— Вот как-то так все и началось. — Веретенников неторопливо поднялся на ноги. — Может, еще по коньячку, господин следователь, хороший коньяк ведь. — Хороший, — согласился Лунин. Веретенников наполнил бокалы больше чем наполовину, протянул один Илье. — Я так понимаю, чокаться не будем. — Он мрачно усмехнулся и вернулся к камину. — Дальше рассказывать или уже надоело меня слушать? — Что вы, очень познавательно, — быстро отреагировал Лунин. — Тогда я продолжу. — Веретенников подбросил в камин еще несколько поленьев, гостиная тут же наполнилась веселым потрескиванием. — Приехал я в тот день домой, честно скажу, в некоторых сомнениях. Ну, очень сильно девчонки похожи были. Удивительно! Ведь как ни крути, а матери у них разные. Видать, Лешкины гены сильнее оказались. Я помню, когда Светка родилась, мы долго спорили, на кого она больше похожа, а оказалось, — голос Веретенникова дрогнул, — на соседа. Анекдот, верно? — Не очень веселый у вас анекдот получается, Андрей Сергеевич. — Какая жизнь, такие и анекдоты, — отозвался Веретенников, — так вот, приехал домой я и Катьке всю эту историю про встречу с Косаревым пересказываю, она, конечно, удивилась, как это мы так встретились столько лет спустя, расспросила все подробно, о чем разговаривали, вот только одного вопроса не было. Мне, кстати, и Леха этот вопрос про Катьку не задал. — Это какой же? — заинтересовался Илья. — Да самый обычный. Когда про человека рассказывают, которого ты знал хорошо раньше, но давно не видел, всегда спрашиваешь, как он выглядит, сильно ли с тех пор изменился. — Ну да, есть такое дело, — согласился Лунин. — Есть, конечно, есть. А они оба этого спрашивать не стали. Я еще когда у Лехи в гостях был, все удивлялся, неужели ему про Катьку ничего узнать не хочется. Своих девок он мне показал, а про ее фотку даже не спросил. Как так? А тут возвращаюсь домой и все почти то же самое. А я, знаете ли, во всем стараюсь внутреннюю логику увидеть, и тут у меня тоже логика нехорошая такая нарисовалась. Совсем нехорошая. Наутро я, как всегда, на работу укатил пораньше, далеко только не стал отъезжать. Дай, думаю, посмотрю, что моя ненаглядная делать будет. У меня машина приметная, «гелендваген», на такой особо не последишь, его и дурак в зеркала увидит. Позвонил на базу, пригнали мне наш пикап разъездной, гелик забрали, вот я, значит, и сижу в этом пикапчике, радио слушаю, жду. Полчаса жду, час прошел, смотрю, едет моя лягушонка в красной коробчонке. Едет, меня, конечно, не замечает, она вообще так всегда ездит, что ничего почти по сторонам не видит. Ну, раз такое дело, так и я за ней потихоньку поехал. И вот мы ехали, ехали и наконец приехали. Куда, думаю, вы уже сами догадались. Илья молча кивнул. — Наверное, надо было пойти следом, набить Лехе морду, да чего там, обоим начистить, пар спустить. Вот вы бы, господин следователь, в такой ситуации как поступили? — Сложный вопрос, — признал Илья, — даже не знаю, что вам ответить. — Конечно, — усмехнулся Веретенников, — у вас-то наверняка на семейном фронте тишь да гладь да благодать. Жена борщ варит, маленькие будущие следователи уроки делают. Я угадал, Лунин? — Если в целом, то примерно все так и есть, — согласился Илья, — я вообще живу скучно. Вечером с собакой гуляю. — У вас еще и собака есть, вы идеальный семьянин, — воскликнул Веретенников, — а какой породы песик? — Это девочка, — Илья подумал о спящей в машине Рокси и улыбнулся, — болонка. — Болонка, — удивленно повторил Веретенников, — вы, должно быть, интересно смотритесь вместе. — Да, мне многие так говорят, — добродушно признался Лунин. — А у меня нет собаки. — Фраза прозвучала совсем по-детски. Веретенников сидел на полу и, казалось, вот-вот расплачется. — Может, была бы собака, все как-то проще было? Хоть кто-то меня любил бы. А так ведь получилось, что я совсем один, никого нет. Это страшно, Лунин, знать, что ты никому не нужен. — Но ведь ваша дочь, — попытался возразить Илья. — Она не моя дочь, — не позволил ему договорить Веретенников, — не моя! Я в тот же день вечером зашел после нее в душ, нашел там волосы, щетку ее зубную забрал, утром отвез все на экспертизу. Она не моя дочь, Лунин! — с отчаянием выкрикнул Веретенников. — У меня ничего своего нет. — Скажите, а как вы познакомились с Рыбиным? — Лунин нахмурился, он не любил громких криков, особенно когда кричали мужчины. — Ах, Рыбин, — поморщился Веретенников, — да там все просто. У нас же у вас в Среднегорске филиал, у меня там управляющий тот еще кадр, сидел два раза за разбои, мне сам справку показывал, но сейчас завязал. За дело радеет, таких еще поискать надо. Говорят же, за одного битого двух небитых дают, вот этот как раз такой случай. Вот я его и попросил подыскать мне двух-трех человечков поотмороженнее да дать по ним информацию, какая есть. Зачем конкретно, он и знать не знал, и эти люди тоже про мой интерес знать не должны были. В итоге он мне несколько кандидатов приглядел, я в Среднегорск пару раз смотался, побеседовал с ними, намекнул, что от них требуется, посмотрел реакцию. — Не боялись, что они вас в полицию сдать могут? — удивился Илья. — Опасался, чего ж не опасаться, — отозвался Веретенников. — Видели б вы, как я на эти встречи ездил, Штирлиц, да и только. У нас в городе магазинчик один есть при драматическом театре, так я там по полной программе экипировался. Усы, брови, парик, сам себя в зеркале признать не мог. Конечно, был риск, что на вторую встречу ментов кто-то привести может, но так получилось, Рыбин меня на первой же встрече и убедил радикально. — Это как так? — А так, — усмехнулся Веретенников, — сидим мы в баре, я ему излагаю тему, говорю, что мне человек решительный нужен, без соплей, хорошие деньги плачу. А он так ухмыляется и говорит, ну пойдем, я тебе покажу, как без соплей делается. Мы из бара выходим и сворачиваем в закоулок какой-то. Он меня переспрашивает, что, реально большие деньги готов за работу отвалить? Я отвечаю, ну да, без проблем. Он тут и говорит мне, а сейчас есть при себе деньги? Вроде как аванс символический, чтоб знать, что все не болтовня пустая. Я отвечаю, мол, есть немного, а сам так по сторонам смотрю, народу никого нет, думаю, сейчас он из меня кошелек вытряхнет и сам свалит. А он, словно мысли мои прочитал, стоит, смеется. Я мол, по мелочовке не работаю, когда большой кусок поднять можно. Дал я ему денег, что у меня при себе налички было, двадцатку кажется, и идем мы с ним по этому переулку темному. Идем, я думаю, а чего дальше-то будет? Тут нам навстречу мужичок какой-то топает. Поравнялся он с нами, а Рыбин как шел молча навстречу, так молча ему и врезал. Мужичок разом на землю рухнул, а этот кабан как начал бедолагу этого ногами пинать, я если б не оттащил, так он и его бы до смерти забил, точно говорю. — Веретенников поднял с пола бокал с коньяком. — Вот тут я понял, что этот человек все сделает как надо. — Нашли, так сказать, друг друга. — Нашли, — согласился Веретенников, — а дальше все совсем просто оказалось. Этот же умник, Косарев, не знаю зачем, может, чтоб самолюбие свое потешить, он же со мной так и продолжал общаться, старого друга изображать начал. Ну и рассказал мне по дружбе, что дела у него в гору пошли и он из Новосиба в Москву перебираться собирается. — Так он же прописан и так в Москве был, его там в розыск и объявляли. — Прописан в Москве, — кивнул Веретенников, — они всей семьей там прописаны были, но жили большую часть года здесь, у него и дочка в лицей тут ходила, я ведь навел справочки. А прошлой весной он как раз этим глобальным переездом и заморочился, дом продал, с условием, что до августа еще жить в нем будет, часть барахла в Москву отослал. А потом как-то мне и говорит под рюмочку: мол, решили мы переезд с отдыхом совместить, поедем в Москву своим ходом, но гнать сильно не будем, полдня едем, вторую половину гуляем. Родину, говорит, посмотреть хочу, — Веретенников оскалил зубы в усмешке, — родина ему понадобилась, дураку. Сам всю жизнь обворовывал ее, родину эту, а теперь посмотреть решил, чего там от нее осталось не украденного. — А вы, значит, решили этой поездкой воспользоваться, чтобы разом решить все проблемы? — Верно, разом! — Веретенников повернулся к камину и теперь сидел к Лунину спиной. — Согласитесь, хорошо все придумано. Кстати, я так и не пойму, — обернулся он и с любопытством взглянул на Илью, — а вы как догадались? — Повезло, — пожал плечами Илья, — один из тех людей, чьи фотографии я вам тогда показывал по скайпу, перед смертью признался, что участвовал в нападении. Для вас это было даже неплохо, подтверждало ваши показания, вот только он сказал еще одну фразу, которая меня несколько озадачила. — Что ж такого он мог вам поведать? — удивился Веретенников. — Он сказал мне, — Лунин неодобрительно покачал головой, — что дочь Косарева, перед тем, как убить, изнасиловали. Но на теле вашей дочери, Светланы, — поправился Лунин, — следов сексуального насилия не было. Конечно, это могло быть бредом умирающего, который и раньше был не очень адекватен, а после того, как ему пробили голову, вообще умом двинулся, и тем не менее эти слова заставили меня задуматься. А что, если была убита еще одна семья? Какая-то абстрактная другая семья, без всякой привязки к нападению на вас. В нашем регионе ничего подобного не происходило, и тогда, — Лунин с улыбкой взглянул на сидящего у камина человека, — я стал искать дальше. Недавно я получил ответ из Москвы на свой запрос о том, что целая семья пропала без вести, ну а когда я увидел фотографию Алины, все встало на свои места. Как говорят, пазл сошелся. — Вот оно как получается, — задумчиво пробормотал Веретенников, — все зло от фотографий. С них все началось, ими и кончилось. — У меня, если честно, к вам один вопрос есть. Вы, конечно, можете не отвечать, но раз уж у нас с вами такой разговор доверительный… — Вы спрашивайте, там видно будет, — отозвался Веретенников. — А где сами Косаревы? Ведь ни тел, ни машины. — А я и не знаю, — пожал плечами Веретенников, — там же сразу за рекой, на том берегу, Шемякинские болота, в них не то что БМВ, в них КамАЗ утопить можно, и никто никогда не отыщет. Но точное место только Рыбин, наверное, знает. А что, он сам показать вам не хочет? — Да я его еще и не спрашивал, — признался Лунин, — сразу к вам поспешил. Уж очень интересно из первых уст, так сказать, все услышать. — Ну вот, вы, считай, все и услышали. Что еще осталось, сама поездка? — Поездка, — кивнул Лунин, — и остановка у реки на отдых. — А чего там рассказывать, — вновь отвернулся к огню Веретенников, — ехалось хорошо, дороги сейчас неплохие стали, не то что раньше. Местечко это для отдыха я давно присмотрел. Там ведь несколько съездов к реке, но этот самый неудобный, туда только на внедорожнике забраться можно, да и место так себе. Вид на реку кусты закрывают, а к воде нет спуска. Хорошее место, тихое. Остановились, развели костерок. А дальше… Веретенников встал и, тяжело опираясь рукой на портал камина, застыл, молча глядя на играющие языки пламени. Илья сунул руку в левый карман пиджака, в котором лежали наручники. Это нехитрое приспособление Лунин, после возвращения из Засольска, возил всегда в бардачке машины на всякий случай, вдруг пригодятся. И вот сейчас как раз тот самый случай настал. — Постоял я у этого костерка, в огонь посмотрел, — вновь заговорил Веретенников, — а потом понял, что зря теряю время. Эти две дуры вообще ничего не поняли, ой, смеются, зачем ты дождевик надеваешь, дождя ведь нет никакого. Недолго, правда, они посмеялись, ничего так все вышло, даже проще, чем я думал. Потом труднее было. Те два ножа первых, я там возле них и бросил, дождевик снял, перчатки, они же в крови были, в их крови. Сжег все в костре, целлофан он же мигом сгорает. Пошел к машине, достал еще один нож, коньяка выпил для храбрости… Первый раз, когда себя по руке полоснул, не так уж и больно показалось. Может, от коньяка, а может, эйфория была такая, что все получилось, что назад уже ничего вернуть нельзя. А вот когда я себя ножиком в живот ткнул, вот тогда-то я боль и почувствовал, аж нож выронил, не знаю даже, как духу хватило второй раз ударить. — А что, сами себя убить не боялись? — полюбопытствовал Лунин. — Как сказать, наверно, боялся, — пожал плечами Веретенников, — но я этот вопрос хорошо проработал, даже у одного хирурга консультировался. Живот ведь у человека такая штука хитро устроенная, если брюшную аорту не перебить, то часов шесть-семь точно протянешь. Я ж как думал, ножиком себя ткну пару раз, затем службу спасения вызову. Они через полчаса приедут, и все. А тут так вышло неудачно, из живота кровища ливанула, я растерялся, руки прижал, рану закрыть пытаюсь, весь в крови обляпался. Потом про телефон вспомнил, достал кое-как. Пока доставал, весь его в крови извазюкал. Он меня не узнает по отпечатку, все же заляпано, стал пароль вводить, так тоже экран в кровище, руки тоже, в итоге телефон вообще заблокировался. Вот тут-то мне страшно стало. — Так ведь в машине еще кнопка вызова есть, — напомнил Лунин. — Есть, только я так растерялся, что вчистую забыл про нее. Смотрю, кровь из меня льет, и я прям чувствую, как жизнь из меня выходит понемногу. Кое-как отпечатки свои с ножа стер, чувствую, все, сил нет больше. Думал на дорогу выйти, чтоб проезжающие увидели. Пару шагов сделал, ноги подогнулись, и я отрубился полностью. Очнулся, все как в тумане, вижу, машина стоит какая-то недалеко, а я даже крикнуть им не могу. — Да уж, — Илья достал из кармана наручники, — у меня, если честно, все это в голове не очень укладывается. Как вы только додуматься до такого смогли. — А чего там думать? — отозвался, не оборачиваясь, Веретенников. — Я хотел их наказать всех разом, как видите, получилось. — Не слишком жестокое наказание вышло? — Нормально. Я жил ради своей семьи, а оказалось, что никакой семьи у меня не было. Так что все по-честному, они мне жизнь разрушили, а я им. — Логично, — согласился Лунин, вставая с кресла, — вот только они все мертвы, а вы и сейчас неплохо себя чувствуете. — А вы знаете, как я себя чувствую? — пробормотал Веретенников. — Боюсь, это вне моей компетенции, — Илья встал за спиной Веретенникова, наручники в его руке негромко звякнули, — но у нас таких, как вы, отправляют на экспертизу, там есть люди, которые разберутся в ваших чувствах более тщательно. Хотя, скажу честно, на приговор суда это не повлияет. — Так до суда еще дожить надо, — отозвался Веретенников. Рапорт на выдачу огнестрельного оружия Лунин написал в свое время по совету Ракитина. Зачем ему нужен пистолет, Лунин точно не знал, однако Серега убедил приятеля, что настоящий мужчина, особенно сотрудник следственных органов, непременно должен быть вооружен. «Мы же с тобой на страже закона стоим, — объяснял Ракитин, — а что за стражники без оружия?» Какая-то логика в словах приятеля была, поэтому, получив табельное оружие, Лунин несколько дней гордо ходил на работу с кобурой под мышкой. Носить пистолет было неудобно, а под перевязью постоянно потела спина, поэтому, походив так некоторое время, Илья убрал пистолет в сейф, где он благополучно лежал до сегодняшнего дня. Доставая пистолет из сейфа, Лунин с досадой вспомнил, что оставил кобуру дома, но заезжать за ней не стал, не хотел терять время. Поэтому сейчас пистолет оттягивал правый карман брюк, из которого торчала рукоятка «макарова». Пальцы правой руки Лунина коснулись табельного оружия, но извлечь его из кармана времени уже не хватило. Веретенников резко обернулся. Тяжелая кованая кочерга описала в воздухе широкую дугу и ударила Лунина в выставленную в отчаянной попытке спастись руку. От удара Лунин закричал, пронзительным, удивительно тонким для солидной комплекции голосом, а сломанная рука безжизненно повисла вдоль туловища. — А ты думал, я с тобой сам пойду? — яростно оскалился Веретенников. — Упросу мало было. Кочерга вновь со свистом рассекла воздух, Илья отшатнулся назад, тщетно пытаясь уйти от удара. Металл порвал Лунину щеку и с силой обрушился на жалобно хрустнувшую от удара ключицу. Илья вновь вскрикнул и повалился на спину. * * *