«Вот же гад какой. Видит же, что тут посторонние. Так, нет, провоцирует», — с негодованием посмотрел я на комитетчика и выдал истинную правду (разумеется, в кавычках): — По звёздам, естественно, сориентировался! По звёздам… — и чтобы сомнений больше ни у кого никаких не было, добавил: — Ты же сам, Михаил Алексеевич, учил меня астрономии. Командир части перевёл взгляд на прыснувшего комитетчика, а уже через пару секунд впал в ступор, увидев как мой «липовый родственник» начинает ржать. «Да, зрелище не для слабонервных. Давно я такого ржания не слышал», — ухмыльнулся я, обратив внимание на полностью деморализованного хозяина кабинета. Оно и понятно. Я человек привычный. А вот человеку не сведущему в ржании, такой вот, с позволения сказать, смех, в голове ассоциируется не с весельем, а с приступом маниакальной шизофрении. Но всё же Зайцев, к счастью, достойно выдержал испытание и даже остался стоять на ногах, лишь немного побледнев. А Кравцов же тем временем, неожиданно прекратив, с позволения сказать — веселье, спросил меня прямо в лоб: — Ты почему никому не позвонил и не рассказал, что с тобой приключилось? — Я до последнего момента думал, что всё это спецоперация, — ответил я, пожав плечами. — Что за чушь⁈ — А почему чушь? Фамилии-то совпадали. И Петров, и Кравцов, и даже, как потом стало ясно, у нас в призыве оказался Лебедев… Так что, как говорится: сам Бог велел поверить. — Н-да, напридумывал ты себе, — произнёс Кравцов, быстро глянул на военного полковника и, вспомнив, что мы не одни, решил закончить эту тему: — Ладно, об этом потом поговорим. А сейчас мне нужно связаться с Москвой. При этих словах командир части встал и, побелев ещё больше, поправил галстук. Ну, а я сказал то, что от меня не ожидали — ни они, ни тем более я: — Не надо никуда звонить! — Как? Почему? — А потому — не надо и всё! Не хочу никого ни видеть, ни слышать. — Да ты что, Саша? — удивился комитетчик, перейдя на шёпот: — Тебя же по всему Союзу ищут! Все две недели — с утра и до ночи! — А зачем? — Как это зачем? А работа⁈ А контракты⁈ — Нет больше ни работы, ни контрактов. И уж тем более нет больше никаких договорённостей. Я теперь свободный человек, понимаете? Я свободен от них, — сказал я и чтобы слова мои прозвучали более весомо, запел… Я СВОБОДЕН!! https://youtu.be/QXDRPtufEbA?si=mLXdeKbaluFjQAse&t=52 Кипелов — Я свободен — Хорошая песня, прервал мои завывания Кравцов, когда я собрался было перейти на куплет, — но я тебя не понимаю. Ты, что, хочешь всё бросить? — Не хочу, а уже бросил! Причём заметь — бросил не сам. Они заставили меня бросить. Так что, не нужно меня тянуть назад. Я остаюсь здеся! — Здеся? Э-э, в смысле — здесь? В этой дыре⁈ — Да! Здеся! — категорически заявил я и успокоил расстроившегося при этих словах командира части: — Не волнуйтесь, товарищ полковник. Брат-близнец не хотел обидеть ваше место службы. — Не хотел, — подтвердил Кравцов старший и, посмотрев на меня, спросил: — Но что ты будешь делать? С ансамблем этим играть? — Не с ансамблем, а с оркестром, — ответил Кравцов младший и, в свою очередь посмотрел на «родственника», риторически произнёс: — А что тут такого? Все играют, и я буду! — Но, это же не твоё — не твой уровень! Москва этого тебе не позволит! — А про Москву, Вы мне лучше вообще не говорите! Я на них обижен! Они меня бросили. И я тут чуть не умер! Как собака на сене, тут жил! — ни к селу, ни к городу закончил я, а затем, пространно кивнув на командира части, добавил: — Если бы не товарищ полковник, то я бы вообще сгинул. Кравцов покосился на потупившегося Зайцева и произнёс: — Уверен, товарища полковника, за это отметят подобающем образом. Но всё же ты не преувеличивай тут! Не сгинул бы ты. А служил бы так, как все служат. И ничего бы с тобой не случилось. Понял? Васин⁈ При упоминании моей фамилии Зайцев вновь вздрогнул, и как мне показалось, чуть уменьшился в росте, вжав голову в плечи. Не обращая на это внимания, КГБшник продолжил. — Так что, Васин, мне совсем не понятно, что конкретно тебя не устраивает, что ты возвращаться не хочешь⁈ — Всё меня не устраивает! Буквально всё. Так что передай тем, кто меня сюда упёк, что пока не извинятся, я с ними разговаривать не буду! — Обиделся? А на что? Ты же сам виноват! Это же ты, а не кто-либо другой, снял тот злосчастный видеоклип, из-за которого был весь этот сыр-бор! А ведь ты знал, как на это отреагирует начальство. Знал, что оно их будет раздражать и они никогда не разрешат его отдать в прокат. И уж тем более не разрешат передавать его американцу!! Зайцев сглотнул и широко распахнутыми глазами уставился на меня. Но и это зрелище, не остановила комитетчика, и он продолжил пламенную речь. — И не говори мне, что ты не знал, что твоя съёмка их разозлит. Ты с ними не первый день работаешь, так что всё ты прекрасно знал! Знал, но всё равно снял! Так что не надо никого винить! Ты сам, как ты говоришь: накосарезил! — Ну и пусть, что это так! — завёлся я вскочив. — Но зачем они устроили этот цирк со слонами? Хорошо, им не понравилось. Но ведь они могли бы сделать всё по-тихому, так сказать — по-семейному. Так нет же, они меня из комсомола выперли, а потом вообще в армию отправили. Хорошо хоть не в тюрьму. — Ха, — усмехнулся Кравцов, — как ты себя ведёшь, до тюрьмы, я смотрю, тебе не далеко осталось! — Ах так⁈ Тогда я тем более отказываюсь. Здесь лучше останусь. Так что поезжай и скажи им, что я тут лучше, в относительной свободе, жить буду, чем в тюрьме гнить. — Не глупи. Ни кто тебя сажать не будет. Я пошутил, — натужно улыбнулся Кравцов, полностью обалдевшему от всего услышанного открывшему рот командиру части. Тот, чуть придя в себя, вытер платком лоб, не менее натужно улыбнулся в ответ и, покосившись на меня, аккуратно прошептал: — Товарищ солдат, это конечно не моё дело, но мне кажется товарищ полковник Комитета Государственной безопасности прав. И Вам лучше поехать с ним, когда он документы о вашем комиссовании предоставит. — Это долгого времени не займёт. За нами не заржавеет, — согласился с ним Кравцов и показал на меня пальцем. — Этот Васин, мало того что Кравцов, так ещё и явный лунатик. Сами видели, что он после концерта куда-то в степь убежал. Такому не место в армии! Поэтому, думаю, завтра или даже может быть уже сегодня, мы всё уладим, и я его заберу. Увидев, что мировая история в очередной раз проходит где-то рядом, и меня опять без меня женят, решил выразить протест. — А я сказал, что никуда не поеду! Не поеду я в Москву, и всё тут! Вот пусть в ЦК подумают о своём поведении, и тогда… Договорить мне помешал грохот. Повернулся и увидел упавшего на пол командира воинской части. Пока Кравцов помогал мне затаскивать военного полковника на диван, я не переставал говорить: — Ты сам, Михаил Алексеевич, подумай, что будет, если я пойду на попятную и без каких-либо дополнительных условий и контрибуций сдам все позиции⁈ Да после этого, считай, что мне конец! Положив под голову Зайцеву подушку, подошёл к столу, налил воды и потерев щёки полковника, увидев, что тот открыл глаза, предложил ему попить. Тот благодарно улыбнулся, выпил и на глазах стал оживать. А я продолжил: — Пусть Суслов или кто там воду мутит, сами сюда приедут и скажут, что ко мне никаких претензий нет. Начавший было приходить в себя полковник мгновенно побелел и закашлявшись закрыл глаза. На этот раз я потёр его щёки ещё сильнее и поинтересовался: — Может быть скорую? — А может не надо? — прошептал тот. — Васин прав, — поддержал меня Кравцов старший. — Вы что-то неважно выглядите, товарищ Зайцев. Давайте позовём врача? — Не надо… не надо, — вновь простонал тот, расстёгивая воротник, а потом еле-еле слышно повторил: — Не надо Суслова. — А что, Вам товарищ Суслов чем-то не нравится? — поинтересовался я, чем привёл командира части в полную дезориентацию. Кравцов помог тому сесть и нравоучительно заявил, посмотрев на меня: — Васин, прекрати пугать людей. Я тебе уже сто раз говорил, что язык твой — враг твой. — Да, я вообще молчу, — поставил я на стол пустой стакан, кивнул на командира части и сказал Кравцову: — И как нам быть? Командир не хочет, а с Секретарём ЦК мне поговорить надо. Давно назрел момент, когда нужно расставить точки над всеми «i» и решить вопрос: либо я, либо он! На этот раз полковник не упал, а лишь побелел ещё больше. Поэтому я воспринял сие, как добрый знак. Нагнулся к нему и негромко спросил: — Так почему Вы не хотите, чтобы товарищ Суслов приехал? Вам же нечего скрывать? Ведь так?