– Ты сама понимаешь… Семья и всё такое. Думаю, идея принадлежит не самому Ирвингу. Думаю, его благоверная проела ему плешь… Даже не подозревал, что он такой слабак. Видимо сдался, решив угодить своей любимой наковальне. Перед моими глазами начали проноситься отчетливые картинки последних дней: я впервые получаю задание без напарника, обычно старшего по званию, такого, который сможет профессионально подстраховать меня; меня впервые отправляют за тридевять земель от моей территории, пределов которых по профессиональным вопросам я до сих пор не покидала; арендованный ФБР автомобиль для меня пребывает в плачевном состоянии – я реально могла застрять посреди лесной глуши на этой чахлой кляче; номер в гостинице не забронирован и мне даже не сообщено о том, что этого не сделано и что мне самой необходимо разобраться с ночлегом; слова Банкрофта, сказанные сутками ранее: “Я понимаю, что ты хочешь серьезное дело, чтобы доказать всем, чего ты стоишь, но так ты только еще больше всё испортишь” – еще больше? И потом эта фраза: “Не мне учить Вас хладнокровию”. Хладнокровию?.. Неужели он имел в виду Блейка? Он не смеет!.. – Меня пытается списать… Чья-то жена?! – наконец нашла в себе силы выдавить я. – Жена твоего начальника. – Да хоть самого премьер-министра! Она… Она… Хренова чистоплюйка, потерявшая… – я запнулась. Я хотела сказать – крестника. – Она ведь даже не всплакнула… – мой голос снова начал садиться. – Даже не воспользовалась своим белоснежным платком, – о, да, я запомнила тот идеально выглаженный белоснежный платок, который она вытащила из кармана своего мужа! Я думала, она поддастся общему настроению и прольет каплю воды из своих глубоко посаженных глаз по неизвестному ей парню, а она, оказывается, в итоге не пролила и капли о своём крестнике. – Дэшиэл, помнишь, о чем я тебя предупреждал, когда ты сообщила нам с твоей мамой, что собираешься идти в ФБР? Берегись эмоций. – я уже хотела сказать, что я себя контролирую, как вдруг Бертрам продолжил. – И не только своих эмоций, Дэш. Берегись эмоций тех, кто с тобой работает. Он говорил о Банкрофте. Конечно, о ком же еще? Но я почему-то покосилась на дверь. – Меня хотят сослать, списать, убрать – называй это как хочешь. После случившегося с Макалистером я больше не угодна своему начальнику… Его жене, – я гулко выдохнула. – А ты сама, ты хочешь уйти? Я замерла. Меня уже далеко отослали… Слишком далеко. Я рискую в любом случае: оформлю здесь несчастный случай – собственноручно заведу бомбу замедленного действия, которая рано или поздно сдетонирует, когда кто-то из родственников погибших девочек доберется до правды в следующем году или через десять лет, и осколки этого взрыва меня определенно точно порежут, если не искромсают на салат; если не поставлю на это дело штамп с надписью “Несчастный случай”, тогда придется повесить на него ярлык нераскрытого дела – пятно на моей карьере и репутации. Агент Дэшиэл Нэш еще так молода, а за её плечами уже один глухарь, да еще такой крупный, внушительный, способный перекрыть все её предыдущие заслуги. Ирвинг хитёр. Козёл. – Признаться честно, я подумывала над тем, чтобы уйти, – закрыв глаза, я запрокинула голову, прислушиваясь к затихающему за окном дождю. – Не совсем уйти, просто заняться чем-то помельче. Ну, знаешь, чем-то, что не будет связано с трупами, – Бертрам хотел что-то сказать, но я ему не дала. – Но теперь, когда Банкрофт так поступил, я просто не могу позволить себе уйти. Я либо раскрою это дело, либо повешу на него ярлык глухаря, но ни за что, как бы сильно Ирвинг того не добивался, не подпишусь под несчастным случаем. – Я понял тебя. Мне нужно сказать девочкам, что ты задержишься. – Прости. – Всё нормально. Я горжусь тобой. – Спасибо, – я тяжело выдохнула. Мне всегда было жаль, что Бертрам не мой отец, но сегодня я ощущала эту детскую досаду острее. Как бы я хотела, чтобы он любил меня как родную дочь, а не как ребенка своей любимой, но умершей женщины. Да, он любил меня, по-честному, по-максимуму от той любви, которую мужчина способен выделить на чужого ребенка, но это было не то… Жаль, что душевного усыновления не существует. Я хотела бы, чтобы душа этого человека усыновила меня. Хотела бы называть его отцом так же, как называют его мои младшие сёстры, внешне так похожие на него. Но он их отец – не мой. Как же жаль… Отложив мобильный в сторону, я легла на диван поверх одеяла даже не думая раздеваться, с абсолютным осознанием того, что бессонница на сегодня мне обеспечена. Глава 25. Синтия Монаган. Что я имею в свои сорок два? Место фармацевта в аптеке при местной больнице, которое занимаю с тех пор, как вышла из своего последнего декрета (уже целых десять лет прошло, надо же…) сорокапятилетнего мужа, по совместительству одного из трех имеющихся стоматологов в Маунтин Сайлэнс, дочерей двадцати и девятнадцати лет (Селена учится на архитектора, Сандра на фотографа), пятнадцатилетнего сына (Тео еще не определился с тем, кем хочет быть, вечно твердит, что самим лишь собой) и тринадцатилетнюю дочь (Клэр мечтает однажды каким-то чудом превратиться в супермодель – чудом, потому как внешность у моей дочери самая обыкновенная, таких девочек с веснушками на носу миллионы на земном шаре). А еще у меня была семнадцатилетняя Эйприл, с которой я в последнее время не очень ладила из-за её подросткового возраста, и которую я любила не меньше, чем остальных своих детей… Пятеро детей: и о чём мы со Спенсером только думали?! Конечно же я знаю, о чем мы думали или не думали при каждой нашей беременности: Селена результат забытого дома презерватива и секса на заднем сиденье кадиллака, когда-то принадлежащего родителям Спенсера, Сандра результат порванного презерватива, с Эйприл подвели противозачаточные таблетки, зато Тео мы завели осознанно. Стоял вопрос о том, кому родители Спенсера отдадут дом ушедшей в лучшей мир матери моей свекрови: нам или старшему брату Спенсера, у которого к тому времени тоже было три ребенка – все мальчики. В доме нуждался каждый из нас и тогда Спенсер предложил мне сделать манёвр – забеременеть четвертым ребенком, чтобы перевес мнения родителей оказался на нашей стороне. В итоге уже к концу месяца я была беременна, а еще через неделю выбирала обои к детским спальням в новом доме. До сих пор мы жили в небольшой квартире с двумя спальнями, а здесь вдруг в моём распоряжении оказался целый двухэтажный дом, с тремя спальнями, просторной гостиной и даже камином. В итоге Селена, Сандра и Эйприл расположились в одной комнате, а для Тео мы выделили отдельную комнату, оформленную специально для мальчика. Как же Спенсер был рад, что сумел хотя бы с четвертой попытки обзавестись сыном! И я тоже была рада, хотя нам и стало материально тяжелее справляться с родительством. Поэтому, когда спустя полтора года после рождения Тео я узнала о том, что снова забеременела, я рыдала, как семнадцатилетняя девчонка, узнавшая о перспективе своего первого материнства. В тот момент материально семью обеспечивал только Спенсер, но зарплаты стоматолога едва бы нам хватало, если бы не помощь родителей и старшего брата Спенсера, который за последний год заметно разбогател, решив остановится на трех детях и вместо того, чтобы заводить новых, занялся рыбацким бизнесом, который оказался весьма прибыльным. Я сразу предложила сделать аборт. Спенсер меня отговорил. В итоге я родила Клэр, после чего мы, наконец, оказались у черты бедности. Теперь подачки наших родителей и старшего брата Спенсера не казались нам чем-то, от чего мы могли бы позволить себе отказаться хотя бы раз в месяц. Унизительно, но не смертельно. Однако мы справились: в аскетичной скромности, но не в откровенной бедности, мы почти сумели вырастить почти всех наших детей. Селена и Сандра изначально помогали нам оплачивать своё обучение в колледже – обе устроились официантками на первом же семестре своего обучения в большом городе – поэтому мы со Спенсером откровенно рассчитывали на то, что и Эйприл поможет нам в этом плане, тоже устроится официанткой и сможет оплатить хотя бы часть своего обучения, а там нам останется выучить всего только двух детей из пяти. Главное только, чтобы девочки “случайно” не “оплошали” в процессе своей учебы. Пожалуй, до сих пор это был мой самый большой страх – увидеть своих дочерей беременными и одновременно неспособными обеспечить себя материально. Я столько времени потратила на то, чтобы объяснить им, что мы с их отцом просто задохнемся, если вдруг кто-то из них (хуже только если их будет больше одной) подкинет нам незапланированного внука, столько наставляла их на тему о том, что секс допустим только после свадьбы, хотя прекрасно знала, что Селена потеряла девственность в шестнадцать, а Сандра в семнадцать, знала, что сама я распрощалась с ней в еще более раннем возрасте… Я так боялась увидеть выросшие животы своих дочерей и не увидеть рядом с этими животами достойных мужчин, оформивших новые формы моих чад, что упустила самое важное. Я упустила любовь, но осознала это слишком поздно. В момент, когда два дня назад в наш дом вошел Шеридан с той девушкой, агентом ФБР – они хотели узнать подробности не примечательной жизни одной из моей дочерей, той, которой не стало… Смотря на эту молодую девушку, сидящую напротив меня, я вдруг поняла, как сильно я постарела в этом браке, рожая и воспитывая пятерых детей, выслушивая их капризы и упреки, терпя их подростковые выпады и импульсивные действия, и всё это на грани бедности, всё ради того, чтобы в итоге не справиться. Я не справилась. Я потеряла не только Эйприл. Теперь я видела, что я потеряла больше. Оказывается, Спенсера я не люблю так давно, что даже вспомнить не могу, когда последний уголёк моей любви к нему угас, и это несмотря на то, что этот мужчина мне никогда не изменял, однако… Однако он тоже меня больше не любит. Сегодня будет четвертый день, как разлюбил, но… Но другое ощущение, всё это время связывающее нас, мы все ещё не потеряли – привязанность, подкрепленную некоторым уважением. Например, уважением к привычке смотреть два разных телевизора в двух разных комнатах, чтобы не мешать друг другу с просмотром любимых передач, или уважение к периодически возникающему желанию ужинать отдельно друг от друга и от детей. Уверена, у Динклэйджей всё иначе. Эти двое всегда были примером трепетных чувств. Откровенно говоря, я немного завидую этой паре. Всегда завидовала, но по-хорошему, как может завидовать только лучшая подруга. С Эшли я дружила со времен средней школы – мы ходили в один класс – после же того, как мы стали соседями, наши семьи превратились чуть ли не в закадычных друзей: Спенсер и Фредрик стали держаться вместе даже на работе, мы же с Эшли нашли много точек соприкосновения на почве детей. Эрик Динклэйдж ходил в один класс с нашей Сандрой, Челси с Эйприл, Хоуп с Клэр. Челси Динклэйдж – вот у кого были все шансы стать супермоделью, с её-то красивеньким личиком и округлой грудью, а она, в отличие от моей Клэр, хотела стать педиатром. Даже в этом Фредрик и Эшли Динклэйдж обошли нас со Спенсером, а они ведь даже не старались: все их дети мечтали и уже становились докторами, пока наши проваливали экзамены на факультете архитектуры, мечтали фотографировать африканские прерии, превратиться в супермодель или просто остаться собой. Виной всему этот город… Я всегда мечтала уехать отсюда, пока не влюбилась в молодого Монагана, прикипевшего к этому городишке всей своей простецкой душой. Хорошо, что наши девочки сейчас находятся в Оттаве. Надеюсь, им хватит мозгов, чтобы не залететь там от какого-нибудь недоумка и не вернуться назад в Маунтин Сайлэнс, как это случилось со многими в этом городе, например с Афиной Фрост. Надеюсь, они встретят себе толковых мужчин за пределами этого глухого места, надеюсь, эти мужчины не заставят их рожать больше двух детей, надеюсь, эти мужчины будут способны позволить своей женщине купить новое платье и пару лаковых туфель… Как же я устала… Как постарела… Стоя на крыльце своего дома после самого тяжелого дня в своей жизни, я вглядывалась в ночную темноту, пропитанную влагой недавно прошедшего ливня, и пыталась рассмотреть в этом беспросветном черном полотне нашу гору. Сейчас я не видела её, но я знала, что она там, в ночи, она смотрит из своей темноты прямо на меня, давит своим величием мою мелочность, как давила все эти годы, каждый день, каждый час… Она так давно давила меня, с самого моего рождения… Так давно… Наверное, сегодня она наконец раздавила меня… Наверное, она это сделала… – Синтия? – за моей спиной послышался до боли в горле знакомый мне голос. Включив свет на крыльце, Спенсер переступил потёртый порог нашего скромного дома и остановился в шаге за моей спиной. – Уже поздно… Начало первого… – глухо произнес он. – Поздно… – начала шептать я. – Жутко поздно… – и вдруг почувствовала, как на мои плечи ложится шаль, а вместе с ней и тяжелые мужские руки. Эта тяжесть качнула чашу моих душевных весов, и я, в который раз за этот клятый день, горько расплакалась. А он еще сильнее сжал мои плечи. Он притянул меня на свою грудь. Он напоил меня чаем. Он сказал, что с этим нам придется жить и мы будем жить. Он лег рядом со мной в расправленную постель не раздеваясь. Я смотрела в потолок и он смотрел в потолок. Общей была боль и общим был потолок. А еще общими были наши дети. Четверо сейчас спали по ту сторону стены от нас, и еще один ребенок, навсегда уснувший вне стен этого дома, отныне и навсегда стал нашим самым общим. И больше ничего. Ничего общего больше. Да, мы, пожалуй, сможем. Мы сможем жить дальше вместе. Но это всё, что нам удастся. И этого, совершенно точно, достаточно. Глава 26. Обеспеченную мне бессонницу разбавил стук в мою дверь, раздавшийся спустя два часа после моего уединения в комнате. Шеридан решил предупредить меня о том, что уезжает по вызову, но так как я лежала на диване одетой у него не было форы на то, чтобы успеть уйти из дома без меня. В итоге ему пришлось потратить драгоценную минуту на то, чтобы найти для меня новые резиновые сапоги, которые еще не успел поносить Киран (нога парня оказалась на два размера больше моей), но ни он, ни Вольт не сердились на меня за то, что я затормозила их: “Всё равно все носы уже разбиты и физиономии разукрашены”, – тоном оракула произнес Шеридан, перешагнув через порог дома. Ливень только-только прекратился, отчего влажность воздуха теперь просто зашкаливала. И хотя благодаря автоматически включающимся садовым фонарикам я видела, куда шла, я даже не пыталась обходить лужи – даже вспомнить не могу, когда в последний раз гуляла по “настоящим”, не городским лужам. Забавно и печально одновременно. Шеридан вновь предпочел вранглер пикапу. Сев сбоку от водителя, я довольно выдохнула, достаточно быстро ощутив сквозь успевшие замерзнуть джинсы подогрев сиденья, и посмотрела на приборную панель – часы показывали начало десятого. Надо же, а я думала, что сейчас не меньше десяти. Поспешно выехав из гаража, Шеридан включил дальний свет и надавил на педаль газа еще настойчивее. Лужи, стоящие на размытой грунтовой дороге, разлетались в разные стороны: с левой стороны борта вранглера они отлетали в сторону немного вышедшего из берегов озера, с правого борта они оседали на серых стволах деревьев, стоящих слишком близко к дороге. Зрелище было завораживающим, но непродолжительным: мы добрались до перекрестка с асфальтированным покрытием в два раза быстрее, чем это случалось при езде на обычной скорости, но не успели мы выехать на главную дорогу, как где-то высоко над нашими головами раздался гром и на Маунтин Сайлэнс вновь обрушилась тяжёлая пелена дождя. Дождь был не такой сильный, как прежде, но всё равно внушающий желание немного сбавить скорость. В итоге на месте происшествия мы оказались как раз в самый “горячий” момент. Сидя в полицейском участке на деревянном стуле у самого выхода из кабинета шерифа, я, упираясь затылком в прохладную стену, колебала в разные стороны вытянутую вперед и поставленную на пятку правую ногу. Бывшие не по размеру сапоги на мне свободно болтались, чего еще полчаса назад я совершенно не замечала, когда по очереди пресовала одного за другим трех своих “клиентов”. Прислушиваясь к тому, как Шеридан разводит по камерам виновников этого ночного вызова, я мерно дышала спертым воздухом, пропахшим старой бумагой и пылью. Спустя минуту услышав приближение его гулких шагов, я оторвала затылок от стены как раз в момент, когда он вошел в кабинет. На мгновение остановившись на пороге, он посмотрел на меня через правое плечо. – В порядке? – нахмурился он, взглянув на мои руки. – В полном, – поджала губы я, машинально убрав руки в карманы куртки, чтобы он не видел моих красных и уже начинающих синеть костяшек пальцев. Дерущихся было пятеро: двух, самых крупных, разнял Шеридан, я же не стала проявлять дипломатию и просто уложила лицом в асфальт оставшихся трех, менее крупных, но не менее агрессивно настроенных. Первые двое получили в кадык и уже корчились на земле в приступе удушья, когда Шеридан обернулся, чтобы посмотреть, “что там у меня”. С третьим пришлось повозиться: пару раз увернуться от кулаков, один раз зарядить ему прямо в нос, один раз локтем в почки и один раз приложиться к его уже полусогнутым коленям, чтобы окончательно уложить бедолагу лицом в лужу. Не то чтобы я была сильна в рукопашке, я всегда считала, что со стрельбой у меня всё намного лучше, но эти трое вообще не могли ничего, кроме как пьяно размахивать своими ручищами, так что трудностей, похожих на те, которые у меня пару раз случались в подворотнях большого города, они у меня не вызвали. Зато, судя по ошарашенным взглядам собравшихся вокруг зевак, впечатлений теперь у всех местных будет на десятилетие вперед. Наверное из уст в уста будет переходить легенда от деда внуку о том, как однажды в Маунтин Сайлэнс приехал агент ФБР, пока грани этого рассказа не отшлифуются до блеска, пока агент ФБР не станет в этом рассказе грозным мужчиной, пока трое поверженных им хулиганов не превратятся в дюжину настоящих бандитов… Смехотворно. И тем не менее, так оно и будет. Я это поняла, когда села в машину Афины Фрост. Троих мужчин усадили в машину Шеридана, еще двое не помещались и Афина предложила помочь с их доставкой в участок. В итоге с Афиной пришлось поехать мне. По пути она пару раз что-то мне сказала, что-то о том, что её кафетерий практически не пострадал – так, поцарапан один барный стул, да пара бокалов разбито, но эти козлы ей всё возместят уже завтра, иначе она собственноручно всю дурь выбьет из их дурных голов. Я слушала её вполуха, но уже по тону её голоса поняла, что в этот момент она не точит на меня зуб из-за своих видов на Шеридана. Завтра будет точить, но сегодня не собирается. – У меня здесь всегда есть лёд, – произнес Шеридан, нагнувшись к миниатюрному холодильнику, стоящему в углу. Спустя несколько секунд выудив из него миниатюрный мешочек голубого цвета, он подошел ко мне и протянул свою находку мне. – Вот, держи. Лучше приложить к костяшкам – быстрее пройдёт. Подождав секунду, я всё же приняла этот дар. Не очень, конечно, хотелось брать, так как мне было и без того прохладно: когда мы подъехали к “Гарцующему оленю”, дождь уже практически прекратился, но этого не хватило, чтобы остаться полностью сухой, поэтому теперь волосы у меня на голове были либо наполовину мокрыми, либо наполовину сухими – я никак не могла определиться с тем, оптимист ли я этой ночью или всё-таки пессимист. – Послушай, ты ушатала троих, – положив руки в карманы штанов, Шеридан, не отрывая от меня взгляда, присел на подоконник. – Трое пьяных доходяг считаются за пятнадцать процентов трезвого верзилы, – приложила лед к костяшкам правой руки я. – Дралась с кем-то покрупнее? – О, поверь мне… – я попыталась хотя бы криво улыбнуться, но у меня не получилось. Шеридан замолчал и перевел взгляд на стену, стоящую напротив него, явно задумавшись о чем-то своём. Мы помолчали около минуты, после чего он вдруг решил меня просветить: – Необходимо развести этих недоумков по домам. – Мои брови поползли вверх, но Шеридан не стал дожидаться моего полного удивления, решив пояснить свои слова прежде, чем они сформировали бы в моей голове красноречивый вопрос: “Ну и какого хрена?”. – “Гарцующий олень” не пострадал изнутри, никакого материального ущерба, за исключением пары разбитых бокалов, Афина не понесла, так что и жалобу официально оформлять не стала. На завтра объявлено штормовое предупреждение, так что тянуться в город лишь затем, чтобы покормить этих олухов, я не намерен. Тем более если будет сильная буря и озеро выйдет из берегов, я могу застрять в своем доме, и эти идиоты рискуют проторчать здесь запертыми, без доступа к пище и без доступа к полноценным спальным местам как минимум до тех пор, пока я до них не доберусь. В общем, жалобы от хозяйки заведения нет, и хотя я мог бы оформить на них дело в духе дебоширства, я не буду этого делать. И не потому, что мне лень или потому, что на нас надвигается шторм, а потому, что я знаю, что мужики эти, по сути-то, неплохие, когда трезвые. Один лесоруб с тремя детьми на плечах, второй одинокий торговец скотом, третий недавно женившийся слесарь, четвертый брошенный подружкой сантехник, пятый и вовсе отчисленный из колледжа студент, сейчас живущий с родителями. Вот с него, пожалуй, и начнем. Студента, лесоруба и слесаря развезем по домам, а сантехник со скотоводом пусть на своих двоих топают домой – здесь недалеко, не успеют сильно промокнуть. – Странные у вас здесь порядки, – смотря на стену перед собой, сложила губы в трубочку я, со странным ощущением в грудной клетке и черепной коробке. Как будто я спокойно и намеренно начинаю медленно, но верно постигать тайную жизнь этого странного города. – Шериф развозит по домам всякое хулиганье, вместо того, чтобы впаять каждому из них по пятое число и спокойно отправиться спать домой. – Шерифы в маленьких городках должны быть не только служащими правоохранительных органов, но и тонкими психологами, – наделил меня красноречивым взглядом Шеридан. – Нельзя перегибать палку там, где можно травмировать всего одним словом, а порой и просто взглядом. Жители маленьких городков самые подверженные психологическим травмам, у них самая хорошая память и самая сильная вера в отмщение обидчику если не собственными руками, тогда хотя бы силами природы. Я здесь не для того, чтобы перевоспитывать их палками, я здесь для того, чтобы уберечь каждого из них от этих палок. – Какой мудрый, – не выдержав, криво ухмыльнулась я. – Доживешь до моего возраста, тоже мудрости прибавится. Будешь её использовать, чтобы кулаки не травмировать. – Сказал безумно старый человек, травмировавший своим кулаком переносицу лесоруба. – Заметь, переносицу лесоруба, а не свой кулак. – Оййй… – прищурилась я и убрала с онемевшей от холода руки лёд. – Хватит с меня на сегодня твоих словесных баек. Поехали уже развозить твоих “старых-добрых” знакомых. Стоявший всё это время напротив меня Вольт услышав мои слова сразу же активно завилял хвостом. А этот парень меня здорово понимает. Глава 27. Ночь была активной. Отпустив из участка своим ходом двух разукрашенных мужчин, мы развезли по домам оставшихся трёх, от каждого выслушав столько благодарности в сторону шерифа Маунтин Сайлэнс, столько повторов фразы: “Шеридан, ты – настоящий мужик. Обещаю, больше такого не повторится”, – что когда мы добрались до дома, мне стало даже как-то печально оттого, что всё закончилось. Не желая ложиться спать, я минут пятнадцать наблюдала за тем, как Шеридан полощет и просушивает Вольта в душевом поддоне, после чего заняла ванную комнату еще на полчаса. Горячий душ, тщательная сушка и укладка волос сделали своё дело – я смогла поспать этой ночью целый час, с половины третьего до половины четвертого, после чего еще трижды проваливалась в сон, но эти провалы длились лишь по десять-пятнадцать минут, после которых я выныривала в реальность, словно на поверхность могучего океана. Встав с постели в семь часов, я отправилась в гостиную, чтобы поторчать у доски, которую полночи рассматривала на телефоне, параллельно просматривая страницы в социальных сетях своих младших сестёр. Мысль о том, что Эшли и Клэр находятся примерно в том же возрасте, в котором находились погибшие (убитые) в Маунтин Сайлэнс девушки, скоро заставила меня выйти из интернета и вернуться к фотографии доски, но мои мысли на этот счет почти не шевелились. Эта клятая бессонница здорово поттачивала мою внимательность… Мне просто необходим был кофе, за дозой которого я и отправилась на кухню, где, открыв холодильник, наткнулась на внушительную гору продуктов. Посмотрев на свои наручные часы и вспомнив слова Шеридана о том, что он привык вставать в восемь, чтобы выпустить Вольта в кусты, я решила приготовить ему сегодня омлет с сосисками и салат – мелочь, но приятно ведь. Оторвав взгляд от часов, я едва не подпрыгнула, заметив стоящего рядом с собой Вольта. Интересно, кто у кого учился тихой ходьбе: он у хозяина или его хозяин у него?