– Можно мне остаться у вас? Вы же не знали. И никто не узнает! Я справлюсь, Джои, обещаю. Пожалуйста. – Ты хоть представляешь, что будет, если люди увидят? Или наша болтушка начнет пускать сплетни? Ты ее так взбесила, что я и не удивлюсь. – Уедем в другой город. Мы же сбежали из Бертона, когда Микки переспал с дочкой казначея. – Это разные вещи, принцесса. Людям нравится, когда их обманывают, но всему есть предел. Нас выставят отсюда взашей. Устроят самосуд. Стоит какому-нибудь недотепе заметить, как ты обвязываешься, или запихнуть руку тебе под юбку до того, как Бобби прибежит защищать твою честь, – и все, нам конец. – Тогда я не буду выступать. Я могу продавать конфеты. И убираться, готовить, помогать девочкам с костюмами и макияжем… – Прости, Элис. У нас семейное шоу. * * * Она не выдерживает. Выпархивает из фургончика в слезах, как голубка из рукава фокусника. И тут же оказывается в его объятиях. – Ну же, милая, осторожнее. Все в порядке? Она не верит своим глазам. Это он. Он дождался ее. Слова не идут – она лишь всхлипывает и загнанно дышит; закрывает лицо руками, и он крепко прижимает ее к груди. Еще никогда ей не было так хорошо рядом с кем-то. Она поднимает на него взгляд – глаза у него блестят, будто он сам вот-вот заплачет. – Не надо, – произносит она, с отчаянной нежностью касаясь его лица длинными, тонкими пальцами (девчачьими, как всегда говорил ее дядя). Ее тянет к нему с немыслимой силой. Она тонет в его глазах. Его тоже переполняют чувства – она видит их и приникает к его губам поцелуем. Прикосновение обжигает, и, когда он отстраняется в изумленном восторге, Элис чувствует в его выдохе сладкий вкус карамели. – Ты поразительная, – говорит он. Что-то терзает его изнутри – Элис видит в глазах эту пытку. «Не сдерживайся, – думает она. – Поцелуй меня снова. Я твоя». Луэлла постоянно твердит, что ясновидящая – но мужчина словно действительно обладает даром, потому что смотрит на Элис так, будто прочитал ее мысли, и все сомнения покидают его. – Давай сбежим, Элис. Кто нас здесь держит? «Давай», – почти произносит она. Но Джои все портит. Вялый шмель, выползший на ступени фургона. – Эй, мужик, ты что себе позволяешь?! Незнакомец отпускает ее. Джои скачет по лесенке, размахивая тростью с нефритовым набалдашником. – Наше шоу подобных услуг не оказывает. Убери-ка руки, приятель. – Это не ваше дело. – Ах, прошу прощения. Тебе что, непонятно, урод? Руки убрал, живо. – Уходи, Джои, – говорит Элис. От спокойствия, наполняющего ее, кружится голова. – Прости, принцесса. Нельзя. А то оглянуться не успеешь, и от деревенщины отбоя не будет. – Ничего страшного, – отвечает ее любимый, легко приподнимая шляпу в ответ на гневные крики Джои. Но он собирается уходить. Элис в панике хватает его за руку. – Нет! Не бросай меня. Он легко касается пальцами ее подбородка. – Я за тобой вернусь, Элис, – говорит он. – Обещаю. Кирби 27 августа 1992 Кирби размещает объявления каждую первую субботу месяца, а почту забирает по четвергам. Обычно приходит одно-два письма, и только один раз она насчитала шестнадцать с половиной, если учитывать открытку, исписанную оскорблениями. Если Дэн в городе, она приходит к нему, чтобы не читать их в одиночестве. Сегодня он готовит зубатку с пюре, и она просматривает сегодняшнюю добычу, пока он хлопочет на кухне. Первое, что нужно сделать – рассортировать письма по категориям: трагично, но бесполезно, может пригодиться и откровенный бред. От некоторых писем на глаза наворачиваются слезы. Как те, что прислал ей мужчина, у которого застрелили сестру. Восемь страниц, исписанных с двух сторон: детальный рассказ, как она погибла в случайной перестрелке. Рядом с ней нашлись только гильзы – ничего необычного в такой ситуации. Другие балансируют на грани безумия. От женщины, которая видела призрак матери, погибшей от рук воров, забравшихся в дом, – она просила не забывать кормить кошку; от юноши, который винил себя за смерть своей девушки – если бы он сразу отдал часы грабителям, они бы не выстрелили и она бы не умерла. Эти часы теперь преследуют его повсюду: он видит их в журналах, в витринах, на рекламных щитах и запястьях прохожих. «Неужели меня наказывает Господь?» – написал он. Кирби отвечает на письма, даже если не находит в них ничего полезного: искренне благодарит за ответ, рассказывает, где можно получить бесплатную помощь, и прикладывает информацию о группах поддержки потерпевших, которую накопал для нее Чет. За несколько месяцев только два случая привлекли внимание Кирби. Первый – девушка, зарезанная у ночного клуба, на шее которой висел старинный русский крестик. Но письмо прислал ее парень, состоявший в банде. Он просил Кирби забрать крестик из отделения полиции, потому что раньше тот принадлежал его матери, а сам обратиться к ним не мог, потому что девушку убили из-за его делишек. Второй жертвой был парень-подросток («Кто знает, – подумала тогда Кирби, – вдруг найдется какая-то связь?»), найденный в тоннеле, который облюбовали скейтеры. Его забили до смерти, а в рот засунули оловянного солдатика. Убитые горем родители сидели на застеленном пледом диване в своей гостиной и держались за руки так, словно их ладони слились воедино. Они так надеялись, что Кирби знает про смерть их сына. «Почему? – спрашивали они. – Пожалуйста, мы просто хотим знать, что случилось. Разве он это заслужил?» Общаться с ними было мучительно больно. – Как там Джей? Прислал что-нибудь новенькое? – спрашивает Дэн, оглядываясь через плечо. Джей часто им пишет – присылает фотографии ярко накрашенной рыжеволосой девушки, позирующей в качестве жертвы разнообразных преступлений. Это либо сама Джей, если она женщина, либо его девушка. На одной фотографии она изображена утонувшей в пруду: на ней пышное белое платье, а волосы облаком расплываются вокруг головы. На другой девушка одета в черное кружевное белье с перчатками до локтей; она сжимает в руках белую розу, а вокруг расползается лужа крови, подозрительно напоминающая краску. Как и всегда, новую фотографию Кирби находит в черном конверте – Джей, запрокинув голову, сидит в кожаном кресле, раздвинув ноги в чулках и армейских ботинках. На стене за ней виднеются брызги крови, а в обмякших наманикюренных пальцах висит револьвер. – Да это точно какой-нибудь студент из художки, – ворчит Кирби. – Они не отвечают на письма Джей, но поток извращенных фантазий это не останавливает. – Уж лучше художка, чем киношкола, – легко отвечает Дэн, вспарывая рыбу. – Что, до сих пор интересно? – усмехается она. – Что? – Переспали мы или нет. – Да уж хоть раз переспали, конечно. Он же твоя первая любовь. Чего тут гадать? – Ты же знаешь, что я не об этом. – Какое мне дело? – Он пожимает плечами так, словно его это совсем не волнует. Честно сказать, это довольно обидно. – Ну и ладно. Тогда я ничего не скажу. – Но документалку все же советую не снимать. – Смеешься? Я даже на шоу Опры отказалась идти. – Ай, твою мать! – вскрикивает он, обжегшись паром картошки, с которой сливал воду. – Серьезно? Я не знал. – Точнее, мама отказалась. Я еще лежала в больнице. Она разозлилась на журналистов, говорила, что все они козлы, которые либо всеми правдами и неправдами пытаются взять у меня интервью, либо перестают отвечать на звонки. – А, – виновато говорит Дэн. – Меня постоянно звали принять участие в разных ток-шоу. Всем хотелось на меня поглазеть. Неприятно. В общем-то я из-за этого и уехала. Хотела сбежать. – Понимаю. – Так что не парься. Я намекнула Фреду, куда он может засунуть свою документалку. Кирби подносит к носу персиковый конверт и принюхивается. – Как вкусно пахнет. Явно не к добру. – Надеюсь, о моей рыбе ты другого мнения. Усмехнувшись, Кирби разрывает конверт. «Поселение Святой Елены», – гласит обратный адрес. Внутри лежат два желтоватых листа, исписанных с обеих сторон. – Читай уже, – просит Дэн, разминая картошку. Комочков в ней точно не будет, чем он явно гордится. Уважаемый м-р К.М. Честно сказать, я не ожидала, что напишу Вам. Поначалу я сомневалась, но не смогла удержаться, поскольку Ваше (довольно расплывчатое) объявление напомнило мне о семейной тайне, которую я давно пыталась раскрыть. Она немного выходит за указанные Вами временные рамки, но все же. Рассказывать Вам об этом немного страшно, ведь я не знаю, зачем Вы разместили объявление. Чего Вы хотели добиться? Собрать материал для научной работы или удовлетворить свое мрачное любопытство? Может, Вы работаете в полиции? Или просто хотите нажиться на человеческом горе?