— Можно спросить, милорд? — Да? — Кто такой Вигго? Вы все время его вспоминаете. — Это старая история, — неохотно ответил Горн. — Виггерд был сильным магом, поверившим в то, что он стоит выше закона. — И что с ним стало? — Мне пришлось его убить, — жестко произнес граф и устало добавил: — Хватит вопросов, иди спать, Кэтрин. — Доброй ночи, милорд. — Хороших снов. Пожелание Горна не помогло. Стоило мне устроиться на кушетке и закрыть глаза, как я снова провалилась в прошлое. То прошлое, вспоминать о котором было не только неосмотрительно, но и опасно. Я знала это. Знала. И днем старалась о нем не думать, раз и навсегда запретив себе это, но вот ночью… Ночью все менялось. Над своими снами я была не властна… — Карина Сергеевна, здравствуйте еще раз. Вот. На стол легли красно-белые листы. Высокая худощавая брюнетка села напротив. Темные круги, лицо бледное, губы почти серые. И без бумажек понятно, что гемоглобин низкий и тромбоциты, скорее всего, намного ниже нормы. Правда, как всегда, улыбается, и глаза смешливо поблескивают. Сильная женщина. Я пробежала глазами результаты анализов. Так и есть. Гемоглобин девяносто три, тромбоциты — сто десять, лейкоциты — два и два. — Ужасные, да? Я вам когда звонила, гемоглобин сто тринадцать был, а потом в пятницу пошла анализы сдавать — и вот. Сильно плохо, да? Не возьмете? — Ирина Николаевна, вы же сами понимаете, что нет. С таким гемоглобином… — Ну, может, как-то можно? Не хочется сбиваться с графика. Осталось-то всего три химии. Брюлова посмотрела на меня умоляюще. Сегодня она уже третья, кого я отправляю домой. После новогодних праздников анализы у всех неважные. И это еще многие не приехали — загуляли. — Карина Сергеевна, так что? Возьмете? Оптимистка Брюлова. За полгода нашего общения я уже успела убедиться, что она может быть довольно настойчивой. С одной стороны, это хорошо, но вот с другой… — Ирина Николаевна, давайте не будем вредить сами себе. Побудете дома дней пять, пропьете «Тотему», а там посмотрим. Вы же понимаете, что если мы сейчас химию сделаем, то ваш гемоглобин вообще упадет. А нам это надо? Нет. Организму нужно дать восстановиться. — Неужели домой? — расстроенно спросила женщина, теребя подвеску на шее. — Домой. Пьем гранатовый сок, едим печень, отдыхаем. И не переживаем. — Ох, Карина Сергеевна, как же не переживать? Не успеваю я восстанавливаться. Вроде делаю все, что вы прописали, а показатели все равно падают. — Ничего. Поднимем. — А преднизолон пить? — Да, все как обычно, по схеме. И дицинон. Через пять дней сдадите анализы и решим, что делать дальше. — Ладно. Спасибо, — Крылова поднялась и забрала бумаги. — До свиданья, Карина Сергеевна, — обернувшись от двери, улыбнулась она. — До свиданья, Ирина Николаевна. Там еще кто-нибудь есть? — Да, последний остался. Новенький мужчина. — Скажите, пусть заходит. Я проводила взглядом свою пациентку и задумалась. Ивана Георгиевича сегодня не будет. Тамара, как всегда, опоздает. Надо бы поторопиться. До профессорского обхода осталось всего полчаса, нужно проверить, что там в отделении. А еще Игорю не забыть позвонить. Пусть сегодня один на дачу едет, все равно там только с отоплением разобраться, это он и без меня сделает. — Здравствуйте, Карина Сергеевна. Дверь открылась, и в кабинет вошел высокий плотный мужчина. Новенький. Глаза растерянные, руки нервно сжимают папку с историей болезни. Смотрит настороженно, не зная, чего ожидать. — Здравствуйте, присаживайтесь. Говорю мягко, негромко, стараясь успокоить и внушить чувство уверенности. По-другому нельзя. Сколько их проходит за неделю через мой кабинет? Десятки. И у каждого своя судьба, своя история болезни, свои особенности. И ко всем нужно найти подход. Тот час, что я провожу на приеме, задает тон каждому новому дню. Потом будут обход, назначения, беседы с родственниками, привычная круговерть и суета химиотерапевтического отделения, а сейчас, когда я сижу в своем триста пятом, это как маленький разбег перед долгим и насыщенным рабочим днем. — Сергей Станиславович, вы у Ивана Георгиевича вчера были? — Да, он сказал к вам зайти, а потом в приемный. — Анализы когда сдавали? — Три дня назад. — Угу. Я посмотрела на лежащие передо мной бумаги, перевернула лист, изучая показатели и… проснулась. И долго потом лежала, глядя в стену напротив. Уже не первый раз мне снились подобные сны. Отделение противоопухолевой терапии, люди в белых халатах, просторные светлые палаты, оборудованные странными приспособлениями, веселые девчонки-медсестры. В этих снах меня звали Кариной Сергеевной и я была настоящим врачом. Да, молодым. Но подающим надежды, как не раз повторял заведующий отделением Беликов. Поморщившись, потерла ноющие виски. Как и всегда, сон оставил тоскливое послевкусие и головную боль. Те обрывки, которые я видела, ничего не объясняли. Я жила совершенно в другой реальности. Я не знала, существовала ли она на самом деле или это были игры моего разума, но понимала, что лучше никогда и никому об этом не говорить. Вспомнилась старая Берта, ее встревоженный взгляд, раскинутые на синей шали карты. «Не думай о своем прошлом, Кейт, — сказала тогда она. — И не пытайся его вспомнить. Живи новой жизнью, прими свой путь и иди по нему. Судьба сама приведет тебя туда, куда нужно, главное, держись пока подальше от магов». Не то чтобы я ей поверила, но бывшую жрицу брегольцы считали провидицей, да и гадания ее всегда сбывались. Я попыталась узнать, что такого она увидела в моем прошлом, но старуха только зыркнула на меня своими страшными глазами и сказала: «Все, что нужно узнать, ты узнаешь. Но не раньше, чем через два года». С тех пор прошло уже полтора. * * * — Тера Кэтрин, вас хочет видеть ее сиятельство. Тера Дюваль остановилась возле стола, за которым я обедала, и уставилась на меня с ожиданием. — Хорошо. Я подойду через пять минут. Я не собиралась бросать недоеденный обед. В кои-то веки выпала возможность спокойно поесть, и мне не хотелось от нее отказываться. Горн чувствовал себя относительно неплохо. Перевязку я уже сделала, так что у меня неожиданно образовалось свободное время. Я еще планировала выйти в город, наведаться в обувную лавку. — Но ее сиятельство ждет, — с недоумением посмотрела на меня экономка. — Я пообедаю и приду. — Боюсь, я буду вынуждена доложить миледи о вашем поведении, — поджала губы тера Дюваль. — Это ваше право, — спокойно согласилась я, продолжая есть рульку. До стряпни Папаши Дюка местной кухарке было далеко, но свинина получилась неплохой. — Тера Кэтрин, хочу напомнить вам, что леди Горн не привыкла ждать, — не унималась Эмма. — Миледи в гостиной? — уточнила я. Аппетит окончательно пропал. Чтоб эту дамочку! — Да. И будет лучше, если вы поторопитесь, — недовольно ответила экономка. Она застыла рядом, продолжая буравить меня пристальным взглядом. Нет, это решительно невозможно. Вздохнув, я промокнула губы салфеткой и отставила тарелку. Какой уж тут обед, когда над душой стоят… — Что ж, идем. Я поднялась из-за стола и направилась к выходу с кухни. Тера Дюваль последовала за мной. — Как самочувствие милорда? Не успели мы оказаться в коридоре, как экономка тут же пристала ко мне с расспросами. — Увы. Не очень хорошо. Мне не хотелось раскрывать истинное положение дел. К тому же и сам Горн не торопился оповещать окружающих о том, что ему стало лучше. — Как думаете, сколько ему осталось? Тера Дюваль старалась придать голосу сочувствующее звучание, но я слышала в нем лишь жадное любопытство. — Все в руках Единого, — сделав постное лицо, ответила экономке.