Но поздно – Рокси вынула телефон, сфоткала Алли и уже шлет сообщение. И ухмыляется: – Ты мне доверься. Я ж должна как-то за постой платить, ну? Назавтра в монастырь приезжает мужик – еще семи утра нет. Подкатывает к центральным воротам, стоит и ждет. Рокси стучится к Алли, тащит ее по дорожке, прямо в халате. – Что? Что такое? – спрашивает Алли, но улыбается. – Пошли, сама увидишь. – Как делишки, Эйнар? – говорит Рокси мужику. Он коренастый, за сорок, волосы темные, на лбу черные очки. Эйнар улыбается и медленно кивает: – Сама как, Роксанна? Берни Монк велел за тобой приглядеть. За тобой приглядывают? – Я – шикарно, – отвечает Рокси. – Супер-пупер. Я тут с дружбанами поживу месяцок. Привез, чё я просила? Эйнар смеется: – Я тебя один раз видел в Лондоне. Тебе было шесть лет, и ты пнула меня в щиколотку, потому что я не купил тебе молочный коктейль, пока мы твоего папку ждали. Рокси тоже раскованно смеется. Сейчас ей проще, чем за ужином. Алли это замечает. – Ну а чё ты коктейль-то не купил? Давай, гони. Сумка – явно c какими-то шмотками Рокси. Ноутбук – новенький, мощный зверь. И маленькая папка на молнии. Рокси кладет ее на кромку открытого багажника, вжикает молнией. – Ты полегче, – советует Эйнар. – В спешке сварганили. Чернила размажутся, если тереть. – Усекла, Евка? – говорит Рокси. – Не тереть, пока не высохнет. И протягивает Матери Еве то-сё из папки. Американские паспорта, водительские права, карточка соцобеспечения, и на вид все выглядит как настоящее, как правительством напечатанное. И на всех документах, на всех паспортах – фотография Алли. На каждой она чуть иная – другая прическа, кое-где в очках. И имена разные – совпадают с именами на карточках соцобеспечения и правах. Но везде она. – Мы тебе сделали семь, – говорит Рокси. – Полдюжины плюс одну на счастье. Седьмой комплект британский. Мало ли, вдруг захочешь. Эйнар, а с банком выгорело? – Все путем, – говорит Эйнар, выуживая из кармана папочку поменьше. – Только если кладете больше ста штук, предупредите нас, лады? – Долларов или фунтов? – спрашивает Рокси. Эйнар слегка морщится: – Долларов. – И уточняет: – Это только на полтора месяца! Потом счет не проверяют. – Сойдет, – говорит Рокси. – Не буду пинаться. На сей раз. Рокси и Даррелл болтались в саду, футболили камни и ковыряли кору на деревьях. Оба не очень-то любили Терри, но Терри не стало, и это было странно. Даррелл такой: – А по ощущениям это как? И Рокси, типа: – Меня ж не было внизу, когда его грохнули. А Даррелл такой: – Да не, в смысле, когда ты Примула в расход пустила. Это как по ощущениям? И она почувствовала снова – этот блеск под ладонью, и как лицо Примула сначала потеплело, а потом похолодело. Рокси шмыгнула носом. Посмотрела на свою руку, словно ответа искала там. – Кайфово, – ответила она. – Он убил маму. Даррелл сказал: – Вот бы и мне так уметь. Несколько дней Роксанна Монк и Матерь Ева помногу разговаривают. Находят общее – и держат его на вытянутой руке, любуются деталями. Обе остались без матери, обе в семьях ни два ни полтора. – Клево, как вы тут все говорите “сестра”. У меня никогда не было сестры. – И у меня, – говорит Алли. – Всегда хотела, – говорит Рокси. И на этом они пока что притормаживают. Монастырские хотят спарринговать с Рокси, отрабатывать навыки. Рокси только за. Дерутся за монастырем, там большой газон до самого океана. Рокси вызывает по две-три за один раз, уворачивается, шибает их со всей дури, запутывает, пока они не начинают лупить друг друга. На ужин приходят хохоча, в синяках, иногда с паутинными шрамиками на запястье или лодыжке – эти шрамы они носят с гордостью. Есть совсем мелкие девчонки, одиннадцать-двенадцать лет, и они таскаются за Рокси хвостом, будто она поп-звезда. Она им велит отвалить – идите, мол, займитесь чем-нибудь. Но ей по нраву. Она учит их боевому приему, который придумала сама, – плеснуть человеку в лицо водой из бутылки, подставить палец под воду, и пока летит, пустить по ней ток. Девочки упражняются друг на друге, хихикая и разбрызгивая воду по газону. Как-то под вечер Рокси и Алли сидят на крыльце, а за ними садится красно-золотое солнце. Обе смотрят, как на траве дурачатся дети. Алли говорит: – Я такая же была, когда мне было десять. – Н-да? Большая семья? Пауза несколько затягивается. Может, думает Рокси, я что-то не то спросила; впрочем, по барабану. Могу и подождать. Алли отвечает: – Детский дом. – А, – говорит Рокси. – Знаю таких ребят. Тяжко им. На ноги трудно встать. Но теперь-то у тебя ничего так. – Я умею о себе позаботиться, – говорит Алли. – Научилась. – Да, я уж вижу. Эти дни голос у Алли в голове помалкивает. Годами такого не было. Алли здесь, и на дворе лето, и Алли знает, что Рокси рядом, кого угодно прикончит насмерть, если что, – и от этого стало потише. Алли говорит: – Меня в детстве часто тягали туда-сюда. Отца не знаю, а мама – только осколок в памяти. Только шляпка – вот что помнит Алли. Бледно-розовая шляпка, по воскресеньям в церковь ходить, лихо сбита набекрень, а лицо под ней улыбается Алли, показывает язык. Вроде счастливое воспоминание, из прорех между затяжными печалями, или болезнями, или тем и другим. Алли не помнит, как ходила в церковь, но в памяти застряла эта шляпка. Алли говорит: – Я, пока не попала сюда, сменила домов двенадцать. Или тринадцать. – Она проводит рукой по лицу, кончики пальцев вжимает в лоб. – Один раз отправили к тетке, которая коллекционировала фарфоровых кукол. Сотни кукол, на каждом шагу, пялились на меня со стен в спальне. Тетка красиво меня одевала, это я помню. Пастельные платьица, ленточки по подолу. Но ее посадили в тюрьму за воровство – на что-то же надо было этих кукол покупать, – и меня отправили дальше. На газоне одна девочка поливает другую водой, искрящейся слабым током. Вторая девочка хихикает. Щекотно. – Что людям надо, то они сами делают, – отвечает Рокси. – Папка так говорит. Если тебе чего надо, прямо позарез – не просто охота, а позарез надо, – ты исхитришься и добудешь. – И смеется: – Правда, это он про торчков. Но не только с торчками так. Рокси смотрит на девочек на газоне, на этот дом, который стал и ее домом, – и не просто домом. Алли улыбается: – Если сама сделала, надо потом защищать. – Ну да, чё уж. Я же приехала. – Мы таких сильных никогда не видели.