– Разговор будет происходить в моем присутствии, – сказал он. – И в нашем, – быстро добавила Вероника, поймав взгляд Тимофея. – Вам ведь нужны понятые? Если он потом начнет все отрицать? – Не начнет, – отрезал Никитин. – Этот – не начнет. – А этот? – Тимофей бесцеремонно указал на Дениса. – Вы ведь понятия не имеете, что вам предстоит услышать. Денис скользнул по нему недоуменным взглядом, но ничего не сказал. Никитин тоже промолчал. Помедлил, а потом распахнул дверь перед Денисом. Тот шагнул в ярко освещенную палату. Никитин вошел следом и захлопнул дверь перед носами Вероники и Тимофея. – Козлина, – прокомментировала Вероника. Из-за двери послышался возглас Дениса: «Что это значит? Постой… Ты?!» Звуки борьбы, сдавленный вскрик. Вероника вопросительно посмотрела на Тимофея. Тот молча, скрестив на груди руки, слушал. Наконец, борьба прекратилась, послышался голос Аркадия. Слов нельзя было разобрать, он лежал слишком далеко от входа. Что-то резко сказал Никитин. Ему так же безмятежно ответил Аркадий. Через несколько секунд препирательств послышались быстрые злые шаги, и дверь распахнулась. – Ты, – указал Никитин на Тимофея. – «Смышленый мальчишка». Выиграл пропуск за кулисы, заходи. – Девчонка со мной, – заявил Тимофей. – Она тоже смышленая. Возражать следователь не стал, отступил внутрь, открыв дверь шире. * * * Помимо Никитина, в палате было двое оперативников. Больных Вероника не увидела – должно быть, следователь настоял на том, чтобы их перевели в другую палату. Оперативники держали тяжело дышащего Дениса, который смотрел на Аркадия, лежащего в койке. Аркадий напоминал прихворнувшего короля, окруженного встревоженной родней и суетящейся челядью, готовой исполнить любой каприз монарха. – Отлично, – сказал Аркадий, когда за спиной Тимофея закрылась дверь. – Теперь мы можем все закончить. Но сначала… Мальчик, расскажи, как ты догадался. – О чем именно? – спросил Тимофей. – О том, что седьмой убитый – не мой грех. – Минуточку. Какой еще седьмой убитый? – вмешался Никитин. – Убитых найдено трое. Или вы хотите сказать, не все тела были… – Я хочу сказать, – перебил Аркадий, – что если ты не замолчишь, то девочку будешь собирать по всему Смоленску. Терпение, мусор. Ты свое получишь, если свое получу я. Никитин проглотил это молча. А взгляд Аркадия вернулся к Тимофею. Вероника тоже покосилась на друга. Тимофей мог разговаривать с посторонними людьми, пусть эти разговоры больше и напоминали нечто вроде допроса. Но вот выступать перед любой, даже крохотной аудиторией – это было для него чересчур. И сейчас Тимофей начал ощутимо нервничать. Кто другой этого бы не заметил, но Вероника-то его знала. Она отметила, как окаменело Тишино лицо, как вытянулись по швам руки. Обычно люди, смущаясь, начинали суетиться, совершать уйму ненужных движений. Тимофей же будто впадал в полнейший ступор. «Подсознательно пытаюсь сохранить энергию, – как-то попытался он объяснить. – Ничего общего со смущением». – Речь идет об убийствах, произошедших в девяностые, – проговорил Тимофей, глядя куда-то в пустоту расфокусированным взглядом. – Дело Сигнальщика. Никитин нахмурился, открыл папку, которую держал в руках и что-то там черкнул. – Белов Денис Валентинович нанял нас для расследования того, старого дела, – чуть бодрее заговорил Тимофей. – Приехав сюда, мы не знали, что подобные убийства начали повторяться. До тех пор, пока я случайно не обнаружил тело в парке. «Случайно»! Вероника едва не фыркнула. Случайно он обнаружил, как же. Но врет, конечно, талантливо. Сухо и по делу. Не подкопаешься. – Мне удалось ознакомиться с материалами по делу Сигнальщика, – продолжал Тимофей. – Шесть его жертв – если можно так выразиться, однотипные. А седьмое убийство было из ряда вон по многим параметрам. Первое: неаккуратный разрез. Почему-то следствие не обратило на это внимания, хотя в заключении эксперта было однозначно указано, что разрез не такой глубокий, как в предыдущих случаях. Судя по следам крови, Белов-старший успел сделать еще несколько шагов и лишь потом упал. К месту, где был обнаружен труп, его, вероятно, тащили. Это было… – Тимофей помешкал, подыскивая слово. – Неаккуратно. Вероника бросила взгляд на лицо Аркадия, и мороз пробежал по коже. Он улыбался. Улыбался, как отец, которому малолетний сынишка с выражением рассказывает стишок. – Второе, – говорил Тимофей, все так же не обращаясь ни к кому конкретному. – Тело оказалось довольно далеко от тропинки, да и тропинка не пользовалась популярностью. Хотя Сигнальщик всегда старался, чтобы его жертв обнаружили как можно раньше. Третье – Белов был гораздо старше других убитых, а Сигнальщик предпочитал молодых. Четвертое – одежда. Белов был в темной куртке, темных брюках. В остальных случаях складывалось впечатление, будто убийца старается привлечь внимание к виду крови. Пятое – судя по всему, не сработал будильник. Сигнальщика прозвали Сигнальщиком потому, что он заводил будильник часов. Тот срабатывал в одно и то же время – без десяти семь утра. Это время, когда… – Тимофей снова запнулся, будто раздумывал, какую часть правды стоит произнести вслух. – Время, когда люди идут на работу, учебу или выгуливают собак. Шестерых жертв нашли приблизительно в это время – по сигналу будильника. А седьмого обнаружили около десяти утра. Случайно. – И это все? – спросил Аркадий с плохо скрываемым разочарованием. – Шестое, – повернувшись к нему и прямо взглянув в глаза, сказал Тимофей. – Часы были совершенно другой модели. И я более чем уверен, что на них стояла текущая дата. На предыдущих часах была установлена… другая. – Прекрасно, – похвалил Аркадий. – Нет, – покачал головой Тимофей. – Слишком долго. Непросительно долго. На это Аркадий не ответил. Он перевел взгляд на Дениса, который стоял с опущенной головой, все еще поддерживаемый с двух сторон безмолвными операми. Задумчиво проговорил: – Может быть, ты и прав. Может быть, не стоит судить мир по одному… Аркадий произнес это вполголоса, словно сам для себя. И к кому именно обращается, Вероника понять не смогла. Однако Аркадий быстро вынырнул из задумчивости. Взгляд его вновь сделался цепким, внимательным. И сосредоточился на Тимофее. – А почему – он? – прозвучал непонятный вопрос. Теперь и Тимофей повернул голову к Денису. Задумчиво посмотрел на него. – Пирамида Маслоу, – сказал он. – В современном мире мало кого воспитывают так, чтобы предпочесть смерть бесчестью. Это нерационально с точки зрения эволюции. Поэтому, когда человек явным образом лжет про супружескую измену, значит, он пытается спасти нечто большее, чем репутацию и семью. Речь идет о свободе или жизни. Кроме того, убийца присылал ему анонимки. Слишком странно. В девяностые убийства были хаотичны, практически бессистемны. А четверть века спустя происходят похожие убийства – но все они вертятся вокруг одного человека. Того, кто в прошлый раз лишился отца. Смерть которого, в свою очередь, так выбивалась из ряда… – Прекрасно, – повторил Аркадий. – Просто великолепно. Достаточно. Я вижу, что тебе тяжело это дается, отдохни. Итак, что я могу предложить… – Аркадий вздохнул, посмотрел в окно, будто пытался вспомнить что-то. – Я сделаю чистосердечное признание. – Вероника заметила, как подобрался при этих словах Никитин. А Аркадий ровно, спокойно продолжил: – В этом месяце я убил троих человек. Двадцать пять лет назад – шестерых. Впрочем, за тех я, можно сказать, рассчитался. Предлагаю: мое чистосердечное признание – взамен на его. Отвернувшись от окна, Аркадий вцепился взглядом в Дениса. Тот внезапно выпрямился. И почему-то оперативники его отпустили. Что-то незримое, но почти физически ощутимое связало этих двоих, Дениса и Аркадия, так, что все остальные будто растворились в тумане. Вероника затаила дыхание. Здесь прозвучало уже достаточно, чтобы можно было понять. Но она не могла, не решалась позволить себе посмотреть в глаза простой и очевидной теперь правде. Нужен был кто-то, чтобы произнести эту правду – так же быстро, просто и безжалостно, как он убивал людей. – За что ты убил отца, щенок? – спросил Аркадий. Вероника покачнулась и упала бы, не придержи ее здоровой рукой Тимофей. Глава 30 – Где вы его потеряли? Точное место! – настаивал Никитин. Он сидел на заднем сиденье служебной машины, рядом с Тимофеем. Веронике досталось переднее пассажирское. Баранку крутил безымянный и молчаливый парень в полицейской форме – судя по погонам, старший сержант. – Сейчас направо, – сказала Вероника. Ночью улицы выглядели иначе, чем днем. Как будто мертвые. Смоленск, в отличие от Москвы, по ночам предпочитал спать, и с утра просыпался медленно, неохотно. Вероника взглянула на экран телефона. Без двадцати четыре. Можно сказать, уже утро. Чуть больше трех часов, чтобы найти девочку. И – ни одной зацепки. Да-да, почему бы не поверить на слово чокнутому маньяку-убийце! Кому же верить, как не психопатам-то, ну в самом деле. Денис выполнил свою часть договора. В ушах Вероники до сих пор звучал его голос – отрешенный, безжизненный. Как будто сам Денис уже давно умер, и чья-то чуждая воля заставляла работать голосовые связки, вытаскивая на свет божий то, что должно было быть похороненным навеки. – Он никогда ничего не понимал. Не желал понимать. Упертым был – хуже осла. Обычно упорство – это хорошо. Когда ты взбираешься на гору, например. Когда миллионы вокруг сдаются и катятся вниз, а ты – ползешь, не надо ходить к гадалке, чтобы понять, кто добьется успеха. Но иногда упертый человек идет к пропасти, не слушая окружающих. И хуже того – он тащит за собой их. Своих близких. Вот таким был мой отец. Ему нельзя было объяснить, что жизнь изменилась. Он был слишком стар, чтобы учиться новым трюкам, и слишком самоуверен, чтобы позволить кому-то решать самостоятельно. Чтобы позволить решать мне… Это он выбрал мне профессию, он отправил меня в Москву учиться, он каждый семестр платил за мое образование такие деньги… Деньги, на которые мог бы немного пожить сам и дать пожить матери. Но он, как обезумевший игрок в казино, снова и снова ставил на один и тот же номер и следил, как крутится рулетка. Я не знаю, как это объяснить. Вам когда-нибудь приходилось пользоваться чьей-то добротой против своей воли? С врагами проще, знаете. Когда кто-то хочет тебя уничтожить, ты дерешься или бежишь, все просто. Но когда ты бесправный сопляк, когда видишь вокруг одну жизнь, а тебя упорно готовят к другой… Я понимал, что должен быть ему благодарен за все, что он для меня делает. А еще понимал, что проживу в итоге не свою жизнь, а – его. Что я мог? Я рискнул. Был у меня друг в Москве, он предложил дело. Не буду вдаваться в подробности. В общем, дело выглядело верным. Чтобы войти, мне нужно было почти столько же, сколько стоил семестр обучения. Деньги отца еще лежали у меня в кармане… Дальше вы, наверное, сами все понимаете. Да, кто-то в те годы стремительно взлетал на самый верх, а кто-то так же стремительно падал на самое дно. Нам не повезло. Ну… Моему другу уж точно не повезло. Поскольку всем заправлял он, в итоге его и нашли в канаве с проломленной головой. Я тогда жил у него, меня уже три месяца как отчислили. На билет до Смоленска едва наскреб. Я сбежал, спасая свою жизнь. Тогда пытался радоваться хотя бы этому… Сейчас, конечно, понимаю, что я-то был даром никому не нужен в той ситуации. И что мой друг, скорее всего, просто неудачно попытался всех поиметь, в том числе меня, за что и поплатился. Я вернулся домой. Посмотрел в глаза отцу. И сказал, что сдал экзамены экстерном, поэтому приехал посреди весны. Он так хотел мне поверить, что, кажется, поверил. Он был счастлив. А я был в ужасе. Я понятия не имел, что мне делать дальше. Я… боялся даже из дома выйти, так что речи о «заработать денег» попросту не шло. Знаете, чего я боялся больше всего? Что отец узнает. Если бы у меня получилось, если бы дело выгорело, я смог бы сам обеспечивать семью, отец смог бы бросить работу, которую ненавидел. Но он бы, разумеется, не бросил, и он бы не стал за меня радоваться. Он бы меня уничтожил… А я к тому же еще и проиграл. Не помню, с чего начались эти мысли… Знаете, как… Наверное, каждый хоть раз мечтал о стихийном бедствии, о чем-нибудь таком… Чтобы он был не виноват, а ситуация разрешилась как бы сама собой.