Что он имеет в виду? И потом я вижу, о чем он говорит. Это единственное правило сильных душ, которому они должны следовать. Единственное правило, нарушив которое, ты все разрушишь. Я думаю – хоть и не уверен в этом – что видел это раньше. Воспоминания о том, что мы больше не вместе, что с ней у меня больше нет связи, практически парализуют меня. Если бы мое сердце билось, это были бы тяжелые, приносящие боль, удары. Я не могу позволить произойти этому. Восемнадцати лет недостаточно для этой жизни. Нам нужен еще один шанс. – Каждая душа должна следовать правилам. Это не сложно. Ты можешь показаться смертному, когда это необходимо. Можешь увидеть прошлое, прикоснуться к нему, но будущее, – отец качает головой, – это бесконечное время и пространство. Ты не можешь изменить предначертанное. Если Куинн умрет вот так, совершив самоубийство, то изменит свою судьбу. Это разрушит связь, которая была дарована вам обоим, и вы оба перестанете существовать в какой-либо форме. Не раздумывая, я прыгаю. Я не могу потерять нас и нашу связь. Умерев, люди исчезают. Они сливаются с пустотой. Становятся ничем. Я отказываюсь позволить ей исчезнуть. – Плыви, Куинн! – кричу я, когда ее сбивает волной, унося все дальше. – Плыви, черт возьми! Она двигает своими руками, ее глаза открыты и смотрят на меня, вода вот-вот заполнит ее легкие. Я могу видеть шок в ее глазах. Сейчас она видит меня. – Ты не можешь это сделать! – кричу я ей. – Плыви. Ради меня… просто плыви. Борись! Она не знает, что это может стать для нас полным концом. Она не может увидеть те жизни, которые мы прожили вместе, и от чего она отказывается… но я могу. Я знаю, то, что она совершила, это ошибка, и я должен заставить ее понять это, как-нибудь, каким-то образом. Куинн вдыхает, и это приводит к тому, что она глотает соленую воду океана, и начинает паниковать. «Это он. Я знала это, – думает Куинн. – Чейз здесь. Если я умру, мы сможем всегда быть вместе». И она представляет это, прекрасную жизнь, где мы всегда вместе, но прямо сейчас это не та реальность, которой суждено быть. Я должен вытащить ее на поверхность, похоже, это единственное, что я могу сделать. Она опускает руки, отдавая себя течению. – Нет! – снова кричу я, и Куинн открывает глаза и смотрит на меня, шокированная яростью в моем голосе, ее сердце стучит в груди, как отбойный молоток. – Если ты умрешь вот так, Куинн, мы больше никогда не сможем быть вместе, – говорю я ей. – Борись за нас! И тогда это происходит. В ее глазах вспыхивает понимание, осознание того, кем мы могли бы быть. Не в этой жизни, конечно, но в нашей следующей, и последующих за ней. Она протягивает ко мне руки, чтобы найти помощь. Но Куинн не может ухватиться ни за что, кроме воды – призрака того, чем я являюсь. Я вспоминаю слова отца: «Это разорвет вашу связь навсегда. Это будет концом для вас обоих». – Нет, – кричу я Куинн, рыдая, отказываясь позволить ей сдаться, мечтая об одном шансе, который бы мог ее спасти. Я бы отдал все на свете, лишь бы она жила. Больше никогда ее не видеть, больше никогда не прикасаться к ней, больше никогда не заниматься с ней любовью – отдал бы все наши будущие жизни вместе, только чтобы она могла жить. – Пожалуйста, – молю я в отчаянии. С диким взглядом в глазах, она еще раз тянется ко мне, и в этот раз хватается за мою руку. Сквозь меня волнами прокатывается шок, как только ее рука ослабевает. Куинн почти без сознания, ее глаза закрываются. Я понимаю, что не могу позволить этому произойти. Схватив ее за руку, я начинаю работать ногами, по-настоящему ощущая, как вода давит на меня, причиняет мне боль. Я сделал свой выбор, чтобы спасти ее. * * * Возвращение к ее дому занимает несколько минут, но в течение этого времени Куинн находится в полной прострации и шоке. Я помогаю ей зайти в комнату и дойти до кровати, на которую она падает. Несколько часов, до самой ночи, Куинн спит, вся покрытая грязью и песком. Ей снимся мы и то, как мы расстались. Она лежит рядом со мной, ее влажные волосы прилипли к покрасневшим щекам и разметались по подушке и одеялу. Пока я лежу рядом с ней, время от времени она тихо плачет, что приводит к еще большему потоку слез. Я в растерянности, не знаю, как ее утешить. По большей части, я просто сижу около нее, кажется, это наилучший вариант. Каждая слезинка, стекающая по ее щеке, для меня как нож в сердце. В основном, потому, что все, что чувствует она, испытываю и я. Когда она, наконец, проваливается в глубокий сон, ее слезы не останавливаются. Я думал, для меня ужаснее всего были воспоминания Куинн на моих похоронах. Так было до того, как я спас ее от утопления. Глядя на ее беспокойный сон, я испытываю физическую боль. Ясная ночь, мы вдвоем на пляже, дождь, ветер, все так же, как тогда, будто повторяется. – Я хотела, чтобы ты прислушивался ко мне, – говорит она мне. — Но ты меня не слышал. Я слышу ее слова, будто это происходит сейчас, потому что ей это снится. За этим больно наблюдать, но с водоворотом ее эмоций, это трудно не прочувствовать. Я задыхаюсь от страданий, как выброшенная на берег рыба. Я просто не смогу перенести повторения той ночи. О, нет, этого и так было достаточно, но как сильная душа, мне необходимо прочувствовать все то, что чувствовала той ночью она. Пройти через это в первый раз было ужасно, и я ни в коем случае не хочу переживать это снова. – Просто услышь, что я говорю, Чейз. – О, думаю, что уловил суть всего этого, – фыркаю я. Из-за раздражения на нее, в моем голосе явно отсутствует должное уважение. Я смотрю вдаль, будто не слышу ее, но я слышу. Я слышу все, что она говорит. — Ты хочешь порвать со мной, – говорю я и подношу к губам бутылку пива. – Но чего я не могу понять, это причины. Возможно, потому, что ты не назвала мне ни одной. – Я не хочу быть с тобой. И в этот момент мне хочется, чтобы ее воспоминания и сон прекратились, но они продолжаются, и каждое последующее все больше приводит меня в замешательство. Больше всего ранит та разрушающая часть, когда я, наконец, могу прочувствовать, что именно она чувствовала той ночью. Она соврала мне. Здесь так много эмоций и воспоминаний, что их трудно расшифровать, понять, откуда они берут начало и из-за чего продолжаются. А потом все становится более ясным: наша ссора, все детали настолько четкие, будто я вижу ту ночь ее глазами и ощущаю каждый укол в сердце, который чувствовала она. Я выпускаю злой смешок, качая головой. – Ага, ты продолжаешь повторять это, Куинн, но это не причина. Причиной было бы, если бы ты полюбила кого-то другого. Или разлюбила меня… но не то, что ты не хочешь быть со мной. Так какая из них? Ты меня больше не любишь? – я отбрасываю бутылку, слушая, как она разбивается о бревно, выброшенное из воды на берег. Я не жду ее ответа, прежде чем снова взорваться. — Твою мать. Что все это значит? Ты понимаешь, как я себя чувствую! Ты просто… почему ты не можешь просто назвать мне причину? – подойдя ближе, так, что она ощущает касание моей грудной клетки, я хватаю ее, притягивая к себе. — Зачем ты это делаешь? – Я сказала, Чейз, я не хочу быть с тобой! – кричит она в ответ, отпихивая меня от себя. — Я не могу продолжать быть с тобой, а потом в итоге остаться одной, размышляя о том, какое место я занимаю в твоей жизни. Это ты оставил меня, помнишь? После выпуска ты собираешься уехать отсюда. И ты действительно видишь меня уезжающей вместе с тобой? После этих слов в моей груди все тяжелеет, она знает, что я пытаюсь сдержать свою злость. Мое дыхание становится прерывистым. – Знаешь, в этом и есть чертова проблема, Куинн, – мой голос надломился, но она даже не осмеливается посмотреть на меня, понимая, что я, наконец-то, чувствую всю тяжесть нашего разрыва. — Как ты вообще можешь сомневаться в том, что я хочу, чтобы ты уехала со мной? – я поднимаю руки, сбрасывая бейсболку. — Как именно наглядно я должен это показать? Если бы я мог плакать, если бы мои слезы все еще могли вытекать из глаз, я определенно точно знаю, что сейчас они катились бы ручьями по моим щекам. Ее воспоминание слишком реалистичное и четкое. Но у меня больше нет слез, только невыносимая боль, будто кто-то поджег мое тело. – Если мы останемся вместе, чем, только честно, ты думаешь это все закончится для нас? – она тянется к еще одной бутылке пива в моей куртке и забирает ее. — Думаю, тебе хватит. Мое лицо искажается от боли из-за ее слов, того, что она предполагает для нас, не из-за пива. – Ты не можешь знать, как бы все у нас сложилось, потому что ты даже не готова дать мне шанс. Ты приняла решение, что для нас все кончено, — я забираю бутылку назад. Подняв руку, стираю ладонью с глаз слезы. — Не тебе решать, когда мне будет достаточно. Ты не можешь вести себя так, будто переживаешь, когда даже не можешь сказать, чего ждешь от меня. – Я больше ничего от тебя не жду. – Ох, избавь меня от этого дерьма! – я быстро сдаюсь. Я никогда обычно так не поступаю, но не в этот раз. — Ты не замечала того, что было прямо перед тобой. Я! Я прямо здесь! Она смотрит мне в глаза. – Ты слеп в том, что находится прямо перед тобой. А потом мой мир переворачивается с ног на голову, потому что, наконец, я понимаю ту причину, по которой она порвала со мной. Пронзающая меня боль ранит сильно и быстро. Мое сердце тяжелеет на сотню килограммов и с быстрым стуком будто падает в живот. Ее сознание тонет во вспышках воспоминаний той ночи, когда ее жизнь была разрушена, той ночи, когда она переспала с моим лучшим другом. ЧТО? О, Господи! Это уже слишком. Я не хочу это видеть. Я пытаюсь не смотреть на это, закрываю глаза, отворачиваюсь, но оно не прекращается. Моя связь с Куинн слишком сильна. У меня нет другого выбора, кроме как сидеть здесь и переживать ту ночь, независимо от того, что я чувствую при этом. Ее боль – это моя боль. – Я не могу увидеть то, что ты мне не показываешь, – говорю я ей, в моей груди все дрожит. — Я ждал этого от тебя. До того, как уехать в лагерь, я ждал, что ты мне скажешь не уезжать. Попросишь меня остаться. А потом, когда уехал, я ждал, что ты, по крайней мере, позвонишь мне. Чтобы сказать, что думаешь обо мне. Я ждал, что ты хотя бы раз позвонишь мне! – И что дальше? Сказать тебе, что я тебя люблю, и ты должен вернуться домой? Променял бы ты свое спортивное будущее на девушку из глубинки, которая никогда ничего не добьется? Неужели не видишь, я не хочу быть такой девушкой! – Ты никогда не была такой девушкой! Ты была моей девушкой! Я не понимаю, откуда все это. – Независимо от того, кто я есть, Чейз, я больше не буду этим человеком. Тем, кто удерживает тебя от реального шанса выбраться отсюда. Больше не буду. – Так кто ты теперь? – я опускаю голову, когда понимаю, что бы я ни сказал, это не поменяет ее мнение. Она уже приняла решение. Куинн с силой натягивает на ладонь рукав толстовки и вытирает им щеки. Сейчас я понимаю, это ее не убедило. На короткий миг наши взгляды встречаются, но этого хватает, чтобы дать ей понять, как сильно это ранит меня, как сильно я хочу, чтобы все это оказалось ложью, и чтобы она не говорила мне о том, что все кончено. Наша любовь настоящая, и я всегда буду настаивать на этом. И это что-то да значит. – Давай просто скажем, что все кончено, и будем двигаться дальше, – ее глаза покраснели от слез и холодного ночного воздуха. Она переминается с ноги на ногу, обхватывая себя руками. – Как давно ты это решила? – она ничего не отвечает. – Когда ты решила все закончить? Тогда, когда я уехал?