Это не внезапное осознание. Понимание очень медленно заполняет мой мозг. Она назвала его Бенедикт Бейнс. Та же фамилия. Нет, конечно нет. Я смотрю на него. Никакого семейного сходства не заметно, даже сейчас, когда я пытаюсь обнаружить его. У Вивьен Бейнс рыжие волосы и холодные как лед глаза. Он выглядит иначе. Но внешность может быть обманчивой. Это он был в тот вечер в ложе для особо важных персон. Почему я не поняла раньше? Он не может быть ее сыном, это невозможно. Вивьен Бейнс — это зло, самое настоящее зло. Он кажется совсем другим. Он помог мне на арене и теперь пытается спасти жизнь Анатолю. Наши взгляды снова встречаются. Его лицо уже не такое бледное, как раньше. Щеки покраснели, как будто он сильно смущен. — Бежим дальше, — быстро говорит он. — Ты сама сказала, что времени нет, что дорога каждая минута. Мы оглядываемся на женщину позади, на охранников, бегущих к нам, и мчимся дальше. — Быстро! — бросаю я ему. — Сюда! Мы устремляемся вперед по тропинке, но толку от этого нет — они настигают нас. Когда мне кажется, что все пропало, появляется он. Он бежит прямо к нам по другой дорожке. Рядом с ним охранники. Сильвио. Бен Я беспомощно смотрю на нее, когда они приближаются к нам с двух сторон. Мы полностью окружены. Конечно, мать не бежит. Она спокойно двигается в нашу сторону, пока Сабатини мчится на всех парах, резко размахивая руками. Он не знает, что делать или что сказать. Он смотрит на меня в замешательстве, с неуверенной улыбкой на лице, затем поворачивается к Хошико. В его глазах горит ярость. Мать подходит ближе, и я вижу бешеный гнев в ее взгляде, когда она смотрит на меня, смотрит на мою спутницу, смотрит на несчастного Анатоля. — Что ты делаешь? — снова рявкает она. — Почему несешь это грязное существо, Бенедикт? Не смотри себе под ноги, смотри на меня. Я поднимаю на нее глаза. Это тяжело, но я выдерживаю ее натиск. — Брось его, — говорит она. — Брось его немедленно и иди за мной. Ты в большой беде, мой мальчик. Я смотрю на Хошико, затем на мальчика на руках. Я даже не знаю, жив он или нет. — Я не брошу его, — говорю я и поднимаю голову. — Ему очень больно, мама, ему очень плохо. Он умрет, если мы не отнесем его к врачу. Может быть, он уже мертв. Пожалуйста, — умоляю я. — Пожалуйста, позволь мне помочь ему. Я поеду с тобой сразу после этого, обещаю. — Почему тебя беспокоит его жизнь? У нас нет времени на разговоры. — Извините, — говорю я инспектору манежа. — Мне нужно пройти. Он смотрит на мою мать. — Я так не думаю, — говорит он. Сабатини все еще не уверен, как ему следует обращаться со мной. Поэтому он обращается к Хошико: — Что здесь происходит? Та бросает на него сердитый взгляд, ее глаза пылают гневом и непоколебимой решительностью. Хошико даже не боится его. Она такая смелая. Я тоже хочу быть таким смелым. — Мы отнесем его к Амине, — говорит она. Сильвио смеется. — Я бы очень хотел увидеть, как ты пытаешься сделать это. — Он поворачивается к моей матери и почтительно опускает голову. — Мадам, я могу только извиниться. Если вы хотите забрать своего сына домой, то я займусь здесь всем остальным. Мать смотрит на него с тем же отвращением, что и всегда. — Эта девчонка-Отброс была откровенно груба. Груба со мной. — Она скептически усмехнулась. — Это неслыханная дерзость. И вот теперь она здесь, с моим сыном. Как именно ты займешься этим? — О, я преподам ей урок, который она никогда не забудет, — отвечает Сильвио. — Не волнуйтесь об этом. Я заставлю ее дорого заплатить за дерзость. — Очень хорошо, инспектор манежа, но я бы предпочла увидеть, как ее… уничтожат. Сейчас ведь самый подходящий момент? Она поворачивается к охранникам. — Нет! — кричу я. — Не надо! Пожалуйста! Сабатини делает шаг вперед. — Мадам, вы простите мне мою дерзость? У нее ведущая роль в Шоу Призраков завтра вечером. Может быть, вы позволите мне сохранить ей жизнь до тех пор? — ухмыляется он. — Это представление должно стать для нее более чем достаточным наказанием. Мать одобрительно кивает. — Очень хорошо. У тебя есть двадцать четыре часа. Если к тому времени она не умрет, я сама ее застрелю. Охранники, отведите моего сына к нашей машине. — Она поворачивается на каблуках и идет обратно по дорожке. Хошико Охранники тотчас окружают нас. Они забирают у Бенедикта Бейнса Анатоля, а затем пытаются утащить этого Чистого мальчишку с собой. Он сопротивляется, но они берут над ним верх — их пятеро, а он один. — Нет! — кричит он. — Нет! Оставьте ее в покое! Это не ее вина. Это моя вина! Я смотрю ему в глаза. Сначала я ненавидела его, но теперь это чувство исчезло. Что же он за человек? Я ненавижу его мать, но он другой. Он смело выступил против тирана. Вдруг я замечаю, что Анатоль ведет себя очень тихо. Глаза у него открыты и смотрят в пустоту. Он не шевелится. Меня охватывает ужас. Я поднимаю голову и вижу мерзко ухмыляющегося Сильвио. — О, как грустно, — напевает он мне, и от его голоса по моей спине пробегают мурашки. — Слишком поздно. Нет смысла нести его в лазарет! Какая трагедия. Когда меня оттаскивают от бездыханного тела Анатоля, по моим щекам катятся слезы — слезы печали, гнева, отвращения. Бен Я вырываюсь из рук охранников и убегаю по дорожке. Они бросаются за мной следом, но я успеваю заметить, как другие верзилы утаскивают ее. Потом я замечаю безжизненное тело мальчика на земле. Охранники быстро догоняют меня, хватают и тащат за собой обратно к выходу. — Я спасу тебя! — кричу я ей. — Я не позволю им причинить тебе боль! Меня заталкивают на заднее сиденье машины, где уже сидит моя мать. Она смотрит прямо перед собой. — Я ненавижу тебя, — говорю я ей и повторяю снова. — Я ненавижу тебя. Она смеется. — Бенедикт, ты думаешь, что сейчас меня ненавидишь, но когда-нибудь ты поймешь, что все, что я когда-либо делала, было исключительно ради твоего блага. Ты еще подросток. Я полагаю, что в твоем возрасте бунтовать против окружающего мира естественно, но у тебя уже было небольшое приключение, ты достаточно повеселился. Тебе следовало знать, насколько бесполезной была твоя попытка бегства. Стэнли работает на меня, Бенедикт, а не на тебя. Он позвонил мне сразу после того, как нашел записку. Он избежит наказания по этому поводу. Нам нужно вернуться домой, забыть об этом недоразумении и заняться делами в реальном мире. Я отворачиваюсь. Какой смысл отвечать? Она никогда не будет слушать меня. Она никогда не позволит себе проявить сострадание. Это означает возможность снова стать человеком, а на это она никогда не пойдет. Она превратилась в камень. Камень, лед и сталь — вот кто она такая. Я же изменился. Я закрываю глаза и разговариваю с Хошико, разумеется, мысленно, как будто я молюсь ей.