Не знаю, что там произошло и как так получилось, но разведка немцев, практически без боя преодолев оборону 3-го батальона, прорвалась к штабу полка. Дело там дошло до рукопашной. Защищая КП, там погибло почти все командование полка и батальона. Полк возглавил комбат-1 капитан Потапов, который и организовал разгром разведки противника. Отпраздновать победу нам не дали – следовавшие за головным дозором мотопехота и артиллерия развернулись и атаковали. С большими потерями немцы были остановлены и отброшены на исходные позиции. Тяжелый артиллерийский снаряд попал в батальонный КП, погубив руководство батальона, к которому мы были приписаны. Позже, при отражении новой атаки пехоты немцев, под прикрытием артиллерии, вплотную приблизившейся к нашим окопам, полегло большинство бойцов и оставшихся в строю командиров батальона, поднявшихся в контратаку. Слава богу, что мои парни, повинуясь командам, никуда не дернулись из окопов и прикрывали своим огнем нашу пехоту, а то точно бы все плачевно кончилось. Прорвались бы немцы через те ошметки, что у нас остались. Тем более что несколько танков, прикрываясь остовами подбитых машин, попытались расчистить дорогу для прохода бронетехники и разминирования дороги. Расчеты противотанковых ружей вовремя это заметили и сорвали эту попытку, выведя из строя еще несколько танков врага. Связь между батальонами и штабом полка была прервана. Часть личного состава рванула в тыл, остановить их было некому. В строю батальона остались всего 2 командира – я и младший лейтенант Володин, взводный из маршевого пополнения. Пришлось принимать командование батальоном на себя, а Володин стал моим заместителем и начальником штаба. Взводы и роты, потерявшие своих командиров, возглавили мои бойцы. До обеда немцы еще дважды атаковали и каждый раз, получив по зубам, откатывались, оставляя на поле десятки трупов в серых мундирах. В какой-то момент боя немецкая артиллерия резко замолчала. Затем в стороне, где она была развернута, раздалось несколько мощных взрывов. Засадный полк выполнил свою задачу. В перерыве между атаками на наш участок обороны прибыл капитан Потапов. Узнав о положении дел в батальоне, он утвердил мои решения. Отозвав меня в сторону, он сообщил, что недалеко от полкового КП на дороге была найдена легковушка с несколькими погибшими сотрудниками НКВД, в том числе и оперативником из особого отдела дивизии. Кроме удостоверений личности и оружия, у них с собой ничего не было. Вполне возможно, что парни были по нашу душу. Даже если это и так, что нам делать? Никакого письменного приказа у оперов с собой не было, а оставлять позиции перед лицом врага нельзя. Забрав удостоверения и планшетку себе, я вернулся к исполнению своих обязанностей. Немцы обиделись и вызвали авиацию. Над нами появилась девятка Ю-87, которые, встав в «карусель», начали нас обрабатывать, укладывая авиабомбы прямо в траншеи и расстреливая из пулеметов выявленные очаги обороны. К ним присоединилась и молчавшая до этого артиллерия. Тяжелые снаряды, авиабомбы и мины рвались, разрушая окопы, позиции противотанкистов, минометчиков и зенитчиков. Зенитчики и пулеметчики пытались отбиваться, но создать «зонтик» имеющимися средствами было просто невозможно. Полк нес тяжелые потери. Два с половиной часа, чередуя минометные и авианалеты, немцы избивали наши позиции, а затем снова была атака танками и пехотой. Остатки полка огрызались огнем уцелевших пулеметов, бутылками с зажигательной смесью и пулями, старались не допустить врага к своим окопам. Оставив на поле боя еще 4 танка и 5 бронетранспортеров, а перед траншеями несколько сот своих солдат, ближе к вечеру немцы наконец-то успокоились, откатившись назад, стали окапываться. К концу дня общие потери врага оценивались до батальона пехоты, 12 танков и десятка бронемашин. Правда, и от полка тоже мало что осталось – роты насчитывали по десятку человек, была выбита почти вся артиллерия. Уставшие за день, оглохшие от взрывов бомб и снарядов, пулеметной и артиллерийской стрельбы, перебинтованные грязными бинтами, но не сломленные бойцы лопатками и касками очищали окопы от земли, чистили оружие, откапывали и вы носили в тыл погибших и раненых, готовились к новому бою. С наступлением сумерек враг прекратил артиллерийский и минометный обстрел. Видимо, их командование решило, что после сегодняшнего дня обороняющиеся сами оставят свои позиции и отойдут, как уже не раз было. Ну и зачем тогда попусту жечь снаряды? В воздухе стоял запах дыма от сгоревшей техники, пороха, трупов. Легкий ветерок сносил все эти «ароматы» в сторону, потихоньку очищая воздух от примесей. Где-то в лесу застучал свою дробь дятел, и молчавшие весь день птицы, напуганные выстрелами и разрывами снарядов, стали возвращаться на покинутые места, снова заводили свои песни. Жизнь продолжалась. За день батальон истратил почти все имевшиеся боеприпасы. Их подвоза не ожидалось, поэтому нужно было озаботиться сбором оружия и боеприпасов у погибших, в траншеях и на поле боя. В своих окопах до наступления темноты мы это сделали, но еще оставались те, что лежали на поле боя. Зачем же добру пропадать! Летние ночи короткие, так что парням не удастся выспаться. Выдвинув ближе к немецким позициям «секреты», сформировали несколько групп по 10 человек с задачей собрать все необходимое с убитых. Назначив своих сержантов Ермакова и Петрищева старшими групп, определил им фронт работ. Одного направил к разбитой колонне, а второго на поле между нашими и немецкими окопами. Саперов, входивших в состав групп, попросил по возможности заминировать подбитую немецкую технику. Так как немцы ее постараются вытащить и отремонтировать, а нам оно надо?! Вооружившись пистолетами и гранатами, взяв плащ-палатки и веревки, бойцы уползли. Оставив вместо себя сержанта Еремеева с бойцами прикрывать уползших, я пошел по окопам проверять, как восстанавливаются позиции. Часть бойцов во главе с Володиным сносила погибших в большую воронку, оставшуюся на позициях противотанкистов. Остальные собирали и чистили оружие и боеприпасы. Добравшись до позиций своих пулеметчиков, увидел искавшего меня Горохова. Днем он с бойцами хозвзвода, пограничниками и новобранцами при 5 пулеметах держал оборону на левом фланге у края болота. – Живой, здоровый! – радостно приветствовал он меня. – Наши почти все целы, правда, половина раненые, многие повторно. Рюкзак твой цел, его архаровцы охраняют. Наш обоз в целости, хоть и пострадала пара повозок во время авианалета. Батальонному досталось больше. Немцы дважды пытались прорваться у гати, но мы их при помощи снайперов и егерей остановили и отбросили назад. Снайпера и егеря почти все живы и здоровы, весточку с той стороны прислали. От двух пар пока сведений нет, но, может, они просто на место сбора опаздывают. Трое егерей, прикрывая отход остальных, погибли. Тут-то многих побило? – Много. Тяжелый денек выдался, но выстояли. Ты, Петрович, – прервал его я, – давай принимай под свое крыло батальонный обоз и организуй ужин на весь личный состав, который с утра ничего не ел. Что-то пробормотав себе под нос и взяв с собой 5 человек, он пошел в тыл. Добравшись до остатков блиндажа командного пункта, послал Никитина собрать по ротам данные о потерях и наличии личного состава, вооружения. Наступившая летняя ночь скрывала наши поисковые группы, и только небольшой шум, металлический стук и периодический тихий мат в исполнении Еремеева и кого-то из бойцов, доносившийся из передового окопа, говорили о том, что работа по сбору трофеев и выносу тел павших идет полным ходом. Немцы активности не проявляли, по докладам наблюдателей, в окопах у них только дежурные пулеметные расчеты сидят и периодически пускают осветительные ракеты. И что самое удивительное, огня по нейтралке не открывают. Видно, тоже с патронами не очень, а может, тоже своих разведчиков туда пустили. Сняв каску и присев у входа в блиндаж, стал набивать диски и рожки к своему ППД. Целый «цинк» с патронами, стараниями Никитина, дожидался меня. За день я расстрелял все, что носил с собой на разгрузке и портупее. Отовсюду по траншеям раздавался тихий шум разговоров, смеха, звяканье металла – люди отходили от ожесточения боя. Закончив с набивкой, наслаждаясь летней ночью, еще немного посидел в одиночестве, отходя от событий прошедшего дня. Перстень на пальце светил мягким, видимым только мне синим цветом. Ночное небо, усыпанное миллиардами далеких звезд, манило к себе. Относительная тишина и спокойствие вокруг, словно кокон, окутывали мое уставшее тело. Все это расслабляло и убаюкивало. Веки наливались тяжестью. Хотелось плюнуть на все, закрыть глаза и отдаться сну и заслуженному отдыху. Но увы. Дел было по горло, мысленно вздохнув, вынырнул из своих мыслей об отдыхе и пошел на НП саперов. Народ там расслаблялся, прикладываясь к фляжке со спиртом. Что ж, имеют право принять по граммульке на душу за победу, да и павших в бою помянуть. Они за день восемь человек потеряли. Сегодня минные ловушки сработали как надо, но нужно было подумать и о дне завтрашнем. Саперный старшина оказался жив, хоть и получил осколочное ранение руки. Запасов мин у них не было. Я предложил ему использовать в качестве фугасов артиллерийские снаряды, притащенные в нашем обозе. Как и что делать с ними, он знал. Мы быстро наметили места закладки фугасов. Собрав остатки своей команды, старшина увел ее в ночь. Пока я отсутствовал, разрушенный прямым попаданием снаряда и авианалетом КП батальона, силами связистов и нескольких бойцов, был приведен в относительный порядок. Его расчистили от мусора и земли, вынесли погибших и сейчас старались восстановить связь между подразделениями и полком. Здесь меня и нашел Горохов, сообщивший, что батальонный обоз сильно пострадал, осталась лишь пара кухонь и десяток повозок, при этом в кухнях готовить нельзя, они повреждены осколками. В целости осталась только наша отрядная кухня, а в ней на всех приготовить пищу сразу не получится, только если посменно. Есть несколько ящиков с тушенкой и брикеты с гречневой кашей. Можно их и питьевую воду раздать по ротам. Патронов и «зажигалок» осталось мало, гранат нет вообще. Мин к минометам всех калибров набралось штук 300. Артиллерийских снарядов есть немного, а вот целых орудий только одно. Остальные разбиты или повреждены. Из артиллеристов уцелел десяток человек, которые пытаются восстановить еще одно орудие, снимая запчасти с поврежденных. Елена готовится к отправке раненых на полковой медпункт. Всего их около ста человек, много тяжелых. По ее докладу до утра десяток человек не доживет. Доложив, Петрович убежал контролировать раздачу пищи. Связи с полком так и не было. Отправив телефонистов ее восстанавливать, присел на пустой патронный ящик у входа в блиндаж и решил расслабиться. Не дали! Прибежавший Никитин доложил о выполнении задания и стал диктовать ефрейтору Николаеву, единственному уцелевшему на КП, сведения для суточного донесения. «За день в батальоне погибло 123 человека, 72 с тяжелыми ранениями и 28 с ранениями средней тяжести отправлены в санчасть. В строю осталось сто семь человек, в том числе два командира. Дезертировало 93 человека. Из тяжелого вооружения сохранились 2 крупнокалиберных пулемета, 3 «максима», из которых 2 исправны, а третий можно отремонтировать, 3 – ДП-27 и 4 MG-34». Отдельно от батальонного они приготовили и донесение о действиях моей роты. Прочитав и подписав донесения, отправил Никитина с ними на КП полка. Немного за полночь вернулись наши группы, собиравшие оружие. Володин, закончив похороны погибших и отпустив людей отдыхать, вместе с командирами рот и уцелевшими сержантами пришли на КП. Присев на чем придется, получили от Горохова по банке с тушенкой и кружке с горячим чаем, все, достав ложки, стали есть. Насытившись поздним ужином, закурили. Доклады о положении дел в подразделениях начал сержант Михайлов, старший из оставшихся артиллеристов. Он сообщил, что из артиллерии уцелело одно 45-мм орудие и два моих 82-мм миномета; совместными усилиями из разбитых и поврежденных пушек к утру можно собрать еще одно орудие Зи С-2; боеприпасы есть – насобирали по позициям; расчеты собраны, но не хватает подносчиков. За ним продолжили доклады ротные. Они сообщили о результатах дня и сборе трофеев, количестве личного состава, наличии вооружения. В ротах осталось всего по 20–40 человек. Траншеи в основном восстановлены. Телефонная связь между ротами и КП восстановлена. Погибшие похоронены, списки и документы на них переданы Никитину. Личный состав, кроме наблюдателей и дежурных пулеметчиков, отведен во вторую линию траншей для отдыха. По окопам собрано около 200 «мосинок», немного гранат и патронов, имущества, продукты, каски. Патроны отданы пулеметчикам, а гранаты розданы на руки личному составу. Ермаков с Петрищевым доложили, что их группы трофейными гранатами заминировали все подбитые танки и БТРы. Взяты трофеи: 16 пулеметов MG-34 и ДТ с запасными лентами, коробками, дисками и запчастями; 12 автоматов; 211 винтовок Маузер-98К; 2 снайперские винтовки СВТ, 16 пистолетов, бинокли, гранаты и патроны. С подбитой техники удалось снять 5 радио станций и несколько аккумуляторов. В ходе поиска добили немецких раненых, т. к. пленных брать толку никакого. Удалось собрать разной амуниции, продуктов по сухарным сумкам. После этого достали портфель и два ранца, набитых солдатскими книжками и жетонами убитых. В портфеле нашлись несколько бутылок с коньяком, палка копченой колбасы и какие-то документы. Бутылками и колбасой тут же завладел Петрович. – Что добру пропадать? – смотря на меня, спросил Горохов. Получив согласие, он открыл бутылки и стал разливать коньяк по кружкам. Не чокаясь, выпили, закусывая кусками колбасы, затем еще. По телу разлилось тепло, согревая и расслабляя душу. Разделив трофеи по ротам, излишки приказал сдать Горохову на хранение. Туда же отправили собранное продовольствие, трофейные документы, амуницию и все советские винтовки, передав оставшиеся к ним патроны пулеметчикам. В завтрашнем бою будем использовать трофейное оружие. Поговорив еще о прошедшем дне, уточнив действия на завтра, допив и доев оставшееся, отправил всех по своим местам отдыхать и готовиться к завтрашнему бою. Он обещал быть таким же горячим, как и предыдущий. О том, что завтра может стать последним днем нашей жизни, никто не стал ничего говорить. Все и так прекрасно это понимали. Приказ на отход так и не поступил. Горохов предложил спать в окопе, куда бойцы принесли лапника. Я согласился. Предупредил дежурных, что нас надо поднять в 5 утра. Взяв плащ-палатки и положив под голову вещмешки, мы стали устраиваться спать, оставив в блиндаже Володина, дежурных наблюдателей и связистов. Не успели мы устроиться, как в сопровождении Никитина, связистов и нескольких бойцов пришел капитан Потапов. Уставший, в запыленной форме, с перевязанной рукой, он спустился в блиндаж и, увидев термос с водой, попросил кружку. Получив требуемое, большими глотками молча выпил сразу несколько кружек воды. – За весь день почти ничего не пил. Докладывай, что тут у вас, – обратился он ко мне. – Товарищ капитан! – опередив меня, обратился к нему Горохов. – Может, перекусите? У нас тут тушенка и галеты есть, чайку подогреем! Не дожидаясь ответа, достал из вещмешка пару немецких банок с тушенкой, пачку галет и послал одного из связистов подогреть котелок с чаем на трофейной спиртовке. Видя все это, Потапов только и смог сказать: – Хорошо вы тут устроились. Выслушав мой доклад о положении дел в батальоне, он стал рассказывать о дневном бое и положении в полку. Днем немцы, смяв охранение, по гати через болото обошли позиции 1-го батальона и ударили через позиции противотанкистов ему в тыл. Только контр атака находившихся на второй линии обороны бойцов 3-го батальона спасла положение. Прорвавшиеся немцы были частично уничтожены, частично загнаны в болото, где до сих пор и находятся, нависая над нашим правым флангом и угрожая очередным прорывом. В 1-м и 3-м батальонах огромные потери. Часть бойцов, так же как и у нас, струсила и дезертировала, задержать и собрать их не удалось. Командование остатками 1-го батальона принял на себя командир 2-й роты лейтенант Кулаков – из севостьяновских окруженцев. Батальон смог удержать свои позиции только благодаря действиям окруженцев. Ротами, как и у нас, командуют сержанты. В строю полка без учета моих чекистов осталось чуть больше 420 человек, многие из которых ранены. Средств усиления и тяжелого вооружения – кроме нескольких противотанковых орудий и моих минометов – практически не осталось. Боеприпасы к ним есть, но вот артиллеристов в расчетах мало. Связи с дивизией нет. Послано несколько конных посыльных с донесением о положении дел. Сведений от них пока нет, возможно, к утру что-то прояснится. Поставленную задачу – остановить противника на этих позициях – полк выполнил. Удерживать позиции имеющимися средствами практически невозможно, но приказа на отступление нет. Поэтому утром придется держать оборону тем, что осталось. Немцы знают о расположении наших минных полей и сегодняшних ошибок уже не совершат. Наступать, видимо, будут во фланг 1-го батальона через болото, где они закрепились. Но там саперы фугасами из артиллерийских снарядов постарались закрыть им проходы. Кроме того, Кулаков переместил туда часть своих бойцов. 3-й батальон занимает прочные позиции. Резервов нет, вероятность получения подкреплений мала. С наступлением темноты часть тяжелораненых на уцелевших повозках отправили в тыл, а в медпункте еще остается около 200 человек, в том числе и из нашего батальона, и их тоже нужно срочно эвакуировать. Так что держаться придется до конца… С благодарностью кивнув Горохову, подавшему кружку с горячим чаем, Потапов с усмешкой спросил: – Трофеев много собрали? Делись! Доложив об итогах сбора трофеев, уменьшив данные пополам, я пожаловался на отсутствие боеприпасов. Потапов приказал передать часть трофеев в другие батальоны. Там положение хуже, чем у нас. Пока мы разговаривали, Горохов принес вещмешок и немецкую фляжку и со словами: «Потом поедите» – передал все ординарцу Потапова. Проверив связь и тепло попрощавшись, Потапов с бойцами ушел на свой КП. Проводив командира полка, мы стали вновь устраиваться спать. Война войной, а отдыхать надо, тем более что утром предстоит вновь бой. Укладываясь на дне окопа, спросил Петровича: – Ты что там Потапову положил? – Да так, немного продуктов да фляжку шнапса. Пусть подкрепятся, у них с едой плохо. Что-то не видел я кухонь в их тылу. Командир он неплохой, я тут с бойцами, что его сопровождали, поговорил. Остатки 3-го батальона он сам в контратаку водил, 6 немцев из пистолета уложил. А рану ему немец в рукопашной штыком пропорол. Кроме того, кто-то ему в спину стрелял, да только бок поцарапал. – Установили, кто стрелял? – Нет. – Ты с утра пораньше отправь пяток пулеметов с боеприпасами, десяток автоматов, гранат и еще что сам решишь в 1-ый батальон и для 3-го что-то выдели. Насчет кухни тоже надо решить, отдай одну, может, парни восстановят, чего им голодать. – Сделаю, – ответил Горохов. – Петрович, ты мне вот что скажи. Ты чего к Елене спать не пошел? – Да так, поцапались слегка. Я ей предлагал домой ехать, а она не хочет. Говорит, что здесь со мной останется. Баба она хорошая, да никак не поймет, что ее тут убить или покалечить могут. Ну и поругались. – Ясно все с вами. Прав ты, Петрович, не бабское это дело – на войне быть. Им солдат рожать надо и своих мужиков дожидаться, а не тут наше дерьмо собирать. – Вот и я о том же, – пробормотал Петрович и тут же уснул, размеренно засопев. Лежа на дне окопа, я смотрел на звездное небо. Сотни миллионов звезд на небосводе сверкали и манили к себе. В тон небу на пальце мягко светил перстень. Своим светом и теплом он словно убаюкивал и говорил, что все будет хорошо. Я лежал и думал, что где-то там, среди вечного вакуума, на какой-нибудь планете вот так же, лежа на земле, какой-нибудь «другой» лежит и отрешенно смотрит в небо на далекие звезды и между нами так много общего. Может быть, он тоже думает о новом мире, существах с других планет или о том, что все будет хорошо. Наверняка эти или подобные мысли есть, были и будут у всех разумных существ, всегда и везде… Незаметно для себя уснул… Глава 13 Засада, день второй Проснулся рано. На улице было еще темно, но на востоке уже алел рассвет, звезды меркли на небосводе. На часах было 4. Хотя и поспал совсем чуть-чуть, но чувствовал себя свежим, хорошо отдохнувшим и готовым к новому дню. Петровича рядом уже не было, видимо, убежал куда-то по своим делам. На КП кто-то покашливал, что-то тихо бубнил связист. Вставать не хотелось. В иное время поспал бы еще часика 4, не меньше, но надо вставать – война никуда не делась. Тут она, совсем рядом – так с километр по прямой и напоминает о себе очередными осветительными ракетами с немецкой стороны и автоматом, что лежал рядом. Полежав еще немного на лапнике и потянувшись, опираясь на дно окопа, присел. Перстень мягко светился голубым светом на пальце. Странный он все же. Постоянно цвет меняет: то зеленый, то синий, вчера вот был фиолетовым, а сегодня голубой. С чего бы это? И ведь его, кроме меня, похоже, никто не видит. Мою привычку носить перчатки многие из старой гвардии переняли. Хотя сначала и считали чудачеством, но распробовали, поняв, что они защищают руки от мелких ранений и ссадин, теперь сами обзавелись похожими. В Пружанах и Бобруйске набрали себе на складах. Вот еще странность. Когда я ложился спать, вообще-то сапог не снимал, а тут сапоги сняты и стоят рядом, чистые, начищенные, со свежими портянками, накрытые от росы куском плащ-палатки. Интересно, кто это тут расстарался? Наверняка Петрович, больше некому! На все-то у него есть и время, и правильные мысли. Не то что у вас, товарищ комбат, а еще командир и т. д. Самокритика подействовала. Намотав портянки, надел сапоги. Вообще это приятно – утром, на свежую голову, надеть свежие портянки, чистые сапоги. Прям жених, да и только. Вот только побриться, одеколоном освежить, и можно в ЗАГС. Что-то мысли у меня с утра игривые, на женщин потянуло, не к добру! Хотя привести себя в порядок не мешало бы. До утренней круговерти еще было время, вполне можно успеть это сделать. С этими мыслями я собрал свои вещи, повесил на плечо верный ППД и направился в блиндаж. Там, кроме борющихся со сном наблюдателя и телефониста, все спали. Большинство так и не выпустили из рук оружия. Махнув рукой дежурным, чтобы они не шумели, я тихонько подошел к наблюдателю и выслушал его доклад. – За ночь ничего существенного не произошло. После полуночи с немецкой стороны на поле выдвигалось несколько групп – видимо, искали раненых. На дороге тоже кто-то копошился, но после обстрела с нашей стороны они вернулись к себе. Немцы отвечали пулеметным огнем и обстреляли из минометов наши огневые точки (я и не слышал, словно уши заложило!). Затем успокоились и до сих пор себя ничем не обнаруживают. Только периодически пускают осветительные ракеты да постреливают в нашу сторону из пулеметов. Связь со штабом полка есть. Володин час назад вернулся с обхода позиций. Приходили за трофеями посыльные от 1-го и 3-го батальонов. Старшина им выдал и недавно ушел будить поваров. Разведчики выходили на связь, но старшина запретил вас будить. Они сообщили, что часть пехоты немцев окапывается напротив нас, из деревни по дороге на северо-запад в сопровождении нескольких бронетранспортеров ушла большая колонна автотехники с ранеными, а танки и грузовики с пехотой уходят по дороге на юг. Поблагодарив дежурных, предупредил, что пошел по позициям, а потом к тыловикам. Обход линии окопов продлился недолго, парные часовые бдили на постах, внимательно всматриваясь в предрассветные сумерки. Опознав меня, они тихо докладывали обстановку, а я, выслушав их, стараясь не будить отдыхающих, двигался дальше. На дне окопов и в ячейках, завернувшись в плащ-палатки и шинели, положив под голову вещмешки и каски, спали мои бойцы. Лишь несколько человек уже встали и потихоньку готовились к новому дню – чистили оружие, снаряжали магазины и раскладывали гранаты… На позиции артиллеристов тоже все было в порядке, только часовой, прислушиваясь к уходящей ночи, прохаживался у спрятанной под масксеть пушки. За ночь артиллеристы восстановили старые позиции батареи – на орудийные дворики вновь были установлены разбитые орудия, с использованием дерева приведенные во внешний порядок. Определить, где орудия, а где их имитация, со стороны было практически невозможно. Немцам, чтобы быть уверенными в подавлении нашей артиллерии, придется потратить время, снаряды и бомбы на эти позиции. Мои минометчики ночью тоже не сидели без дела и к своим старым позициям добавили еще несколько, используя под них воронки от бомб и снарядов. Тылы батальона разместились в овраге, пересекающем перелесок за нашими позициями. Здесь же недалеко протекал ручей с питьевой водой. Весь наш обоз состоял из 2 десятков повозок и нескольких полевых кухонь, сверху прикрытых масксетями. Около них копошились несколько человек и слышались ругательства Горохова. Пойдя на шум, я застал старшину, распекавшего поваров за то, что они с ночи не налили воды, а теперь метались как угорелые к ручью и обратно, готовя завтрак. – Привет, Петрович. Ты что это с утра пораньше народ пугаешь? На фланге был? Как там, у «болотных жителей»? Немцы ночью не тревожили? – Да ну их…! С вечера не могли воды набрать, чтобы пораньше людей покормить. Вот и гоняю, чтобы впредь неповадно было. На фланге был, тихо. После того как наши снайперы и егеря там прошлись каленой метлой, немцы молчат и даже в лес не суются. – Пропавшие вернулись? – Нет. Парни ходили искать их, но никого не нашли. Где ребята должны были быть, немецкая рота расположилась. – Ясно. Как они отработали? Донесение суточное доставили? – А как же. До роты пехоты и минометную батарею у гати уложили. Да у деревни еще примерно столько же, а еще гаубичную батарею и десяток грузовиков уничтожили. Я к ним бойцов посылал трофеи собрать. Недавно вернулись. Еще ранец солдатских книжек и жетонов набрали, три миномета 50-мм и два 81-мм с запасом мин притащили. Ну и как обычно, продовольствие, обмундирование, амуниция, патроны, гранаты, винтовки, три пулемета MG-34. Смотреть будешь? – Нет. Ты трофеи куда дел? – Боеприпасы и пулеметы в роты отдал, минометы погранцам оставил, остальное на подводы и подальше в лес убрал. Может, сохраним. Да, я часть бойцов из новобранцев от гати к тебе направил. Нечего им там делать. Наши сами справятся, а тут народа нет. – Молодец. Сам так хотел сделать. Кто вместо тебя там остался? – Серега Петрищев. Ты уж прости, что без тебя распорядился. Нечего ему тут лабухами командовать, у него свои там сидят. – Правильно сделал. Я вообще думал остатки всех рот в одну свести. – Ты чего так рано встал? Поспал бы еще часок. Немцы все равно побудку раньше шести не сделают. У них порядок, – ответил мне Горохов.