— Что здесь происходит? — спросил я дрожащим голосом. — Чтоэто за устройство? Где я нахожусь? Где Лида? — Достаточно! — резко сказала голова. Кронштейн уродливо согнулся, и лошадиный череп высокомерно взлетел к потолку. Страх, оглушивший поначалу, отступил и вдруг сменился гневом. — Что значит достаточно?! — прокричал я, едва справившись с новым приступом кашля; ноги подгибались, мне хотелось сесть на кровать, но я упорно стоял посреди комнаты. — Вы не имеете права! Я требую, чтобы вы мне все объяснили! Где я? Кто еще… — Сядьте на кровать, — сказала, раздраженно кивнув, голова. — Что? — Я хотел закричать, но силы уже иссякли. — Да что вы… — С–с–с-ся–ся–сядь… — Лошадиный череп затрясся на кронштейне в приступе механической эпилепсии и принялся беспомощно заикаться, силясь выдавить из себя единственное слово. — Ся–ся–сядь… сядь–сядь–сядь–ся… Сбивчивое бормотание робота выродилось в жестяной скрежет — как будто кто–то скоблил когтями по листу металла. Под потолком раздался резонирующий звон, и я зажал уши руками. — Хватит! — взмолился я. — Не надо! — Пожалуйста, — произнесла металлическая голова. Я посмотрел в ее электрический глаз. — Сядьте на кровать. Пожалуйста. Сядьте на кровать. Я так ослаб, что не сопротивлялся. Я сел и удовлетворенно вытянул уставшие ноги. — Спасибо! — гаркнула голова. — Встаньте! — Что? Зачем? Что вам нужно от меня? — Пожалуйста! — заскрипел голос, вновь сбиваясь с ровного ритма. — Выполняйте распоряжения, встаньте с кровати. — Я не сдвинусь с места, — сказал я и тут же сам поразился, с какой твердостью это прозвучало, — я не сдвинусь с места, пока вы мне все не объясните! Где Лида? Мы военнопленные? — Мы… и–и–и… Ли–ида!.. Голос заскрежетал и утонул в вопле помех. Звук доносился со всех сторон. У меня зарябило в глазах. Я невольно вскочил с кровати. В ту же секунду треск прекратился. Свет в комнате стал еще ярче. — Спасибо за сотрудничество, — спокойно произнесла голова и оцепенела. — Это все? — спросил я. — Вы мне хоть что–нибудь объясните? Почему я здесь? Робот неподвижно висел на кронштейне, его единственный глаз погас, и теперь робот еще больше напоминал уродливый лошадиный череп, обшитый металлическими пластинами. — Эй! — крикнул я. — Здесь кто–то есть? Я был уверен, что свет в любую секунду погаснет, и я снова окажусь в плотной осязаемой темноте. Я осторожно приблизился к висящему над дверью лошадиному черепу, не подававшему признаков жизни. Кронштейн застыл в неестественной позе, как вывихнутое плечо, и вся эта конструкция выглядела мертвой, окоченевшей — невозможно было поверить, что совсем недавно голова раскачивалась над комнатой, хищно сверкая красным глазом. Я подошел к двери и уперся в нее ладонями, не слишком понимая, чего хочу добиться. На двери не было ни кнопок, ни панели для магнитного ключа. — Я в тюрьме? — крикнул я в потолок, но мне никто не ответил. — Я могу узнать, в чем меня обвиняют? Лида тоже здесь? Череп на кронштейне не двигался. Свет, яркий, не имеющий источника, резал глаза. Мне захотелось сорвать с кронштейна уродливую башку, разбить ее об пол, выломать потухший электрический глаз, но кронштейн был слишком высоко и я никак не мог до него дотянуться. Меня затрясло — то ли от холода, который передавался всему телу через босые ноги, то ли от беспомощной ярости на тюремщиков, наблюдавших за мной, как за подопытным муравьем. Я обхватил себя руками и вернулся на кровать. И тут я вспомнил. Что–то плотно оттягивало правый карман брюк. Угловатый предмет. Пластиковый куб, непонятная игрушка. Я засунул руку в карман, и ослепший череп, не совладав с приступом электронного любопытства, выдвинулся вперед, а его единственный глаз зажегся, просыпаясь ото сна. — Что? — спросил я. — Вы все еще здесь? Может, ответите и на мои вопросы? Череп кивнул, как бы соглашаясь, и произнес надрывным голосом: — Поднимитесь! Поднимитесь на ноги! — Опять? — не понял я. — Поднимитесь! Поднимитесь! — затараторил лошадиный череп, угрожающе раскачиваясь над комнатой. Я встал. — И что теперь? Сесть? — Спасибо, — ответил лошадиный череп. — Назовите свое имя. — Да что вам нужно! — закричал я, с ненавистью уставившись в бесстрастный электрический глаз. — Назовите свое имя, — спокойно повторил череп. — Пожалуйста. Я поднял голову. — Хватит этих допросов! Объясните мне хоть что–нибудь! Череп затрясся: — Назовите свое имя! Сядьте на кровать! Но я стоял, сжимая в кармане куб, — как тайное оружие, которое готовился пустить в ход. — Сядьте на кровать, — повторил череп. — Пожалуйста. — А если не сяду? — завелся я. — Что вы сделаете? Выключите свет? Оглушите меня треском? Мне все равно! Я не буду ничего делать, пока… — Призываем вас к сотрудничеству, — холодно перебил меня череп. — Это в ваших же интересах. Если вы не будете сотрудничать, вам откажут в приеме пищи. — Мне все равно! — выкрикнул я, но стоять на ледяном полу под пронизывающим электрическим взглядом было невыносимо. Я обернулся, как бы проверяя, что в комнате ничего не изменилось, залез с ногами на кровать и уселся, прислонившись спиной к стене. — Спасибо, — проскрежетала голова. — Встаньте с кровати. Было похоже на то, что я оказался внутри огромного неисправного механизма, повторяющего одно и то же действие до тех пор, пока не закончится ток — или не умрет единственная подопытная свинка. Я подчинился. — Хорошо. Я стою. Что дальше? Череп застыл на секунду, изучая меня немигающим взглядом, а затем отодвинулся обратно к двери. — Сядьте на кровать. — Нет! — Сядьте на кровать! — взвизгнул череп. Я вытащил из кармана пластиковый куб. — Не дождетесь! Я посмотрел на куб — тот был оранжевого цвета. — Сядьте на кровать! — завопил срывающимся на звон голосом череп. — Меня зовут… — Я закашлялся от волнения. — Я техник–навигатор на корабле Земли «Ахилл»! Я техник–навигатор на корабле Земли «Ахилл»! Я подкинул куб в руке — пластиковая игрушка была совсем легкой и вряд ли представляла собой какую–то угрозу для металлического черепа, парящего над комнатой. Однако я уже не мог безропотно подчиняться бессмысленным приказам, надеясь, что у этого механизма когда–нибудь замкнет электрическую цепь. Я размахнулся и изо всех сил метнул куб в робота на кронштейне. Куб угодил в горящий красный глаз и, не причинив видимого вреда, отскочил на пол. Однако лошадиный череп обезумел.