— Лида? — спросила она. Она смотрела на меня с удивлением и даже страхом. — Почему? — произнесла девушка дрожащим голосом. — Почему вы называете меня Лидой? — Но ты… вы… Она так походила на Лиду, что это не могло быть совпадением. Девушка взволнованно откинула со лба прядь волос и отступила к двери. — Но разве это не ты? — пробормотал я. — Я ничего не понимаю. Где мы находимся? Что это за место? Девушка успокоилась. — Меня зовут не Лида. Я — Таис. Вы меня с кем–то путаете. Это возможно в вашем состоянии. Вы сейчас находитесь в нашем центре. Вы в безопасности. Не стоит волноваться. — В центре? — Я приподнялся на кровати. — В каком еще центре? Мы на Венере? Я военнопленный? — Военнопленный? — Таис рассмеялась, но смех вышел натянутым. — Как вы можете быть военнопленным, если никаких военных действий не ведется? — Судя по тому, что я помню, это не совсем так. Таис закрыла глаза и устало потерла лоб, но тут же взглянула на меня, точно боялась, что, стоит ей потерять бдительность лишь на секунду, как я вскочу с кровати и наброшусь на нее. — Вы не военнопленный, — сказала она. — Мы на Земле. — Если я не военнопленный, то почему меня держат в этой камере и… Я хрипло втянул в себя воздух и медленно, как больной, едва отошедший от комы, уселся на кровати, упираясь руками в скользкую пленку. Таис сделала еще один шаг к двери. — Что здесь происходит? — спросил я. — И если ты… если вы не Лида, то где она? Где остальные члены экипажа? — Вас держат здесь ради вашей же безопасности. Таис нервно сжимала тенебрис. — Где остальные? — спросил я громче. Я попытался встать, но снова упал на кровать. Голос мой почти срывался на крик. — Где Лидия?! — Остальные члены экипажа… — Таис стояла у самой двери; еще один шаг — и она уткнулась бы в нее спиной. — Я даже не знаю, как… Таис не договорила. — О чем вы? — Сердце в груди свело судорогой. — Что произошло? — Я не уверена… — Таис запнулась. — Я не могу пока сообщить вам все. Это может быть слишком. Но, поверьте… Из последних сил, как человек с безнадежным ранением, делающий предсмертный рывок, я поднялся на ноги, оттолкнувшись от кровати, и встал, покачиваясь, опираясь рукой о металлическое изголовье. Я понимал, что в любую секунду могу свалиться без чувств. — Не подходите, — сказала Таис и сжала губы. — Где Лидия?! — с ненавистью прохрипел я, почти не различая ничего вокруг. — Что с ней? — Извините, мне не стоило говорить об этом, — сказала Таис. — Дело в том, что на «Ахилле» произошла катастрофа. И вы — один из пострадавших. — Но я не понимаю. — Я опустился на кровать и неподвижно уставился в пол перед собой; чувство ненависти сменилось пустотой в груди. — Как же так получилось? Почему мне ничего не говорили? Почему меня держат здесь, взаперти? Зачем нужны все эти опыты? — Вам говорили, — ответила Таис и добавила чуть тише: — Много раз. — Но как же это! — Я посмотрел на Таис, сжавшуюся у двери, выставив перед собой тенебрис, как холодное оружие. — Я уверен, что никогда не забыл бы такого. — Тем не менее вы забыли. — А Лида? Что с ней? Что с ней произошло? Таис не ответила. — Вы правда считаете, что я мог бы забыть это? Голос мой дрожал, глаза застилала пелена. Но прошла секунда, и все стало ослепительно ясным. — Я понял, что здесь происходит! — выкрикнул я. — Мы на Венере! Вы и раньше захватывали экипажи наших кораблей. И никакие конвенции вам не помеха! Вы проводили опыты, эксперименты! Все, что здесь происходит… Эти ваши внезапные откровения, вы сама — клон, неумелая копия Лиды, этот дурацкий лошадиный череп — все это часть ваших безумных экспериментов! — Лошадиный череп? — не поняла Таис. — Какой еще лошадиный череп? — Что значит, какой… Я оцепенел от удивления. Механическая башка с красным электрическим глазом действительно исчезла. Вместо громоздкого, похожего на череп устройства над дверью торчала едва заметная полусфера камеры наблюдения, внутри которой тускло горел светодиод. — Как это понимать? — с трудом выдавил я из себя; обычная панорамная камера вдруг испугала меня сильнее, чем припадочный электрический череп. — Здесь была такая штука на кронштейне, робот. Я не знаю, как его назвать. Но теперь… Я повернулся к Таис. — Теперь его нет. — Я не понимаю, — сказала Таис. — Это что?! — заорал я. — Это еще один тест? Еще одно… — Я не понимаю, о чем вы, — повторила Таис. — Мы действительно проводим тесты, но это делается в рамках обследования, для вашей же пользы. Вы здесь не пленный, вы — пациент. И я понятия… — Пациент?! — перебил я Таис. — Какой к черту пациент?! Пациент чего? — Пациент, — спокойно сказала Таис и добавила, помедлив: — Нашего центра. Вам совершенно не о чем волноваться. И я понятия не имею, о каком роботе вы говорите. Я сидел, опустошенно склонив голову, и смотрел на сверкающий пол. — Послушайте, я… — начала Таис и неуверенно, все еще выставляя перед собой тенебрис, приблизилась ко мне, — я действительно… Я поднял голову. — Где я нахожусь? 80 Жидкокристаллические шторы на окнах не работали, и широкие многослойные стекла горели по краям, будто бы начинали плавиться от солнца. Я не мог даже смотреть в окно. После бессонной ночи я страдал от странной, необъяснимой светобоязни. Виктор объявился ближе к началу занятия и, подкравшись, хлопнул меня сзади по плечу. Я испугался так, что чуть не выронил суазор. — Готов? — бодро спросил он. — И как я должен был готовиться? Виктор пожал плечами и усмехнулся. Для прохождения первого практического занятия по нейроинтерфейсу нас всех разделили на группы по пять человек — по невнятному, никому не известному принципу, — и я оказался вместе с Виктором и еще тремя студентами, которых никогда в жизни не видел. Лиды с нами не было — своенравный генератор случайных чисел, распределивший всех по порядковым командам, приписал ее к группе, проходившей вводное занятие в самом конце, почти через две недели после меня. Я обещал все подробно рассказать, хотя Лида и делала вид, что практика по работе с нейроинтерфейсом волнует ее не больше, чем обычная лабораторная по химии. Я же не находил себе места. — Сам–то как? — спросил я Виктора. — Ты прямо педант сегодня. Не похоже на тебя. — Да-а, — небрежно протянул Виктор, — часы отстают. Но я не сомневался, что он тоже волнуется.