– А когда мы совершили ошибку и доверились Европе, нас отымели. Будь Саския помоложе, пожалуй, эта женщина ее бы напугала. Но она давно уже не девочка – и теперь прямота и жесткость венецианки вызвала у нее лишь уважение, не страх. – Корнелия! – воскликнул Микьель, а затем повернулся к Саскии. – Ваше величество, позвольте представить мою тетушку… – Вы говорите о Крестовых походах? – прервала его Саския, изумленная тем, что о делах столь далеких дней Корнелия говорит с такой экспрессией. Но что еще она могла иметь в виду? – От корсиканца[52][Имеется в виду Наполеон, положивший конец независимости Венеции.] мы тоже ничего хорошего не видели, но да, я о Крестовых походах. – Корнелия подошла ближе, протянула руку, и Саския, не вставая, ее пожала. Ни к кому больше новая гостья интереса не проявила. Кьяра, до того шумная, в присутствии тети как-то разом поблекла и притихла. Микьель вышел в проход и помог Корнелии сесть напротив Саскии, хотя, кажется, помощь ей вовсе не требовалась. Теперь молодые венецианцы стояли у стола и наблюдали за разговором, не то чтобы встревоженные, но явно готовые вмешаться. Корнелия поставила локоть на стол, оперлась волевым подбородком о ладонь и запустила пальцы с кроваво-красными ногтями в волосы, черные, как воронье крыло, но кое-где подернутые серебряными нитями. На руке звякнули браслеты. Смотрела она прямо на Саскию. А Саския – прямо на нее; и то, что видела, с каждым мгновением все больше ее привлекало. В сексуальном плане она почти не имела дела с женщинами, а немногие, очень давние случаи списывала на юношеские «поиски себя». Однако теперь настойчивый интерес дочери к ее личной жизни направил мысли Саскии в неожиданную сторону. В самом деле, ведь иногда, раз в десятилетие, ей встречались женщины, ради которых стоило сделать исключение! Вот и сейчас… На миг ей показалось, что остальные догадываются, куда устремлены ее мысли. Ей самой это казалось до странности очевидным. И легкая усмешка в глазах Корнелии подсказывала, что как минимум один из присутствующих прекрасно ее понял. Но в следующий миг Корнелия отвела взгляд и со вздохом откинулась на спинку кресла. – Нидерландам тоже известно, каково это – когда тебя предают. Когда ненавидят, потому что завидуют. – Наверное, каждая страна это ощущает рано или поздно, – заметила Саския. – Так вырабатывается чувство национальной общности. – Но иногда эти ощущения не лгут. Венецию ненавидят уже много столетий. В чем только не подозревают! Даже другие итальянцы – особенно они. Нет, мы – отдельная страна. И должны добиться независимости. Иначе нам не выжить. – Если позволите… – начал Виллем. Корнелия повела взглядом в его сторону, и он добавил: – О, я здесь никто! – Полное равнодушие Корнелии к светским приличиям, похоже, не оскорбляло его, а забавляло. – Если позволите, подытожу все здесь сказанное. Весь город Венеция очень скоро окажется под водой. Возможно, он уязвим, как ни один другой город в мире. Из-за мелочных запретов и неуклюжей бюрократии ЕС, а также из-за коррупции в самой Италии провалился проект MOSE. И самое неприятное, что он не быстро провалился, а очень-очень медленно затонул. Молодые венецианцы рассмеялись, и даже на лице у Корнелии впервые появилась улыбка. – Если бы Венеция обладала свободой действий и могла принимать смелые решения, как в памятные времена ее золотого века, это бы… – Да, это бы решило все наши проблемы, – подтвердила Корнелия. – Но Венеция – часть Италии, а та, в свою очередь, часть ЕС, так что это невозможно вдвойне. – Невозможно вдвойне… хорошо сказано! – печально покачав головой, согласилась Корнелия. – Европа! – добавила она вполголоса с таким презрением, с каким основатель ресторана с тремя мишленовскими звездами мог бы отзываться о «велвите»[53][«Велвита» – фирменный американский плавленый сырок, изготовленный из заменителя сыра; синоним дешевого, популярного, но не слишком качественного продукта.]. – Так значит, вы… – здесь Виллем окинул взглядом и Микьеля, и Кьяру, – венецианские националисты. – А вы нас сочли фашистами? – поморщился Микьель. – Не беспокойтесь, – подхватила Корнелия, – этих идиотов мы терпеть не можем. Микьель улыбнулся. – Мы больше походим на олигархов, – заключила его тетушка. Микьель покосился на Кьяру; та улыбнулась и успокаивающим жестом положила руку ему на плечо. – И много в Венеции таких, как вы? – поинтересовался Виллем. – Меньше, чем хотелось бы, – ответила Корнелия. – Вы ведь думаете не только о том, чтобы устроить Векзит – выйти из ЕС… – Мы хотим отделиться от Италии. Стать как они, – ответила Корнелия, кивнув в сторону Древесного вагона. – Как Сингапур? – Именно. А Италия послужит нам Малайзией[54][Крупный торговый порт Сингапур в 1965 году вышел из состава Малайзии, где из-за этнических и религиозных различий, а также своей экономической самостоятельности испытывал серьезное давление, и стал городом-государством.]. Произнесенные где-нибудь за столиком в венецианской кофейне, эти слова могли бы прозвучать смешно. Но здесь, в поезде, мчащемся по темнеющим равнинам Центрального Техаса, казалось возможным все что угодно. – Почему она не носит обручальное кольцо? – спросила Саския, улучив момент, когда вокруг были только свои – Виллем, Амелия и Фенна. Все собрались в купе у Саскии в задней части Денежного вагона. Фенна трудилась над Лицом Номер Три, самым подходящим для ужина. Так что смотреть по сторонам Саския сейчас не могла – взгляд ей приходилось фиксировать на потолке, пока Фенна работала над ее нижними веками, – и все же она почувствовала, как Виллем и Амелия переглянулись. – В чем дело? – поспешно добавила Саския. – Совершенно нормальный вопрос. Фенна фыркнула, и Саския поняла, что выдала себя с головой. – А она горячая штучка, это точно! – заметила Фенна. – Хотя наверняка предпочитает быть сверху. Саския не могла закатить глаза – это навлекло бы на нее гнев Фенны, – так что ограничилась выразительным вздохом. Тут у Фенны зажужжал мобильник, и она, бросив работу, полезла за телефоном. Саския хотела уже выразить недовольство таким непрофессиональным поведением, но прикусила язык, увидев, как просияла Фенна, как засветились у нее глаза. Жюль! Прислал ей очередное селфи. – Муж Корнелии жив, но все равно что покойник, – заметила Амелия; она тоже с улыбкой наблюдала за Фенной. – То есть? – спросила Саския. – Раннее начало деменции. И, возможно, другие проблемы со здоровьем. – И где он? – Живет в семейном палаццо на острове в Адриатическом море. – И почему я не сомневалась, что у них есть собственный остров? – пробормотала Саския. – Один из тех, что в прошлом были частью Венецианской империи, – вставил Виллем. – Он уже два года не появляется в обществе, – продолжала Амелия, – а когда еще появлялся, симптомы были заметны. – Понимаю, – ответила Саския. – Теперь повторю вопрос Виллема: сколько в Венеции подобных людей? – Немного, – ответила Амелия. – Видите ли, поначалу мы сосредоточились на бэкграунде Микьеля. Он происходит из старинного венецианского рода. Его предки получили дворянство в 1019 году. – Черт, вот это долголетие! – Но это еще что! – Как выяснилось, бывают семьи намного, намного старше, – вставил Виллем. – Сейчас мы выясняем бэкграунд семьи Корнелии. – Ее мужа? – Нет, с предками мужа все понятно. Греки, бежали в Венецию после падения Константинополя. – Можно сказать, они в Венеции новички! – усмехнулась Саския. – Вот именно, – без улыбки ответила Амелия. – Сама же Корнелия ведет свой род от одной из семей, основавших город. – То есть… как это? – Буквально, – ответил Виллем. – Ее предки – одна из римских семей, бежавших на берег Залива от Аттилы и его гуннов и основавших Венецию. – И уже тогда эта семья была древней! – вставила Амелия. – Римские аристократы, знавшие еще Юлия Цезаря. Саския только головой крутила, не веря своим ушам. Встретившись наконец взглядом с Фенной, она поинтересовалась: – Фенна, милая, мне сегодня придется идти на ужин с одним накрашенным глазом? Вместо ответа Фенна смущенно улыбнулась и повернула телефон экраном к зрителям. На экране красовался Жюль в мокрой футболке. Какие еще нужны объяснения? Ахнула даже суровая Амелия. Жюль, освещенный солнцем, сидел у борта надувной лодки. Он только что вытащил из бурых вод Бразос и теперь гордо демонстрировал добычу – сильно попорченный водой документ в рамке. В центре рамки красовалась большая серебряная монета. – Я, пожалуй, от комментариев воздержусь, – только и сказал Виллем. Имея в виду, конечно, Жюля, а не выловленный им артефакт. – Родственники зовут его «жюль семьи», – сообщила Фенна. – Это намек, знаете, сленг такой… – Понятно, – прервала ее Саския. – Так на чем мы остановились? – На невероятной древности рода Корнелии, – подсказал Виллем, неохотно отводя взгляд от фото. – Отвечая на ваш вопрос: нет, таких, как она, немного. Только вопрос не о том. На самом деле вы хотите узнать, много ли в Венеции таких тайных националистов, озабоченных подъемом уровня моря? Составляют ли они реальную силу? – А вот и ответ, – подхватила Амелия. – Их не так много, но они чертовски богаты. И готовы на самые решительные действия, потому что иного выхода у них нет. К вечеру постараюсь узнать больше. Поводом для Лица Номер Три стало очередное мероприятие – ужин, собравший десяток ВИП-гостей за длинным столом в середине Пивного вагона. Дресс-код здесь был более формальный: даже сам Т. Р. до блеска начистил свои ковбойские сапоги. Вероника в вечернем платье, кажется, чувствовала себя не слишком уверенно: с фигурами ранга и веса Корнелии она еще не сталкивалась. Ей было проще с Дейей Чанд, женой лорд-мэра: та, хоть и мощная фигура на своем поле (выпускница Оксфорда с докторской степенью, известная телеведущая), не возражала против роли «спутницы важного человека» – и исполняла эту роль легко и изящно. Саскии тоже требовался спутник, и она не сразу решила, кого позвать с собой. Виллему стоило дать передышку: он заслужил отдых, к тому же завтра ему нужно быть свежим и бодрым. Руфуса? Соблазн был велик; но, представив, как некомфортно ему будет в этой компании, она передумала. В конце концов пригласила Аластера. Выбор оказался очень удачным: для ровного счета (поскольку венецианцев было трое) в список включили Марка Ферлонга, и теперь оба могли вдоволь болтать об анализе рисков, пока прочие гости говорят на более человеческие темы. > Есть третья кандидатура.