– Шумиху тогда подняли знатную. Трансгендер покончила с собой, спрыгнув с крыши «Конгресса», но биологический пол выяснили только во время вскрытия. И это еще ничего, ты посмотри, что лежит рядом с ней. – Он указывает на фотографию безжизненной женской руки, выглядывающей из-под наброшенного пальто. Неподалеку валяется расплывчатый пластиковый кругляш. – Согласись, похоже на современный контейнер для противозачаточных? – Больше похоже на карманное зеркальце, а за таблетки ты принимаешь разлетевшиеся бусины, – отмахивается Дэн. Не хватало еще, чтобы Анвар подпитывал безумие Кирби своими теориями. – Будь любезен, найди мне информацию по Хасбро, хочу узнать, когда они начали выпускать игрушечных лошадок. Да и ознакомиться с патентами в целом будет неплохо. – Вижу, кто-то сегодня встал не с той ноги. – Скорее, не в том часовом поясе, – ворчит Дэн. – Пожалуйста, Чет, – перебивает Кирби. – Все, начиная с 1974-го. Это срочно. – Да ладно, ладно. Начну с рекламы, а дальше посмотрю, как пойдет. О, кстати, Кирби, тебя тут какой-то псих искал, прям на пять с плюсом. Вы с ним чуть-чуть разминулись. – Меня? – Ага, настойчивый такой. Но без печенья. Пусть в следующий раз принесет, ладно? А то больно тяжко общаться с такими шизиками без чего-нибудь сладенького. – Как он выглядел? – поднимает голову Дэн. – Да не знаю. Типичный псих. Одет неплохо. Темный пиджак, удлиненный такой. Джинсы. Худоватый немного. Голубоглазый. Спрашивал про заметку о школьных спортсменах. Прихрамывал, кстати. – Твою мать, – произносит Дэн, но Кирби приходит в себя первой. В конце концов, она четыре года ждала его возвращения. – Когда он ушел? – Она бледнеет настолько, что россыпь веснушек выделяется ярче обычного. – Вы что так перепугались? – Чет, когда он ушел?! – Да минут пять назад. – Кирби, погоди. – Дэн пытается схватить ее за руку, но слишком поздно: она бегом бросается к выходу. – Черт! – Ого. Страсти накаляются. Что случилось-то? – спрашивает Чет. – Звони в полицию, Анвар. Свяжись с Энди Диггсом, не дозвонишься – вызывай, черт, как его там? Детектива Амано! Он расследует убийство кореянки. – И что им сказать? – Что угодно, лишь бы они приехали! * * * Сбежав по лестнице, Кирби выскакивает на улицу. Не зная, куда податься, она кидается в сторону Норт-Уобаш и останавливается на мосту, выискивая его. Река сегодня буровато-зеленая, прямо как крыша проходящего по ней остроносого парохода. Дребезжащий голос, усиленный мегафоном, рассказывает что-то про башни-близнецы Марина-Сити. Набережная полнится туристами в одинаковых солнцезащитных панамах, шортах и с камерами на шеях. Какой-то клерк, подвернув рукава пиджака, сидит на красных перилах моста и ест сэндвич, отмахиваясь ногой от все ближе и ближе подбирающейся чайки. Сбившись в кучу, люди переходят дорогу под сигнал светофора, но расходятся в разные стороны, стоит им сойти с пешеходного перехода. Заметить кого-то конкретного среди них невозможно. Кирби осматривается, отсекая людей по расе, полу и телосложению. Афроамериканец. Женщина. Женщина. Толстяк. Мужчина в наушниках. Парень с длинными волосами. Парень в костюме. Парень в бордовой футболке. Другой, снова в костюме. Видимо, близится время обеда. Коричневая кожаная куртка, черная рубашка, синий комбинезон, зеленые полоски, черная футболка, еще одна, инвалидная коляска, очередной костюм. Все не то. Она его упустила. – Твою мать! – орет она, запрокинув голову. Мужчина на перилах вздрагивает, чуть не выронив сэндвич, а чайка с недовольным криком взмывает в воздух. Мимо проезжает 124-й автобус, перекрывая обзор, и мозг будто уходит на перезагрузку. Через мгновение она замечает его: бейсбольная кепка покачивается в толпе, на каждом шаге ныряя вниз, словно надета на хромом человеке. Кирби срывается с места. Она не слышит, как зовет ее Дэн. Она перебегает дорогу, едва не угодив под колеса бело-бежевого такси. Водитель останавливается посреди перекрестка, не убирая руку с клаксона, и орет на нее через открытое окно. Автомобили вокруг начинают нервно сигналить. – Совсем спятила? Чего под машины бросаешься! – кричит на Кирби какая-то женщина в блестящих брюках и за руку утаскивает с дороги. – Пусти! – Кирби отталкивает ее и пробирается сквозь полуденную толпу, пытаясь не упустить его из виду. Промчавшись мимо родителей с коляской, она ныряет под железнодорожную эстакаду – после яркого света глаза привыкают к тени не сразу, и этого мгновения хватает, чтобы он потерялся в толпе. Она озирается, поверхностно всматриваясь в прохожих. Взгляд привлекает ярко-красная вывеска «Макдоналдс», и рядом с ней она замечает стальную лестницу, ведущую к станции. На самом верху мелькают знакомые джинсы; разглядеть их обладателя Кирби не успевает, но ей и не нужно: на ступенях его хромота проявляется особенно сильно. – Стой! – кричит она, но голос тонет в шуме машин. Над головой грохочет поезд; она бросается вверх по лестнице, на ходу пытаясь нашарить в кармане жетон, но в итоге перепрыгивает через турникеты, взлетает на платформу и врывается в закрывающиеся двери, даже не посмотрев направление поезда. Она с трудом переводит дыхание, но смотрит под ноги: не решается поднять взгляд, потому что боится увидеть его. «Давай! – думает она, злясь на себя. – Ну же, дура!» Решившись, она вызывающе вскидывает голову и оглядывается. Пассажиры стараются лишний раз не встречаться с ней взглядом – даже те, мимо кого она пропихнулась в вагон. Только маленький мальчик в синей камуфляжной куртке таращится на нее с присущим детям упорством. Он похож на персонажа из детской книжки, и при мысли об этом Кирби начинает душить смех – то ли от облегчения, то ли от потрясения. Его нигде нет. Видимо, она с кем-то его перепутала. Или он сел на обратный поезд. Сердце уходит в пятки. Она потихоньку пробирается по трясущемуся вагону к тамбуру, то и дело пошатываясь на поворотах. Стекло на дверях исцарапано – это даже не граффити, а коллективное творчество сотен скучающих пассажиров, у которых в кармане завалялись перочинные ножики или лезвия бритвы. Опасливо заглянув в соседний вагон, Кирби тут же отшатывается. Он стоит у двери и держится за поручень, низко натянув на глаза бейсболку. Но она узнает его по телосложению, сутулым плечам, линии челюсти и неровному профилю. На нее он даже не смотрит – его взгляд устремлен на проносящиеся мимо крыши домов. Кирби отходит от дверей, поспешно соображая. Достает из рюкзака куртку Дэна, набрасывает ее на плечи, а шарф с шеи по-старушечьи повязывает на голову. Маскировка получается так себе, но вариантов немного. Не поворачиваясь, она наблюдает за ним краем глаза и ждет, когда он сойдет. Дэн 13 июня 1993 Дэн теряет ее из виду где-то в районе улицы Рэндольф. В панике он бросается через дорогу, поднимая новую волну разъяренных сигналов, но она бегает быстрее него. Он облокачивается о зеленую мусорку, такую же старую, как газовые фонари, лампы которых похожи на раздувшиеся презервативы. Он задыхается; под ребрами колет так, словно Дольф чертов Лундгрен зарядил ему ногой в солнечное сплетение. Над головой с грохотом проносится поезд, и от его вибрации завтрак настойчиво просится наружу. Где бы Кирби ни была, здесь ее точно нет. Решив рискнуть, он направляется к озеру, стискивая бок и втягивая воздух сквозь зубы. Жалкий слабак. Его тошнит от нервов и ярости. В голову лезут непрошеные мысли: может, он уже прошел мимо ее трупа, брошенного в переулке за кучей мусора. Они никогда не поймают убийцу. Чего этому городу не хватает – так это камер на каждом углу, как на заправке. Господи, пожалуйста, да приведет он себя в порядок. И овощи начнет есть, и в церковь ходить, и навестит маму на кладбище. Даже курить втихаря перестанет. Только пусть с Кирби все будет в порядке. Он же никогда больше ничего не просил, пожалуйста, хоть один раз, неужели это так сложно?.. Вернувшись в «Сан Таймс», он узнает, что полиция до сих пор не приехала. Четти в приступе ярости объясняет ситуацию Харрисону. К ним подходит Ричи, весь бледный и перепуганный, и рассказывает про девушку, убитую этим утром. Зарезана в фармацевтической лаборатории Вест-Сайда. Почерк преступления полностью совпадает. Даже хуже – убийца расправился с ней с особой жестокостью. А женщина, которая знала убитую наркоманку, сообщила полиции, что дала ее адрес какому-то хромому мужчине. Все это просто не укладывается в голове. Оказывается, Кирби была права с самого начала. И у этого pendejo[11] хватило наглости заявиться в редакцию?! Дэн покупает пейджер в ближайшем же магазине электроники – витринный образец, розовый, зато полностью готовый к работе. Вернувшись к Чету, он диктует номер и строго наказывает писать, если появятся новости. Особенно от Кирби. Панику он старается зарубить на корню; главное – не сидеть сложа руки. Сначала он заезжает домой за вещами. Потом добирается до Уикер-парка и проникает в ее квартиру, сломав замок. С прошлого раза бардак стал только хуже. Весь гардероб, кажется, перекочевал в гостиную. Дэн спешно отводит взгляд от красных трусов, висящих на стуле вывернутыми наизнанку. Судя по всему, она устроила свое собственное расследование: по всей квартире валяются документы из коробок с уликами. К дверям чулана синей изолентой приклеена карта, на которой красными точками отмечены все женщины, зарезанные в Чикаго за последние двадцать лет. И точек этих немало. Он открывает папку, валяющуюся на самодельном столе. Внутри – распечатки свидетельских показаний, тщательно пронумерованные и датированные. Каждой соответствует статья из газеты, и Дэн вдруг осознает, что это такое. Записи разговоров с семьями жертв – их здесь десяток, если не больше, и все были опрошены лично Кирби. Она же сама говорила, что весь год занималась их поисками. Не соврала. Дэн тяжело опускается на расписанный стул, пролистывая заметки. «Я не «потеряла» ее. Теряют ключи от дома. Ее у меня отобрали». «Я каждый день думаю, что буду делать, когда его поймают. И знаете, ответ всегда разный. Иногда мне хочется запытать его до смерти. А иногда – всего-то простить. Потому для него нет наказания хуже». «Они украли мой вклад в будущее. Странно звучит, да?» «А в фильмах смерть выставляют такой сексуальной». «Это был худший день в моей жизни, но, когда я вспоминаю о нем, мне становится легче. Он ведь никогда больше не повторится – потому что она была моей единственной дочерью». Харпер 13 июня 1993 Ярость застилает ему глаза. Надо было убить пацана из редакции. Дотащить до окна и выбросить прямо на улицу. Но нет, он сдержался. Подыграл ему, как какой-то безмозглый идиот из психушки в Мантено, у которого по подбородку стекает слюна, а по ногам – собственное дерьмо. Он изо всех сил сдерживался, подбирая вопросы. Никаких «Какого хрена она до сих пор жива?» и «Где эта сука?». Нет, только «А Кирби на месте? А можно обсудить школьных спортсменов? Мне так интересно узнать про их достижения. Пожалуйста, позовите ее, она же сейчас на работе?» Но он перегнул палку. Скучающее презрение мальчишки сменилось настороженностью.