В воздух взлетают искры, и в следующую секунду раздается громкий взрыв. Мальчик вылетает из жерла пушки, все еще крепко сжавшись в комок. Он переворачивается в воздухе, делает сальто и приземляется на тонкие маты. Он быстро сбрасывает лямки, погружая дымящийся рюкзак в огромный резервуар с водой на краю арены. Затем встает и убегает прочь, похоже, целый и невредимый. Сильвио медленно хлопает в ладоши. Я испытываю искреннее облегчение от того, что юноша все еще на ногах: возможно, в конце концов все будет не так уж плохо. Следующие четыре мальчика повторяют действия первого. Все они легко пролетают над ареной. Однако с шестым участником происходит что-то неладное. Он выглядит более нервным, чем все остальные, и ему труднее других удается забраться в темное жерло пушки, потому что его левая рука перевязана. — Ну, давай попроворнее, мальчик! — нетерпеливо рявкает на него Сильвио. — Если ты не можешь засунуть руку, мы запросто отломаем ее! Мальчонка, наконец, забирается в пушку, и сжимается в комок. Лицо его искажается от боли. При нажатии на рычаг пушка неожиданно не срабатывает. Нет ни искр, ни грохота выстрела, ни полета живого ядра. Техник, нахмурившись, приближается к помосту. Он поднимается по лестнице, бросает взгляд на окаменевшего от ужаса мальчика. Он что-то говорит ему, мальчик вылезает и встает на помост. Он вдруг поворачивается к той части арены, где прячусь я, и смотрит в мою сторону огромными пустыми глазами. Неужели он меня видит? Похоже, что да. — Что происходит? — требовательно спрашивает Сабатини. — Точно не знаю, — отвечает техник. — Возможно, недостаточно пороха. — Ну, так чего же ты ждешь? Добавь еще немного, придурок. Техник медленно зачерпывает порох из бочонка. — Ну, давай! — рычит инспектор манежа. — Быстрее! Техник сомневается. — На самом деле мы не должны менять количество пороха, — говорит он. — Пожарная безопасность и все такое. — О, бога ради! Сильвио поднимает большой бочонок с пола, ставит его себе на плечо и высыпает его содержимое в рюкзак на спине мальчика. Он не опускает бочонок до тех пор, пока лишний порох не начинает ручейком высыпаться наружу. Мальчик медленно забирается в пушку, а другой снова опускает рычаг. Ноль реакции. Сильвио Сабатини снова идет вперед. Он внимательно разглядывает пушку, а затем берет с пола бутылку. — Что это? — спрашивает он. — Жидкость для розжига, — нервно отвечает техник. — Вам это не нужно. В сочетании с порохом получится опасная смесь. Эти настенные покрытия легко воспламеняются. Не обращая внимания на его слова, Сабатини открывает бутылку и выливает жидкость на рюкзак, привязанный к спине мальчика. Становится настолько тихо, что слышно лишь журчание жидкости. Мальчик молчит, но я вижу его дрожь, когда он забирается в жерло пушки в третий раз. На этот раз искра вспыхивает мгновенно. Мальчик вылетает из пушки ревущим огненным шаром. Выстрел получился намного сильнее, и он пролетает маты, с грохотом врезаясь в стену напротив. Оранжевые панели быстро загораются, пламя облизывает их, поднимаясь все выше и выше, но охранник успевает залить их белой пеной из огнетушителя. Однако он не поливает ею мальчика. Тот все еще горит. Он вскакивает и как безумный мечется по арене. Наконец, заметив резервуар с водой, бросается к нему и забирается в него с головой. Слышится шипение. Над резервуаром поднимаются облачка пара. На помощь ему устремляются другие мальчики. — Стойте! — приказывает инспектор манежа. — Стойте, где стоите! Они растерянно смотрят на него, а затем на обожженного мальчика. — Если кто-нибудь из вас сдвинется с места хотя бы на один дюйм, вы все лишитесь жизни! — кричит он. — Репетиция закончена. Всем немедленно покинуть арену. Однако никто не двигается, все глядят то на Сильвио, то на мальчика, который жалобно кричит, сидя в воде. — Вон! — рявкает Сильвио. — Все вон с моей арены! Артисты поворачиваются и уходят. Он свистит в свисток, и появляются два охранника. Он показывает на кричащего мальчика. — Заберите его. — Куда, сэр? — Куда? Да все равно куда. Делайте с ним что угодно, просто избавьтесь от него. Бедного мальчишку вытаскивают из воды и уносят. Теперь на арене не остается никого, кроме инспектора манежа. Только он и затаившийся я. Сабатини стоит на арене, раскланиваясь и посылая воздушные поцелуи воображаемым зрителям, затем разворачивается и уходит. Я шумно выдыхаю, только сейчас осознав, что не дышал, наверное, несколько минут. Меня охватывает дрожь: я просто сидел на корточках и наблюдал, ничего не делая. Возможно, я мог бы остановить этот ужас, если бы встал и велел им не делать этого. Они должны были бы подчиниться — я имею в виду, «посмотрите, кто моя мать». Но я даже не пытался. Даже когда этот мальчик бегал, охваченный огнем по арене, я просто смотрел, как он горит. Хошико Стоило выйти за дверь, как от моей бравады не остается и следа. Я то и дело оглядываюсь. Вдруг двери сейчас распахнутся и охранники бросятся за мной вдогонку? Я бегом пересекаю двор, быстро сворачиваю на одну из узких тропинок и вскоре падаю на колени за стеной кустарника. О чем я думала, позволяя себе такое? Открыто выразить неуважение к кому-то из Чистых — значит, нарваться на неприятности. Я же только что оскорбила саму Вивьен Бейнс! Я нарочно была груба с ней. Я ей нахамила. Я хлопнула дверью. Она никогда мне этого не простит. Я только что подписала себе смертный приговор. Бен Во дворе пусто. Я не могу уйти, не увидев Хошико снова. Она не хочет, чтобы я здесь находился, вчера она предельно ясно дала мне это понять. Но я должен попытаться объяснить ей, что я не такой, как остальные Чистые. Я больше не такой. Когда я оглядываюсь, то замечаю на одной из узких дорожек, что ведут в сторону главного двора, лежащего на земле мальчишку. Я узнаю его — это мальчик из пушки. Его нельзя бросить здесь. Быстрым шагом я двигаюсь в его сторону. Мне кажется, что он мертв. Я осторожно прикасаюсь к нему, и он открывает глаза. Когда отнимаю руку, то вижу, что к ней что-то прилипло. Что-то похожее на хлопья — это его кожа. У него распухла нога, тело покраснело и раздулось от ожогов. Лицо покрыто синяками, один глаз заплыл, а рука вывернута под неестественным углом. — Давай я помогу тебе, — говорю я и осторожно приподнимаю его, чтобы прислонить к стволу дерева за его спиной. Он смутно понимает, что происходит. Мне кажется, мальчик вот-вот потеряет сознание. Если не хуже. Я достаю из сумки бутылку с водой и, опустившись на колени, выливаю на его сухие, потрескавшиеся губы несколько капель. Он протягивает руку и, схватив бутылку, жадно припадает к ней. Лишь выпив всю воду, он, наконец, открывает здоровый глаз. Увидев перед собой меня, Чистого, в ужасе втягивает голову в плечи. — Прости, — шепчет он. — Прости. — Все в порядке, не бойся, — говорю я. — Обещаю, я ничего тебе не сделаю. Из ссадины на его голове сочится кровь. Я осторожно вытираю ее рукавом рубашки, чтобы она не текла ему в глаза. Он затравленно оглядывается по сторонам. — Мне нужно внутрь, — шепчет он. — Позволь мне помочь тебе. — Нет! — Похоже, он в панике. — Если они увидят… — Здесь никого нет. Я помогу тебе и сразу уйду. Доверься мне. — Ладно, спасибо, — говорит он. — Но быстро. — Меня зовут Бен, — сообщаю я ему. — Как тебя зовут?