— Да, подтверждаю, — сдержанно отвечает Бьёрн Грот. — А что? — О’кей, тогда я поставлю вопрос иначе. У вас вообще были с ним контакты? Когда-либо, каким-либо образом, по какому-либо делу. — Конечно, иной раз мы с ним сталкивались, остров-то невелик. Перекидывались словечком-другим насчет погоды и ветра, но и только. К чему вы клоните? В голосе сквозит легкая неуверенность, едва уловимая, но Карен знает, Карл тоже ее заметил. Не сводя глаз с Грота, она краем глаза видит, что Карл подался вперед, и позволяет ему задать вопрос: — Как же тогда вышло, что Фредрик Стууб посылал вам мейл? Он достает распечатку мейла Стууба и одновременно по памяти читает текст, слово в слово: – “У меня есть информация, которая может положить конец Вашим планам расширения. Свяжитесь со мной как можно скорее”. Что-то непохоже не разговор о погоде и ветре. Мужчина перед ними мгновенно преображается. Обмякает. Повесив голову, снова смотрит на свои перепачканные краской пальцы. Молчит. — Что именно имел в виду Фредрик Стууб? Что могло похоронить ваши планы? — Ничего. — Ничего? Думаете, мы поверим? — Верьте, не верьте — дело ваше. — Ладно, но сейчас мы хотим не верить, а знать. И узнаем, рано или поздно, так что лучше расскажите. Вы связались с Фредриком, как он просил? — Нет. Мне нужен адвокат. Я передумал. Карен вздыхает. — Будьте добры, ответьте. — У меня нет комментариев. Я не знаю, о чем шла речь, и не связывался с Фредриком Стуубом. Мне нужен адвокат. — Что ж, тогда мы продолжим разговор завтра. Или, скажем, утром в понедельник? В понедельник в здешнем квартале будет полно политиков. И вы рискуете столкнуться с людьми, у которых есть к вам вопросы. Можете рассказать сейчас или вернуться в понедельник, если вам так удобнее. Рано или поздно вам все равно придется нам ответить. Карен откидывается на спинку стула и ждет, глядя, как Грот пытается сделать выбор. — Ладно, — наконец говорит он. — Я звонил ему. — То есть вы звонили Фредрику Стуубу? Когда? — Девятнадцатого, в тот же день, когда пришел мейл. Я думал, он сызнова об этой треклятой дороге. — Можете немного рассказать об “этой треклятой дороге”? — вкрадчиво говорит Карл. — Старикан был с придурью. — Бьёрн Грот разводит руками. — Втемяшил себе в башку, что новая дорога, которую мы планируем построить, создаст угрозу для этих окаянных мегалитов. Он постоянно там ошивался и вел себя так, будто это его частная собственность. — Так он был прав? — вставляет Карл. — Новая дорога и конференц-центр безусловно могут оказать сильное воздействие на… памятники древней культуры. Бьёрн Грот фыркает: — Эти камни простояли там две тысячи лет и прекрасно переживут дорогу, которая пройдет почти в километре от них. Да, мы планировали проложить ее ближе, но ведомство по культуре и окружающей среде выступило против, мы изменили проект, и он был одобрен. Обойдется намного дороже, но одобрен. И Стууб это знал. — Что же он сказал, когда вы позвонили? — Ничего. Карен чувствует растущую досаду и открывает было рот, но Грот перебивает: — Я сказал, что у него будут большие неприятности, если я отнесу его мейл в полицию. Ведь это очень смахивает на шантаж. — И на это он ничего не ответил? — Ну, он сказал, чтобы я не завирался, он никому не угрожал, но если захочет, то вправду может пригрозить. После чего швырнул трубку, я слова сказать не успел. Говорю же, старикан был с придурью. * * * — Н-да, и что прикажешь об этом думать? — спрашивает Карен, после того как Бьёрн Грот ушел. Усталым жестом она отводит от глаз прядку волос, щурится на мигающее освещение. — Лично мне хочется пива и хорошую порцию виски, — со вздохом отзывается Карл. — Любого, только не гротовского. 48 — Боже милостивый, что это? Карл Бьёркен наклоняется вперед, поворачивает шею, чтобы глянуть в боковое окно. Они свернули с магистрального шоссе, прямо перед указателем, отмечающим границу между округами Скребю и Гудхейм. Четырехэтажная постройка из желтовато-белого песчаника, которую Карл рассматривает со смесью любопытства и недоверчивости, грозно вырастает перед ними все выше и выше, чем ближе они подъезжают. Само здание, не считая размеров, совершенно заурядное — этакий огромный коробок, поставленный на попа. То, что приводит на ум открытку скорее с изображением немецких Альп, а не исхлестанных ветрами ноорёских пустошей, — это устремленные в уныло-серое небо четыре башни, которые, словно мощные столпы, высятся вокруг центрального здания. И каждая башня увенчана чем-то вроде средневекового бруствера. — Хусс, давний владелец угольных разработок, построил его в начале минувшего века, — говорит Карен. — Символ мании величия, по-моему. — Или чертовски маленького члена, — смеется Карл. — Возможно. “Комплекс”, так его называют на острове. Говорят, Хусс так никогда и не понял двойного смысла. Карен сбрасывает скорость, сворачивает на прямую, как стрела, подъездную аллею, окаймленную голыми каштанами. — Ясное дело, ему и подъездная дорога требовалась внушительная, — добавляет она и медленно едет по аллее, поглядывая на дом. — Летом здесь, наверно, красиво. — Ты раньше здесь не бывала? — Нет, только проезжала мимо по магистрали. В детстве мне этот дом очень нравился, казался похожим на сказочный замок. — Н-да, теперь вряд ли есть сходство, — сухо роняет Карл. — Глянь на фасад. Они огибают насаждения, окружающие что-то подозрительно похожее на замерзший пруд с карпами, и останавливаются перед большой каменной лестницей. Карен заглушает мотор и, наклонясь вперед, смотрит в лобовое стекло на разрушающийся песчаник. Издалека “Комплекс” все еще наводит на мысль о замке, но теперь, помимо повреждений фасада, виден даже тонкий слой черной угольной пыли. — Сырость, — говорит она, — и угольная пыль. Никакими силами не отчистить, и хуже всего дело обстоит здесь, наверху, поблизости от разработок. Ладно, оставим это на потом, — добавляет она, взглянув на часы. Без нескольких минут пять. Если повезет, через час они уедут отсюда. Они успевают подняться только до середины каменной лестницы, когда одна половина широкой двустворчатой двери отворяется и навстречу выходит Уильям Трюсте. — Полагаю, вам не составило труда добраться сюда, — говорит он с широкой улыбкой, протягивая руку. — Мне в наследство достался отнюдь не скромный домишко. — В детстве я наглядеться на него не могла, — говорит Карен. — В ту пору он казался мне замком. Да и по сей день… внушительный. Уильям Трюсте тихонько смеется: — Можете не деликатничать. В отличие от моего предка мы прекрасно сознаем, что́ имел в виду народ, когда окрестил этот кошмар “Комплексом”. — Наверно, отопление стоит больших денег, — говорит Карл, оглядываясь в огромном холле. — Мы используем лишь четверть помещений. Половину нижнего этажа и половину второго, вполне достаточно для нашей маленькой семьи, остальное заперто. Гроты, конечно, платят мне хорошие деньги, так что я не жалуюсь, но, чтобы прогреть весь дом, потребуется, наверно, втрое больше. Пройдемте в комнаты? Жена ждет в гостиной. Они проходят через холл, откуда широкая лестница с кожаными перилами ведет на площадку, чтобы затем разделиться на две лестницы поменьше и покруче. — Мы занимаем южную часть дома, — говорит Уильям Трюсте, показывая на левую часть лестницы. — На втором этаже у нас спальни и ванная. Прошу вас, сюда! Он ведет их мимо лестницы, затем мимо приоткрытой двери, за которой, по-видимому, находится кабинет. Карен отмечает кухню в другом конце длинного коридора и, за перегородкой, еще одну лестницу, на сей раз ведущую вниз. — Вообще-то мы заняли ту часть дома, где в добрые старые времена помещалась прислуга, — поясняет Трюсте. — Эта лестница ведет в подвальные помещения — продуктовую кладовую и старый винный погреб. У меня там найдутся по-настоящему изысканные вина, но полагаю, вы при исполнении, и соблазнять вас не стоит. — Увы, — говорит Карл. — Значит, здесь ценится не только виски, даже у начальника винокурни? — Я называю себя смешанным “злоупотребителем”, — смеется Уильям Трюсте, открывая дверь в удлиненную гостиную. — Позвольте представить вам мою жену. Хелена, это полицейские инспекторы Карен Эйкен Хорнби и Карл Бьёркен.