Габриэлла: Можешь прийти похотливым домой. Пэкстон: Прекрати!!! Я не могу одновременно думать об этом и ровнять бетон. Габриэлла: Тогда лучше тебе прийти домой и заняться мной. Пэкстон: Пока, люблю тебя. Габриэлла: Да-да. Все утро я ничего не могла делать. Была просто бесполезной. Нервозность, вызванная неизвестностью, не позволяла мне чем-либо заняться. Я еще раз прибралась, протирая то, что в этом не нуждалось, пока не пришла Ми. Прежде всего она дала девочкам их новые камни. Об этом они подумали в первую очередь: не успела она переступить порог, они тут же напомнили ей об обещании. За час до этого девочки ругались из-за трехсотдолларового курортного домика для барби, который не получит ни одна из них. А сейчас просто радовались камням. Глупым камням, которые, по мнению Ми, имели волшебные силы. Конечно же, они в это верили. Выражение на их лицах, когда Ми дала им эти простые маленькие подарки, были бесценны. Это были не просто новые камни, они были обрамлены в клетку из проволоки и свисали с серебристых цепочек. — Смотри, Роуэн. Ты можешь поменять его, — объяснила Ми, снимая спиральную проволоку с камня, показывая тем самым, как она может поменять камни. — Видишь, у меня тоже такой есть. — Но у меня только один камушек. — У тебя есть гематит. Можешь поместить его туда, а у меня много камней. Я сделаю так, что и у тебя будет достаточно, чтобы менять их. Есть у меня одна идейка. Это особенный камень, — объяснила она, поворачиваясь к Фи, терпеливо ждущей свой новый камушек. — Для чего у тебя камушек? — спросила Офелия, обхватывая маленькими пальчиками гальку, не представляющую ничего особенного. — Это один из моих камней благодарности. Я нашла его в Большом Каньоне, когда была в твоём возрасте. Энергия Большого Каньона является исцеляющей и очищающей, несомненно, благодаря всему гематиту, что там находится. Вы должны поехать туда как-нибудь. Этот вид называется «Сказочный Джаспер». Он помогает избавиться от негативных эмоций, заставляющих людей волноваться, и помогает продолжать жить с позитивным настроем, — объяснила Ми, снимая свое ожерелье. Я наклонила голову к Ми, и она повесила его мне на шею. — Что? Я не хочу камень, который ты нашла на семейном отдыхе в детстве. — Я хочу, чтобы он был у тебя. Оставь его или ранишь мои чувства. С благодарной улыбкой я приняла щедрый подарок подруги. Ми забрала счастливых девочек веселиться на весь день, пока мы с Пэкстоном ждали неизвестно чего. Вот и все. Этот день изменит мою жизнь. Так или иначе. Разумеется, Пэкстону нужно было повысить уровень гормонов стресса в моем организме, поскольку он появился всего за десять минут до прихода соцработников. Я была вне себя, переживая, что он не успеет. Я не общалась с ними. Не знала, что говорить, что спрашивать — ничего. Всем занимался Пэкстон. — Прости, машина застряла, — объявил он, когда я, стоя в дверном проеме, смотрела, как он выходит из машины. — О, боже мой. Твой телефон тоже сломался? — Вообще-то он тоже застрял в грязи. Должно быть, я потерял его, когда мы пытались вытолкать машину. Ты сексуально выглядишь, — улыбнулся он, поцеловав меня в губы. — От тебя воняет. Скорее иди в душ. Слишком сексуально? Мне переодеться? Пэкстон остановился и повернулся с видом знатока. Он читал меня по глазам. — Что случилось? — Ничего. Иди в душ. — Ты сама не своя. Что происходит? — Пойдем наверх. Хочу переодеть блузку. — Габриэлла, твоя блузка нормальная. Расскажи. Мне пришлось пройти мимо него, чтобы он двинулся в правильном направлении. Нас вот-вот должны были допрашивать люди, которых мы не знали, а он хотел поговорить. — Тебе стоит надеть серую рубашку. Та, что с черными пуговицами. — Я хотел надеть оранжевую. Мне идет оранжевый. Я точно знала, о какой рубашке он говорит. Она выглядела так, будто на нее стошнило Хэллоуином. — Ни за что. Я ее ненавижу. Всегда думаю, что ты свалился в огромную тыкву или еще что. — Да, знаю. Девочки донесли на тебя. Знаешь, они не умеют хранить тайны. Я замерла с широко раскрытыми глазами, остановившись прямо перед ним, когда прозвенел дверной звонок. — Они здесь, — произнесла я, ощущая, как адреналин наполняет мои вены, заставляя сердце неистово биться. — Успокойся. Все будет хорошо. Иди открой дверь. Я спущусь через пять минут. — Не могу. Что мне говорить? — Предложи им выпить что-нибудь, но не алкоголь. Отведи в гостиную, где находятся семейные фотографии. — Хорошая идея. Поторопись. Пэкстон дал мне пройти, но остановил рукой на пояснице. — Все будет хорошо. Обещаю. — А если нет? Эти люди должны изучить нас. Что, если мы им не понравимся? Что, если они скажут другим не отдавать его нам? — Не скажут. Открой дверь, — произнес он, снова поцеловав меня в дрожащие губы. Я обошла его, делая глубокие вдохи и повторяя про себя словно мантру: «я спокойна, я спокойна». За дверью стояли две женщины, одна примерно моего возраста, другая старше, наверно, около пятидесяти. Не знаю, то ли их улыбки были заразительны, то ли моя была фальшивой, но я улыбалась. — Здравствуйте, проходите. Простите, мой муж работал полдня и только сейчас вернулся домой. — Понятия не имею, откуда взялась нужда делиться этой информацией, но она сорвалась с моих уст. Обе женщины кивнули, войдя в дом с искренними улыбками. По крайней мере, я надеялась, что они искренние. — Могу я предложить вам выпить? Не алкоголь, может, чай или еще что. Женщина постарше издала легкий смешок. — Я бы не отказалась от чашечки чая. Я подумала о тех, что шли позади. Нужно было провести их в гостиную, прежде чем предлагать напитки. Они следовали за мной, и я не могла видеть выражения их лиц. Я знала, что они оценивали наш дом, возможно, делали мысленные заметки. Я думала обо всем, что стоило сделать, пока мы молча преодолевали, казалось, целые мили. Мне были ненавистны напряжение и неловкость. — Меня зовут Джонни Уайт, а это Линдсей Вагнер, — представилась та, что помоложе, занимая барный стул Роуэн. Блин. Я не хотела, чтобы она сидела там. Неосознанно, я сжала в руке камень Ми, и тогда, клянусь, моя нервозность ослабла. А может, дело в имени. — Мою маму звали Джонни. Я никогда не встречала другую женщину с таким именем. — Ненавижу свое имя и своих родителей, — пошутила она. — Мама звала нас с сестрой своими Клайдами. Ну, знаете, как Бонни и Клайд? Только мы были Джонни и ее Клайды. Понятия не имею, почему поделилась с ними этой деталью, но, если честно, я нашла в этом какое-то утешение, словно мама была там. — Прошу прощения. Здравствуйте, я Пэкстон Пирс, а вы? — произнес Пэкстон, присоединившись к нам. Он выглядел намного увереннее, чем я. Дамы представились, и Пэкстон полностью овладел ситуацией, делая все по-своему, даже не так, как планировали они. Он попросил их расположиться на большом диване, а мы с ним сели на двухместный. Женщина постарше поставила свою чашку на круглую подставку, рядом с фотографией Роуэн и Фи в бассейне. Во мне зародилась еще большая тревожность, когда я увидела выражение ее лица. Это не к добру. Я знала. Моя рука потянулась к глупому камушку, и я мысленно молилась, чтобы мое подозрение было ошибочным. — Послушайте, прежде чем мы начнем, вынуждена предупредить, что Вандер сейчас с семьей, которая заинтересована в его усыновлении. Ваша сестра не контактировала с ним все лето, — объяснила Линдсей, та, что постарше, открывая папку, лежащую на коленях. — Она не могла. Она попала в аварию, — ответила я голосом, который охрип из-за пересохшего горла. Так и знала, что все плохо. Линдсей пожала плечами, но я не поняла, что это значит. — Тут все написано черным по белому. Она предпочла наркотики своему ребенку, Габриэлла. Я мгновенно включила защитный режим. — Она была больна.