. Можно шевелить головой и… указательным пальцем правой руки. – Попробуй, – мой голос тих и терпелив. Голос хорошего полицейского. Время плохого еще не пришло. Ира откидывает голову, чтобы хоть так оказаться как можно дальше от меня. Из-под сомкнутых век выкатываются крупные прозрачные слезы. Вот ведь… сколько в ней жидкости, хотелось бы мне знать? Как можно реветь час без остановки? – Давай же, – настойчиво прошу я. Указательный палец дрожит. И все же несколько раз с силой стучит по подлокотнику. – Умница. Вот умница. Времени катастрофически мало – я чую это, как пес чует волчью стаю. Расти у меня на спине шерсть, стоять бы ей дыбом. – Запомни, будет всего одна попытка. – Из-под добренькой личины на мгновение выглядывает злой полицейский. – Не просри шанс, Ира. Иначе сдохнешь. Чудовище вывернет тебя наизнанку. Кот, имени которого я так и не узнал, трется о мои ноги. Не препятствую, пусть лучше от меня пахнет лживым, беспринципным куском меха, чем человеком. Привычным круговым движением я приматываю к подлокотнику включенный мобильный телефон с горящим экраном. Экран настроен на постоянную работу, он не заснет и не отключится. На экране темнеет заранее выбранный номер. Достаточно нажать пиктограммку с зеленой трубкой. Единственный номер во всей записной книжке. Мой номер. * * * Когда я нашел взаимосвязь, то всерьез думал покончить с собой. Первые год или два, а может, месяц-другой. Да это и не важно. В фильме про Убийцу Зеленоглазых Блондинок на стене в полицейском участке всенепременно висела бы пробковая доска с фотографиями, вырезками из газет, цветными офисными гвоздиками и корабельными снастями ниток, ведущих к таинственной фигуре в центре. Я тоже завел такую доску, только у себя в голове. Тогда тренированная память бывшего следователя еще не сбоила с такой силой. И будь я проклят, – впрочем, я и так проклят, отнюдь не фигурально, – но, сколько бы я ни раскладывал факты, под каким бы углом ни смотрел, у таинственной фигуры в центре схемы проступало мое лицо. К этому я пришел далеко не сразу. Успел пережить увольнение из органов, болезненный разрыв с родней, забвение друзьями и коллегами. Мы стараемся не думать об этом, но большинство из нас ничем не лучше моллюсков. Наши крохотные мирки-раковины вполне нас устраивают, и даже если когда-нибудь и выбросит в другой мир, то случится это исключительно по воле волн. А швыряло меня будь здоров, где уж там уследить за старыми, резко обесценивающимися связями? Конечно, расследование ни к чему не привело. Сослуживцы мои, надо отдать им должное, рыли землю, перевернули с ног на голову город и всю республику, да только впустую. К тому же времена стояли непростые. Девяностые, даже на излете, успели поломать немало жизней, а кого-то догоняли и в нулевых. Все эти отмороженные братки из преступных группировок с названиями, напоминающими дачные кооперативы, ветераны Чечни, ушедшие в криминал, отбитые горцы, получавшие натуральный боевой опыт под руководством инструкторов из Штатов. Не все они сгинули, смолотые жерновами смутного времени. Изредка кто-то всплывал, не окончательно переваренный вечно голодной утробой пенитенциарной системы, и пытался вершить месть. Некоторым удавалось. Возможно, говорили мне следаки, пряча глаза, этот случай как раз из таких, и вновь предлагали вспомнить, кому я успел насолить. Да и, в конце концов, нельзя сбрасывать со счетов какого-нибудь залетного Чикатилу. Конечно, я копал параллельно. «Ты не сможешь быть объективным! Я передаю это дело Хадсону!» – восклицает усатый начальник в серой от пота рубашке, с тонкими подтяжками и садо-мазо-бандажом оперативной кобуры, выглядывающей из-под мышки. «Со всем уважением, да пошли вы в задницу, сэр!» – молодой коп, только что потерявший жену, с достоинством кладет на стол индивидуальный жетон. Не так красиво, конечно… уже тогда я был каким угодно, только не молодым. Кажется, я был изрядно пьян. Причем не первый день. Но я таки привел себя в порядок, отлежался, отпоил себя минералкой, затеплил фитиль ненависти и начал копать параллельно. Воспоминания тех дней подернуты белой взвесью вроде раздерганной ваты, с помощью которой моделисты изображают пороховой дым над бутылочными корабликами. И это вовсе не из-за моей дырявой памяти. Я выходил из автобуса в Калуге, удивленно оглядывая заспанными глазами утренний вокзал. Просыпался в маршрутке, трясущейся под Красноярском. Недоуменно оглядывался в Подольской электричке и тихо охреневал на борту лайнера Москва – Сахалин. Что тянуло меня в эти города? Что я надеялся отыскать так далеко от места, где оборвалась жизнь самого дорогого для меня человека? Кажется, я не понимал и сам, двигался влекомый одной лишь инерцией следовательского чутья. Я вошел в затяжное алкогольное пике, в крутейший штопор, который должен был закончиться моей смертью, но почему-то не заканчивался. И первый звоночек случился, когда я задумался, откуда берутся деньги на все эти переезды, перелеты, на гостиницы и недешевую выпивку. Да, у нас с Ольгой были накопления, но когда я в один из редких трезвых дней взглянул на счет, сумма на нем не только не уменьшилась, но даже существенно подросла. Что заинтересовало меня сразу, так это то, почему деньги поступали через банкоматы тех городов, где я… где я что? Я впервые задумался, в чем заключалось мое «расследование». И, к ужасу своему, не сумел найти ответа. Зато, анализируя новости местных сайтов, обнаружил пугающие последствия моих спонтанных путешествий: во время моего пребывания в каждом из городов происходило убийство или исчезновение женщины. Некоторые сайты, не чурающиеся желтизны, живописали отсутствие у жертв внутренних органов. Я читал эти выхолощенные, точно под копирку написанные, тексты и все глубже погружался в безумие. Искал иное объяснение и не находил. В общем, да, я хотел покончить с собой, но каждый раз что-то меня останавливало. Ты ни в чем не виноват, нашептывал внутренний голос. Это фантастическое, страшное совпадение, только и всего. Если ты умрешь сейчас, не отыскав настоящего убийцу, Ольга так и останется неотомщенной. Так он говорил, и в его словах был определенный резон. Но не рациональность доводов, не воззвание к памяти о былой любви уберегли меня от шага с крыши, а оформившиеся подозрения. Внутренний голос был не мой. Чужой. Так я нашел Чудовище и закрыл от него свои мысли. А оно, заметив это, сделалось втройне осторожным. * * * Мелкие острые зубы вгрызаются в мое запястье и рвут, рвут, терзают мясо, пытаясь добраться до кости. Я дергаюсь всем телом, сбрасывая невидимого хищника, но вместо этого с силой прикладываюсь обо что-то твердое затылком и локтем. Новая, отрезвляющая боль взрывается в мозгу сигнальной ракетой, ненадолго расцветив стоящий там туман тревожно-красным. Только не кричать! Не кричать! Я осторожно приоткрываю один глаз и чудом удерживаю подпрыгивающую к горлу желчь. Открываю второй глаз. Тааак, неторопливо. Я лежу на полу, на кухне. Как же меня размотало, поверить не могу. Самое жестокое похмелье, помноженное на два, и близко не сравнится с моим нынешним состоянием. Пахнет давлеными апельсинами. Грызущая боль в запястье не унимается. Свободной рукой я нащупываю самодельный браслет на пластиковой кнопке. Как знал, что в критической ситуации пальцы не справятся с более сложным замком. Но даже так я открываю застежку только с третьего раза, буквально сорвав разбудившее меня приспособление: дешевый мобильник, с корпусом, обклеенным канцелярскими кнопками. Аппарат вибрирует от входящего звонка, елозит по коже, оставляя глубокие красные царапины. Я раненое Чудовище. С облегчением сбросив звонок, я успеваю пару раз глубоко вдохнуть, и тут телефон начинает вибрировать вновь, впиваясь десятками иголок в мою ладонь. Я нажимаю отбой, мстительно вдавливаю, словно расплачиваюсь за нанесенные мне раны. Жму, пока экран не гаснет. Ира будет звонить не переставая. Конечно, это единственное доступное ей действие, а она в панике. Да что там! Если я хоть что-то понимаю, то она в смертельном ужасе. Очень аккуратно, стараясь не шуметь, я поднимаюсь на четвереньки. Громко сказано. Я переваливаюсь на бок, словно мешок с картошкой. Только сейчас замечаю, что я весь в поту, даже волосы слиплись, как после душа. Кое-как встаю на ноги. Колени дрожат, пот льет градом, сильнейшие судороги то и дело прошивают тело навылет. Все указывает на интоксикацию, но, черт возьми, каким образом? Я не ел сутки. Специально не ел. Пил только бутилированную воду. Я голодное Чудовище. Я вываливаюсь в коридор. Иду шатаясь, прихватывая стены влажными ладонями. Я голое, покрытое слизью Чудовище. Крадусь, неслышно ступая босыми ногами. Там, в комнате, привязанная к креслу женщина сходит с ума от страха. Там то, что мне необходимо. И я надеюсь, что не ошибся, потому что, если я ошибся… Господи, помоги ей! Помоги нам обоим. Давя сомнения в зародыше, проскальзываю в комнату. Сначала я вижу Иру, ее расширенные зрачки напоминают маслины. Нижняя челюсть дрожит и дергается, но скотч… да, я не пожалел скотча. Я вижу Иру, и холод разрастается у меня в животе, скручивает кишки. Я задыхаюсь, хватаю ртом воздух и думаю только о том, что у меня еще есть шанс что-то изменить. Просто разбежаться и высадить головой окно. Ира живет на третьем этаже – этого должно хватить, если вниз головой… Но потом я понимаю, что глаза Иры смотрят не на меня. И это действительно все меняет. Облегчение захлестывает меня с такой силой, что я едва не валюсь с ног. Мне бы испытывать ужас, отвращение, на худой конец, но все это тонет в тихой радости – я не псих, я не маньяк, я не Убийца Зеленоглазых Блондинок. Потому что в углу комнаты стоит мое Чудовище. Прозрачное, текучее, оно напоминает сгусток слизи, по непонятной причине принявший форму человека. Конкретного человека – у Чудовища знакомое телосложение. Не раз и не два мне доводилось видеть его в зеркале. Даже черты аморфного лица неуловимо напоминают мое. Сквозь него просвечивают книжные полки. Я даже могу разобрать надпись на корешке «Легкий способ бросить курить», Аллена Карра. Ира, ты курила? В унисон моим мыслям Ира начинает мычать, пытается вырваться, хотя, казалось бы, должна осознавать всю бесплодность таких попыток. Но я ее понимаю. Понимаю, да. Когда ты обездвижен в собственной квартире, а рядом с тобой – голый незнакомец и его призрачная проекция, кого угодно потянет сбежать. Мне хочется ударить Иру. Несильно, дать пощечину или подзатыльник, только бы она угомонилась. Производимый ею шум портит момент. Лишь сейчас я осознаю, что дальнейшего плана у меня нет. Даже в самых смелых фантазиях я не заходил настолько далеко. Я скорее готов был принять, что вибрация телефона разбудит меня, когда я стану выгрызать Ирине нутро, и тогда останется одно – удавиться на дверной ручке. Но как быть с этим призрачным слепком? Что делать? Как бороться? Тем более что, судя по всему, Чудовище ожидало меня. А ведь верно. Ожидание читалось в его позе, в наклоне прозрачной, напоминающей медузу, головы. Мне вдруг стало неловко за глупые ухищрения, за самодельный будильник, за попытки отбить запах, но больше всего – за наготу. Хотя, казалось бы, в этом мы с Чудовищем были на равных. Единственное, за что я не испытывал стыда – это за приманку. Прости, Ирина, тебе просто не повезло. Месть подобна селевому потоку – сметает все на своем пути. Тренированное тело помнит, что нужно делать. Я надвигаюсь, чуть согнув колени, выставив руки перед собой. Пальцы готовы рвать амебоподобное тело на части. Внутри Чудовища угадываются органы и сосуды. Я почти уверен, что смогу навредить ему. Смогу убить эту тварь. Эту мерзость, отнявшую у меня жену, любовь и жизнь, пусть даже я не помню цвет глаз женщины, которую любил. Я надвигаюсь. Но не чувствую огня, поддерживающего меня все эти годы. Вот я уже на расстоянии рывка. Мозг посылает импульс мышцам ног. Но я медлю. Почему-то медлю. А Чудовище начинает говорить. * * * А ведь я подцепил его в Турции, в нашу первую супружескую поездку за границу. Сейчас это кажется очевидным, но по зрелом размышлении я понимаю: увязать неудачный дайвинг со смертью жены и последующим кошмаром не сумел бы и Шерлок Холмс. Тогда я чуть не утонул. Прозрачное, искажающее перспективу облако колыхнулось перед маской, и яркий солнечный день канул в темную бездну. Я очнулся на прогулочном судне, в окружении бледных от страха инструкторов. Помнится, Ольга закатила грандиозный скандал, требуя вернуть деньги. Вот ведь какие некрасивые мелочи вспоминаются. Я об этом и думать забыл… деньги, кстати, вернули. Я смотрю на свои руки, словно вижу их впервые. Мне кажется, что я чувствую Чудовище, вольготно располагающееся внутри меня, но это, конечно, психосоматическое. Симбионт умеет быть незаметным. Только так его вид и способен выжить: выбрать редкого, уникального носителя и таиться в нем как можно дольше. Растворить собственное «я». Питаться редкими циклами, три-четыре раза в год. Беречь разум носителя от потрясений – все-таки способ добывания нужных для поддержания жизни симбионта элементов не каждому придется по душе. Сырая печень похожа… не знаю, наверное, таковы на вкус черви. Скользкая и какая-то земляная. Я нарезаю ее, все еще хранящую тепло, и кладу на язык, кусок за куском. Мертвая девушка смотрит на меня стеклянными глазами. Кажется, удивления во взгляде Ирины больше, чем боли. Так мне хочется думать, по крайней мере. Да, месть – это блюдо, которое лучше всего подавать холодным. Но даже холодное блюдо можно передержать. Я совершенно не помню лицо жены. Только отдельные детали, сложить которые вместе не получается, как ни старайся. Годы плясок на грани безумия сделали эту женщину чужой для меня. Постаревший и опустившийся коп не придет поплакать над ее надгробием. А вот бессмертие – это уже интересно. Может быть, даже пора вновь обрести имя? Зовите меня Ишмаил… Неосознанно, на рефлексах, бросаю крохотный кусок печени трущемуся о ноги коту. Вот ведь дрянь! Пожирает жадно, с урчанием. Черно-белая лента моего кинофильма внезапно обретает цвет. Возможно, прямо сейчас где-то в засиженном мухами отделении полиции набирается опыта молодой амбициозный опер. Поймает ли он Убийцу Зеленоглазых Блондинок? Ох, жизнь словно предлагает мне посмотреть этот блокбастер на огромном стереоэкране! Свет! Камера! Мотор! Кот в мешке Витенька никогда не был белоручкой. Случалось и родословные подделывать, и конкурентов на выставках травить, и беспородных дворняг продавать втридорога. За без малого двадцать лет в кошачьем бизнесе грешков накопилось немало. Но на крайние меры шел Витенька редко и неохотно. Так что украсть котяру решился не сразу. В том, что придется именно красть, сомнений не было. Даром что ни разу хозяев рядом не видел и ошейника нет, однако для бездомного зверь выглядел слишком уж опрятно. Рыжая шерсть отливает медью, глазища сверкают, бока лоснятся. Морда холеная, барская. Ни шрамов, ни проплешин, здоровый, полный сил молодой экземпляр. Котяра. По-другому назвать – язык не поворачивался. Рыжий не был умильным котофеем, драным кошаком или, упаси боже, подушечным котиком. Не был он и обычным, среднестатистическим котом. Мэйнкун, огромный даже по меркам породы, с мощными лапами, широченной грудной клеткой, львиной гривой и характерными кисточками на ушах, мог именоваться только котярой.