Кто-то пришел. Доктор открыл дверь и повернулся спиной к вошедшему, но тот вонзил в спину Митяева нож. Да не простой нож, а армейский. Такие здесь только у военсталкеров и офицеров. Значит, прав был Калинин насчет причастности к случившемуся с вертолетом странного часового, дежурившего на сторожевой башне у ворот лагеря? Возможно… Майор аккуратно вытащил лезвие из тела покойника. Покрутил идеально подогнанный под ладонь кинжал – и оцепенел от ужаса, увидев выгравированное на рукояти слово: «Март». Это был его позывной и его нож… В панике майор закрыл дверь комнаты и похлопал себя по ножнам. Клинка там не было. Но как нож попал сюда? И тут же появилась другая мысль, более яркая и страшная: «Теперь во всем могут обвинить меня. Меня подставляют…» Всё то время, пока майор Мартюшов шел по коридору к основному залу, где приказал собрать всех для разговора, его трясло. Сжимая окровавленными руками завернутый в платок нож, он шел к двери зала, и каждый шаг отдавался в мозгу набатом. Шаг – сердце бьется в такт гулкому эху, пружинящему от стен и потолка. Уходящий в бесконечность коридор, озаренный редкими лампами, будто бы отвечает на каждый шаг человека громкими овациями… Он шел… В голове вертелись тысячи вариантов развития событий. Ну, разве его – командира могут обвинить в убийстве? А почему нет? Выброс вот-вот грянет, а именно в такое время – перед катаклизмами – чаще всего сходят с ума. «А может, я и впрямь убил?» Помешательство. Секундная слабость, и в спину доктора уже втыкается нож. Так, а куда было воткнуто лезвие? Не между лопаток ведь? Нет, не между… В районе сердца. Кто-то всадил нож в сердце. А кто мог? Да кто угодно. Все военсталкеры охранения прекрасно обучены таким приемам, а каждый второй ученый в этом лагере владеет скальпелем не хуже, чем самурай обращается с катаной. Мог почти любой… А мог ли я? Время… Неумолимо… Неумолимо, как песок, шуршащий из одной части часов в другую. Мы пытаемся его задержать, но песок просачивается между пальцами и все же достигает цели. Нам остается лишь неприятное ощущение… Прах времени у нас на ладонях… Майор замер, глядя на дверь с поблескивающей табличкой «Зал заседаний». Помедлил, глубоко вздохнул и шагнул внутрь. От нестерпимо яркого света Мартюшов на секунду зажмурился… Кровь… Вот он – прах времени. Шутка старухи с косой. Метка смерти… Не от этого ли так громко колотится сердце? Не поэтому ли шумит в голове? Время… Как будто кто-то в одно мгновение оборвал последнюю нить, дающую майору ощущать ход времени. Мгновение за мгновением… Нет, это уже не секунды… Пять… Шесть… Семь секунд, и он вновь очнулся. – Майор, – голос Калинина долетел, словно через толщу воды. А потом из слепящей белизны вырвались краски… Зрение вернулось… – …слышите меня? – У него кровь? – другой голос, скрипучий и неуверенный. – Что у него в руках? – говорил третий. Мартюшов едва заметно подался назад, потом широко открыл глаза и поглядел на собравшихся. Никакого слепящего света. Зал представлял собой огромное помещение, уставленное диванами и креслами. На устланном ковролином полу стояли журнальные столики с кипами документов, а в углу, где пол резко уходил вверх, превращаясь в невысокий помост, располагалась кафедра с ноутбуком и проектором. Единственным источником света была странная лампа – внутри пластмассовой трубки, идущей вдоль всего потолка, медленно курсировали белые и синие огоньки, будто заточенные в недра осветительного прибора светлячки. – Майор! – голос руководителя лагеря, профессора Дугина, вывел Мартюшова из ступора. Оторвавшись от созерцания странного осветительного прибора, он опустил глаза и в очередной раз поглядел на нож. – У вас кровь? – Шаров тоже подскочил к Мартюшову. – Нужно позвать доктора… – Не нужно, – глухо отозвался майор. – Доктор мертв… Толпа охнула, и два десятка человек уставились на Мартюшова, ожидая очередной фразы. – Мертв, – повторил майор, и люди зароптали. – Что с ним?… – вырвался из толпы чей-то низкий, скрипучий голос. – Это от выброса… – возвещал второй. Мартюшов качнулся. В левой стороне груди начало нестерпимо жечь. Он выронил нож, шагнул вперед, хватаясь за стоящий перед ним стол. – Майор, майор… – звенел над ухом голос Дугина. – У вас больное сердце? Выброс действует на сердечно-сосудистую систему… Вновь накатила волна жара… Рокот выброса уже ощущался каждой клеткой тела. Мартюшов попытался вспомнить, что он слышал о воздействии выброса на организм. Ну да, что-то такое говорил врач, когда запрещал майору курить. Мол, нельзя ему находиться в Зоне во время выброса. Видите ли, выброс может повлиять на его сердечный ритм или даже довести до безумия… – Его убили моим ножом… – через силу выговорил Мартюшов, и, оттолкнувшись от блестящей столешницы, выпрямился. – Кто его убил? – будто из глубины мутного водоема, из яркого слепящего света вынырнул человек, провожавший всех в столовую. Его крысиные черты на миг мелькнули перед Мартюшовым, а еще через мгновение до майора долетел возглас: – Это он убил!.. Бред. Они ведь еще не видели тело. Как смеют это утверждать?.. – Меня подставили! – завопил майор, пятясь к двери. Все – словно в кошмарном сне… Не хватает воздуха… Да еще болит голова… – Отберите у него оружие, – внезапно выкрикнул кто-то, и Мартюшов увидел Спама. Сталкер стоял неподалеку от ученых. Он-то наверняка знал, что бывает во время выбросов. Знал и поэтому просил людей Дугина лишить майора оружия. А если причина в ином? Вдруг именно он убил доктора?