Развернувшись, чтобы выглянуть в окно, я замечаю, что небо светло-синего оттенка с серыми проблесками, похоже, вот-вот поднимется солнце. Я пытаюсь вспомнить, как добралась сюда и что произошло на пляже. Пирс. Чейз. Он спас меня. – Ты не можешь это сделать! — кричит он. – Плыви. Ради меня… просто плыви. Борись! Вся та боль, что я испытывала вчера, возвращается и снова обрушивается на меня, напоминая о том, почему я сделала тот выбор. Очевидно, мой план не сработал, раз я все еще здесь. Не знаю, что чувствовать по этому поводу. Дело в том, что я прыгнула с пирса не потому, что думала, что это единственное решение. Я прыгнула с пирса потому, что хотела, чтобы это было решением. Если честно, та часть меня, которая не может отпустить Чейза, наверняка, потеряла связь с реальностью. В этом я совершенно уверена. – Я пытался снять с тебя обувь, но не хотел будить тебя, – раздается голос рядом со мной, и я испуганно подпрыгиваю на месте. – Чейз? – мои глаза округляются. О, мой Бог! Это он, снова, прям так же, как неделю назад. Он дарит мне полуулыбку, которая не затрагивает его глаз. В этот момент я так рада видеть его, что не совсем понимаю, как осознать это все, потому что он выглядит таким… не знаю… отстраненным? Выискивая причину, чтобы отвести взгляд, я нервно разворачиваюсь, чтобы посмотреть на часы, в то время как сама пытаюсь осмыслить то, что сейчас происходит. Время на часах мигает, показывая 2:23. – Почему мигают часы? Чейз приподнимает бровь и смотрит на меня краем глаза. – Прошлым вечером во всем городе отключалось электричество. – Что? Почему? Он фыркает и наклоняется вперед, упираясь локтями в колени. – По всей видимости, моя злость не очень хорошо сказывается на энергетической компании. Его слова разрывают мою душу на части, каждое последующее проникает медленнее, чем предыдущее, пока, наконец, я не ощущаю себя похороненной заживо. Пирс. Наверное, он зол на меня за то, что я хотела покончить с собой, чтобы быть с ним. Это вынуждает меня задуматься над тем, что бы почувствовали некоторые люди, которым на меня не наплевать, если бы узнали о том, что я вчера сделала. Представляю, что бы сейчас подумал Эмери. Или даже Риз. Черт, Эмери завтра возвращается домой. – Злость? Из-за чего? Чейз продолжает молчать. Не говорит ни слова. Не дождавшись его реакции, я поворачиваюсь к нему лицом. Он смотрит на меня так, будто ждет от меня каких-то слов, в его глазах я вижу явную злость и боль. Он роняет голову на руки, и медленно выдыхает. Я знаю Чейза уже очень давно, и такое его поведение может означать только одно. Ганнер. Он знает обо мне и Ганнере. Все это время нам с Ганнером приходилось держать это в секрете от Мел и Чейза, чтобы оградить их от этой боли. Узнай они правду, это закончилось бы тем, что они бы возненавидели нас, и это разрушило бы все. И вот теперь, глядя на него, я вижу, что он уже все знает. Мои воспоминания, моя жизнь, слезы и сны, все это с силой сжимает мою грудную клетку. Я бросаю взгляд в сторону Чейза в ожидании его реакции на то, что он узнал. – Ты знаешь, да? Он постукивает по виску указательным пальцем, его взгляд направлен прямо в мои глаза. – Я знаю все. Он зол. Могу сказать это сразу. Глядя на него, я вижу его задумчивый взгляд, направленный на меня, в это же время свет начинает мерцать. Черт. – Мне так жаль, Чейз. Я не хотела, чтобы ты узнал об этом вот так. – Скажи мне, почему, – его голос дрожит с каждым произнесенным словом все больше, свет вокруг меня тускнеет. – Я, как минимум, заслуживаю этого. Я не отвечаю. Конечно, он заслуживает услышать ответ, объяснения того, почему я по собственной воле разбила его сердце. С того момента, как это произошло, я миллион раз представляла себе этот разговор, в разных вариациях. И каждый раз приходила к одному и тому же ответу. Я не сделала это специально. Хоть я и была расстроена, что Чейз уехал так надолго, я знаю, что ни за что бы ни сделала этого. Я прижимаю ладони к вискам, сгибаясь пополам от мыслей о том, что я сделала. Ощущения такие, будто кто-то пинает меня в живот. – Скажи мне правду, – говорит он мне, медленно выдыхая, его лицо искажается болью. – И, пожалуйста, не лги мне. Это было один раз? – Да, – шепчу я, пытаясь выровнять свое дыхание. – Мне так жаль, Чейз. Я не знаю, как это произошло. Я не могу вспомнить из той ночи ничего, кроме того, что приехала к Джейдену, чтобы отпраздновать день рождения Мел, что выпила несколько бутылок пива. Хотела бы я помнить больше, но я не помню. Я не ехала на ту вечеринку с намерением напиться. Я имею в виду, я выпила две бутылки пива. И все. Ты знаешь меня… две бутылки пива – это ничто. Я бы никогда не поступила так с тобой, так же, как и Ганнер. Он кивает, кажется, соглашаясь с этим. – Поэтому вы скрывали это? Почему ты просто не рассказала мне об этом? Ух, потому что это отвратительно, мне было стыдно и страшно. С моих губ срывается рванный вздох. – Чейз… я… – на самом деле, прямо сейчас я не могу сказать ему ничего, что могло бы хоть как-то улучшить все это, или оправдать то, что мы сделали. Закрыв глаза, я нажимаю на них подушечками пальцев, делаю два быстрых вдоха, прежде чем рыдания, которые я сдерживала, вырываются из самых моих глубин. – Я никогда не хотела причинять тебе боль, Чейз. Клянусь, – это единственное, что я могу сказать, потому что это правда. Это последнее, чего бы я хотела. Но также я понимаю, что он заслуживает большего, чем это. – Это была ужасная ошибка. Мы не хотели, чтобы это произошло, а уж тем более ранить тебя этим, – слезы заливают мое лицо, и хотя я не хочу плакать, но не могу остановить их. – Я никогда не рассматривала Ганнера в этом плане. Чейз скрещивает руки на груди, его тело еще больше напрягается, пока он ждет, что последует дальше. В течение нескольких минут мы сидим в тишине, и я больше не могу выдерживать эту тишину. – Скажи что-нибудь, – умоляю я. Когда он не отвечает, я пытаюсь быть терпеливой, но у меня это не получается. Я должна узнать, о чем он думает, и я помню о том, что он слышит мои мысли, чувствует мою боль. Он знает, как я обо всем сожалею. – Я чувствую твою боль… и это разрывает меня на части, знать, как сильно это ранит тебя. Он кивает. Поднимает руки и, прищурившись, поводит ладонями по подбородку. – И я ни на секунду не сомневаюсь, что тебе жаль, Куинн, но что в действительности сводит меня с ума, это что теперь я понимаю, почему на самом деле ты рассталась со мной. Потому что ты не хотела, чтобы я узнал о вас с Ганнером. Слезы стекают по моим щекам. – Да, – шепчу я. Я даю ему минутку, его дыхание учащается. Он знает. Я до смерти напугана, потому что он, наконец, узнал о том, что я сделала, и теперь оставит меня, снова, и я больше никогда не увижу его. Я не могу смириться с этим. Не могу. Как бы драматично это ни звучало, я чувствую, что умру, если больше никогда не увижу его. Тут же ощутив накатывающую панику, мои руки начинают трястись, а сердце бешено колотиться, пока я решаю, что должна сказать дальше. Мыслей куча, и воспоминания о той ночи, сейчас видимые Чейзу, дают ему возможность самому все увидеть. У меня болит все тело, голова тяжелая, и все, о чем я могу думать, что это худшее похмелье во всей истории похмелий. Когда я открываю глаза и оглядываю комнату, то оказываюсь в полном ступоре, потому что это не моя комната. На самом деле, чем больше я прихожу в себя, тем больше понимаю, что это даже не мой дом. Черт. Я даю себе еще минуту, чтобы собрать мысли воедино. Осмотревшись, я замечаю стоящие на комоде кубки и развешенные по стенам постеры. Черт, это комната Джейдена. Должно быть, прошлой ночью я вырубилась здесь. Когда я начинаю поворачиваться, чтобы слезть с кровати, все мое тело протестует. У меня такая слабость, что ноги ощущаются, как желе. В этом похмелье определенно что-то не так. Мое тело, голова… все болит, а в голове будто какой-то странный туман. Я не могу вспомнить, как оказалась здесь, и, что хуже всего, осознаю, что полностью обнажена… в кровати Джейдена. Дважды черт. Лежа здесь и пялясь в потолок, я чувствую, что в моем горле сухо, как в пустыне Мохаве, и когда я разворачиваюсь, то молюсь, чтобы у меня хватило мозгов оставить на прикроватной тумбочке бутылку с водой, когда тут же слышу около себя чей-то стон. Ошеломленная, я медленно разворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это. И прихожу в ужас, когда узнаю полностью обнаженное тело рядом с собой. Ганнер. – Дерьмо собачье, Ганнер! — визжу я, натягивая простынь на свою обнаженную грудь. — Какого черта ты тут делаешь? Испугавшись и подскочив от моего крика, Ганнер сваливается с края постели на пол. Он быстро хватает подушку, чтобы прикрыть свою наготу. – Куинн? Черт… какого? Где, черт возьми, Мел? Почему ты в постели со мной? Я выглядываю с края кровати, стараясь смотреть только ему в лицо, а не на его тело. – В смысле где Мел? Я пришла сюда прошлой ночью, Ганнер, чтобы вырубиться. Одна! Думаю, лучше спросить, какого черта ты в одной постели со мной? Голый? – О, Господи. От каждого слова в моей черепушке будто бьют молотком. Чертово похмелье! — Серьезно! Что произошло? Ганнер оглядывает комнату, запускает руки в волосы, отчего подушка падает на пол. Он быстро хватает ее и прикрывается. – Я не знаю. Последнее, что помню, как прихожу сюда и вижу Мел, которая уже лежит на кровати в ожидании нашего личного празднования ее дня рождения. Он выглядит таким же растерянным, как и я сама. И таким же голым. Черт. Твою же мать. Блядь! А потом меня осеняет. О, Боже, нет! У нас был секс? Я смотрю на него бешеным взглядом. – Мы... мы?..