Взяв в руки маркер, Шеридан внёс в таблицу новую пометку: “Окна и люк в автомобиле были открыты: намеренное утопление автомобиля со всем его содержимым”. – Отпечатки пальцев и вправду только Оуэн-Гринов, – сдвинул брови Шеридан. – Родители были в Дэф Плэйс, что подтвердили их друзья. Братья Оуэн-Грин тоже были на вечеринке, что могло бы нас смутить, если бы одной из погибших не была их собственная сестра. – Сегодня состоятся похороны, – Шеридан заглянул мне в глаза. – Думаю, нам стоит сходить. – Да? – Мы ведь ищем убийцу, верно? Если мы имеем дело с повёрнутым психом, что очевидно уже по одному лишь количеству жертв, он, как всякий маньяк, вполне может явиться на похороны. Кто-то неприметный, на кого никто не обратит внимание… – Никто, кроме нас, – повела бровями я. – Да, нам определенно нужно там быть. – Без проблем. Вход свободный. Еще вафель? – Не откажусь. Глава 23. Траурную церемонию родители погибших девочек решили устроить одну на четверых. Дело было в приглашенных: у погибших были общие знакомые, одноклассники и друзья, потому устраивать четыре отдельные церемонии с часовым разрывом казалось неуместным. Люди бы попросту устали. Даже если бы похорона проходили в четыре разных дня. С каждым днём людей собиралось бы всё меньше и меньше – подросткам сложно подобное дается, да и какие родители будут в восторге четыре дня подряд отпускать своего ребенка на такого рода мероприятие? В объединении церемонии посодействовало и руководство старшей школы Маунтин Сайлэнс: занятия в этот день официально отменили. – Народа будет много, весь Маунтин Сайлэнс соберется, – заметил Шеридан, надевая свою рабочую куртку. Я посмотрела на часы: без пятнадцати десять. Церемония должна начаться ровно в десять. – Как же мы в подобной обстановке собираемся найти в толпе подозрительное лицо? – поинтересовалась я. – В детстве отец брал меня с собой на охоту. Из-за своей способности попадать белкам прямо в глаз, в десять лет я получил прозвище Соколиный глаз. Невесть какая заслуга – белок по лесу шугать – однако с возрастом моё зрение только улучшилось. Основная задача будет лежать на мне, так как я знаю в этом городе каждую дворнягу, но ты тоже смотри в оба. Может быть как раз именно твой незамыленный глаз что-нибудь важное из толпы и вырвет… – телефон Шеридана завибрировал. – Подожди. Мы вышли на крыльцо, на котором нас уже дожидался Вольт, и Шеридан уже собирался закрыть за собой входную дверь, как вдруг замер. По выражению его глаз, врезавшихся в меня, я поняла, что неуловимый моим слухом голос невидимого мне собеседника сейчас говорит шерифу нечто важное. Нечто, что касается и меня тоже. – Что? – не дожидаясь момента, когда Шеридан отведет телефон от своего уха, бесцеремонно поинтересовалась я и вдруг услышала, как где-то в стороне нависшей над городом горы раздался глухой, едва уловимый гром, сотрясший беспросветную поволоку из густых облаков, растянувшуюся над нашими головами. – Это Киран… – продолжая сверлить меня взглядом, выдавил Шеридан. – Камелия Фрост пришла в сознание. С Кираном мы встретились на выходе из больницы. Одетый в черный костюм, он казался еще более высоким и взрослым, и еще более похожим на своего отца. И всё равно Шеридан-старший выглядел более солидно и мужественно, чем его отпрыск. Даже странно осознавать, что я всего лишь на десять лет старше Кирана Шеридана (я не такая молодая!) и на целых десять лет младше его отца (он не такой старый!). В голове не укладывается, как внешность может быть настолько обманчива. Оценив Шеридана-младшего в костюме, я попыталась представить его отца в похожем облачении, и ухмыльнулась: всё-таки отец заметно выигрывал у сына, причём, думаю, это навсегда. Старший всегда будет смотреться выгоднее младшего. Возможно виной тому мягкие черты лица, которые достались младшему от его второго родителя. – Она пришла в себя приблизительно полчаса назад, – поспешно начал Киран. – Я был с ней… – Был с ней? – сдвинула брови я. – Зачем? – Не знаю… С того дня, как я её вытащил из машины, я каждый день по несколько часов в её палате провожу. Наверное, просто переживал… Хотел, чтобы она выжила. Да и её матери было легче от моего присутствия. “Конечно, ты ведь сын мужчины, на которого она положила глаз”, – мысленно подытожила я. – Я уже опаздываю… – парень посмотрел на свои наручные часы. – Куда? – почему-то не переставала хмурить брови я. – На похороны. Там весь город будет. Афина вам всё расскажет, окей? Мне лучше не опаздывать, я речь обещал произнести… – Ладно, Киран, не опаздывай, – похлопал по плечу сына Шеридан. “Нет, это безумство”, – тем временем крутилось у меня в голове я. – “Если бы он был как-то связан, он бы сделал всё возможное, чтобы Камелия Фрост не заговорила… Но, может быть, он не успел? Или не смог – сдрейфил… Придушить её подушкой… Или он дожидался, когда она придет в себя, чтобы припугнуть её?”. Уже спустя десять минут мои очередные сомнения на счет Кирана Шеридана были развеяны. Камелия Фрост пришла в себя в присутствии Афины – Киран появился в её палате на пятнадцать минут позже. То есть он не успел бы припугнуть её, даже если бы очень сильно того хотел. Вариант с тем, что девочка испугалась шерифа, как отца преступника, тоже отпал. Камелия Фрост на самом деле ничего не могла вспомнить. Я тщательно прозондировала эту почву: допрашивала девочку ровно полчаса без присутствия сторонних лиц – даже Афину попросила выйти в коридор вслед за Шериданом, чему она не особенно противилась, явно испытывая желание остаться с шерифом наедине. Заинтересованность матери девочки шерифом на сей раз мне пришлась на руку (в “Гарцующем олене” на мне бы меню закончилось только за то, что я составила Шеридану компанию во время ужина). Я без давления посредством присутствия в палате других лиц расспросила девочку с разных сторон и задала ей сотню не связанных между собой и невидимо связанных вопросов – она действительно ничего не помнила. Вообще ничего. И определенно точно не врала. Как и не боялась. Она не понимала, что происходит, и не знала, что произошло: не помнила ничего с момента своего попадания в особняк Оуэн-Гринов. Из воспоминаний только музыка, звучавшая на вечеринке слишком громко, и образы одинаковых девушек, в этом году отдавших предпочтение ведьмовской тематике. Дальше – пустота. Из-за того, что девочка никак не могла вспомнить, что именно с ней произошло, она склонна была предполагать, что она, возможно, потеряла сознание из-за разболевшегося еще накануне живота. Нулевой результат меня ненашутку огорчил и даже разозлил, но я не позволила своим эмоциям взять верх. Поэтому я не ответила девочке на вопрос, который она задавала мне один раз в каждые десять минут нашего общения: что именно произошло? Ей должен был рассказать кто-то близкий. Пусть Афина как-то разжует этой наивной душе правду и поможет ей это пережить. Это вне моей компетенции. Это дело матери и дочери – внутрисемейный момент. Мысленно пожелав удачи Афине, я вышла в коридор, в котором она должна была находиться в компании Шеридана, но неожиданно застала её в компании других трех человек: её десятилетней дочери и Роджера Галлахера с его сыном Итаном, ровесником девочки. Не знаю почему, но я сразу обратила внимание на две вещи: мальчик с девочкой неплохо ладят (смотря в окно, они что-то активно обсуждали), а Роджер Галлахер совершенно трезв, что, если верить Шеридану, можно счесть за нечто из разряда чуда. – Как ваша дочь, мистер Галлахер? – решила для приличия поинтересоваться я, пока Афина, не сказав ни слова, проскользнула мимо меня в палату своей старшей дочери. Она меня явно недолюбливает, но это ненадолго. Скоро я уеду отсюда, и она забудет обо мне, как о прошлогоднем дне, в котором меня не было. – С Дакотой всё хорошо, спасибо, – Галлахер поджал губы, наблюдая за тем, как его сын с дочерью Афины аккуратно проскальзывают вслед за Афиной в палату Камелии. – Она пошла на траурную церемонию… – Вот как? – я вовремя сдержалась, чтобы не сдвинуть брови. – А почему не пошли вы? – Я хотел, но позвонила Афина, я не мог не приехать сейчас сюда, а Дакота не могла не пойти на церемонию… Он оправдывался? Ведь оправдывался… Но почему? Из-за чего он мог испытывать чувство вины?.. – Ты уже закончила? – из-за угла коридора вдруг появился Шеридан с одноразовым стаканчиком из коричневого пластмасса в руке. Лицо Галлахера сразу же приняло отстраненный вид. – Было приятно пообщаться, агент Нэш, – пробормотал себе под нос мужчина, после чего нырнул в палату Камелии Фрост вслед за остальными гостями. Как только дверь за его спиной захлопнулась, я посмотрела на одноразовую чашку с чаем в руке Шеридана. – В каких отношениях Галлахер с Фрост? – сдвинула брови я. – Если честно, до сих пор эти двое особо не общались друг с другом… Так, знакомые, но не больше того. Я нахмурилась еще сильнее. Похоже, в этом городе вечных облаков и холодных теней подозреваемыми могут быть все. Даже добродушный отец-алкоголик. Даже ребенок местного шерифа. Даже сам шериф, способный покрывать своего сына. Или давнего знакомого… Или себя. Это ведь он первым, после своего сына, явился на место происшествия?.. Может быть я ищу вовсе не водителя? Может быть я ищу водителей? Вовремя появившиеся на месте преступления Шериданы, торчащий у реки Галлахер, наблюдающий за извлечением машины из воды… Это же трио первым узнало о возвращении Камелии Фрост в сознание… Но выжившая девочка должна была волновать не только их… Кого еще?.. Должен быть четвертый подозреваемый. Должен быть еще хоть кто-то… Кто-то более “нереальный”, чем эти трое. Кто-то, в причастность кого поверить будет сложнее. Кто-то, кто всё это время был за кулисами, пока Шериданы и Галлахеры мелькали перед моими глазами, спасали невинных девушек и устраивали разборки между собой. Этот кто-то совсем рядом. Настолько, что волосы дыбом встают: Он здесь, в этом городе, Он видит меня, Он знает, что именно Он совершил, и знает, что я ищу Его. Он – это один?.. …Он – это два?.. …Он – это три?.. Сколько Их?.. Я одна. Глава 24. Мы бесповоротно опоздали на похороны. Все речи были произнесены, все гробы погружены в землю и закопаны. Умерших хоронили в закрытых ящиках из-за состояния, в котором пребывали их тела. И всё-таки я рассчитывала на то, что мы успеем хотя бы на концовку церемонии речей, успеем хоть что-то выхватить взглядом в костёле, но, видимо, звучащий в небесах с самого утра глухой гром, становившийся всё более отчетливым, серьёзно повлиял на длительность церемонии прощания. В итоге мы с Шериданом успели к моменту закапывания последней из пяти могил. Народа было и вправду много, но я бы не сказала, что собрался весь Маунтин Сайлэнс – скорее его половина. Держу пари, треть этой толпы завалится сегодня в бар “Гарцующего оленя” несмотря на то, что сегодня только вторник. Будут перемывать косточки пострадавшим семьям, сочувствовать им до тех пор, пока кто-то не начнет попрекать нерадивых родителей за то, что те “недосмотрели” за своими подвыпившими детишками, после чего позиция схлестнется с оппозицией, драка, начавшаяся в баре, перенесется на улицу, под проливной ливень, кто-то вызовет полицию, начнется возня с шерифом… Грязная работа. Но именно такая работа отлично снимает напряжение, растущее в сжимающихся от осознания своего бессилия кулаках. Гром прогремел с еще более страшной силой, чем прежде. Его раскаты походили на звуки колющегося и трескающегося на устрашающие куски айсберга. Я возвела глаза к небу. Серые тучи взбивались в вихри, сгущались, становились угрожающими… Мы с Шериданом стояли поодаль от общей толпы, на краю начинающегося сразу за кладбищем парка. Приблизительно в десяти метрах от последней оформленной сегодня могилы, принадлежащей, судя по собравшимся у нее ближайшим родственникам, Эйприл Монаган. На моё плечо вдруг опустилась первая тяжелая капля приближающейся бури. Пока я смотрела на нее, кто-то в толпе раскрыл первый черный зонт. До сих пор ровно стоявшие, словно мраморные изваяния люди, почти одновременно развернулись и начали двигаться к выходу из кладбища – последние слова прощания были сказаны. – Что ж, мы пропустили почти всё, – вдруг с шумом раскрыв черный зонт-трость у меня над головой, констатировал Шеридан. “Почти всё – почти всё – почти всё”, – зазвенело эхо у меня в ушах. Не двигаясь и позволяя Шеридану держать над моей головой зонт, я всё еще пыталась увидеть хоть что-то. Но я видела лишь подавленные горем семьи: Динклэйджи идут держась за руки, все вчетвером, шестеро Монаганов идут с заметным разрывом друг за другом, Патели помогают передвигаться мальчику на костылях, Оуэн-Грины стараются успокоить мать семейства. С Сабриной Оуэн-Грин явно случился эмоциональный срыв. Пока её муж держит над ней зонт, её сын Зак обнимает её за плечи и просит успокоиться, говорит о том, что он всегда будет рядом с ней, всегда… Я отрываю от них взгляд и блуждаю взглядом по удаляющимся спинам. Я кого-то ищу, но кого?.. Кто-то должен был прийти… Кто-то должен был насладиться результатом своих действий… Должен был быть здесь… Кажется, я уже была готова ринуться в толпу, чтобы каждого человека в ней повернуть к себе за плечо, каждого заставить заглянуть мне в глаза. В одной паре глаз я могла увидеть, могла увидеть в любой момент… – Думаю, нам лучше уйти отсюда прежде, чем ливень размочит землю, – вдруг коснулся моего плеча Шеридан. Я снова метнула взгляд в сторону Оуэн-Гринов и примкнувшим к ним миссис Монаган с двумя старшими дочерьми – они уже направлялись к выходу. – Да, давай уйдём отсюда, – тихим голосом, не скрывающим моего напряжения, согласилась я, услышав усиление дождевых капель, врезающихся в купол черного зонта, зловеще и одновременно спасительно нависшего над моей головой. Тучи, кружившие над Маунтин Сайлэнс все эти дни, наконец решили лопнуть и сделали это эффектно: такого потока воды с небес я не видела со времен своего детства. То есть со времен, когда даже соседский чихуа-хуа казался мне серьезной собакой. То есть такой непогоды я, скорее всего, не видела еще никогда. К дому Шеридана мы подъезжали по размытой грунтовой дороге едва ли не вслепую. При такой видимости не то что вездесущего в этом городе призрака знаменитой горы́ в отражении зеркала заднего видения не было видно – не было видно вообще ничего в пределах десяти метров. У Шеридана был всего один зонт, поэтому пока мы бежали от гаража к дому я намочила только ноги, а Шеридан со своим псом промок весь. Хотя, вернее будет сказать, что у Шеридана промокла только верхняя одежда – с краев его ковбойской шляпы на его плечи и спину стекали бурные ручьи – а вот Вольт по-настоящему промок до нитки.