— Давайте не будем торопиться, — предложил Тихонов. — Спешки нет. — Ладно, достаточно, — согласился лаборант. В руке его появился тонкий фонарик, похожий на авторучку. — Запрокиньте назад голову и держите глаза открытыми, — сказал он. Я подчинился. Он посветил мне фонариком сначала в один глаз, потом в другой. Я с трудом сдерживался, чтобы не моргнуть. Яркий луч рассекал роговицу, как скальпель. Передо мной тут же поплыли цветные круги. — Зачем это? — простонал я. — Просто тест, — ответил лаборант. — Проверка реакции на свет, — объяснил Тихонов. — Иногда после нейроинтерфейса бывают приступы светобоязни. Знаете, как у вампиров, — попытался пошутить он. — Или темнота, напротив, вызывает невыносимый дискомфорт. Но у вас, как я понимаю, — он посмотрел на лаборанта, — все в порядке. Лаборант ничего не ответил. — Попробуйте еще раз поднять правую руку, — сказал лаборант, и Тихонов недовольно вздохнул. На сей раз руку получилось приподнять на уровень головы, но мышцы сразу же свело от боли, и онемевшая рука беспомощно упала на подлокотник. — Плохо. Лаборант вытащил из чемоданчика массивный электронный шприц с толстой черной рукояткой. — Что это? — испугался я. — Зачем? — Это снимет боль. Расслабьтесь и закройте глаза. Не двигайтесь. Я не представлял, как можно расслабиться, глядя на такой шприц. — Мне уже лучше, — поспешил заверить его я. — Уверен, если посижу тут еще немного, одну минутку… Для убедительности я поднял обе руки, хотя они и тряслись от слабости. — Закройте глаза и откиньтесь назад, — неумолимо сказал лаборант. Тихонов на сей раз не заступался и молча следил за нами с другой стороны пыточного кресла. В конце концов это всего лишь укол. Обычный укол, после которого мне полегчает. И я послушно закрыл глаза. 67 Я сидел на кровати, подобрав под себя ноги. Голова болела — виски буравили раскаленные иглы. Впрочем, мигрень теперь мучила после каждого пробуждения. В камере пахло хлором. Таис стояла напротив — в обычной серой униформе, похожей на костюм безродного техника на космическом корабле — и набирала что–то на клавиатуре странного устройства, выглядевшего как старинный сотовый телефон. — Так что это были за уколы? — спросил я. — Я же вам говорила. Они помогают от светобоязни. — Таис опустила телефон. — Вы помните? Я только что отвечала. — Помню. Но, по–моему, вы просто приглушили здесь свет — и все. Освещение в камере стало приятным и мягким. Из–за легкого полумрака стены казались серыми, как униформа Таис. — Да, конечно. Вы же ничему не верите. Таис нажала кнопку на телефоне и убрала его в карман. — Головная боль так и не проходит? — спросила она. — После вашей пилюли стало лучше. Ноги затекли, и я вытянулся на кровати. Таис нахмурилась. — Но все еще болит? — уточнила она. — Когда лежу, почти не болит. Может, мне и не вставать вовсе? — Вам нужно двигаться. — Какая неожиданная забота! Таис хотела что–то сказать, но промолчала. — А зачем вы пришли? — спросил я, глядя в потолок. — Дать мне таблетку от головной боли? — Я слежу за вашим состоянием. — Могу поспорить, что мое состояние прекрасно видно на каких–нибудь мониторах вместе с круговой панорамой этой комнаты. — Я показал на горящий глазок камеры над дверью. — Вы хотели поговорить о чем–то? Я заметил, как у Таис задрожали уголки губ. — Вы не заключенный, — сказала она. — Я думала, вам станет легче, если я буду иногда приходить сюда сама. Но я могу попросить Алика или разговаривать с вами только через коммуникатор. — Вы знаете… Я медленно, как отходящий после наркоза, сел на кровати и поднялся на ноги. — Вы знаете, я бы давно уже поверил во все эти истории с авариями в нейроинтерфейсе и прочим, если бы не одно «но». Таис стояла не двигаясь, однако по ее взгляду было видно, что она готова в любую секунду броситься к двери. — Если бы не одно «но», — повторил я, — если бы вы не выглядели в точности, до мельчайшей подробности так же, как она. — Я понятия не имею, о ком вы говорите, — сказала Таис и сунула руку в карман, где, наверное, лежало то самое, похожее на тенебрис устройство. — На самом деле я прекрасно понимаю, что мне не стоит приходить к вам, что я, возможно, делаю только хуже, но я так устала от всего этого и… Таис внезапно осунулась, сникла. Еще секунду назад она стояла, распрямив плечи, как военные, настолько привыкшие к построениям и муштре, что держат парадное равнение даже в штатском, но сейчас силы ее иссякли, и она была не в состоянии притворяться. — Столько времени, — сказала Таис, не поднимая головы, — и все впустую. — Времени? И сколько я здесь? Или об этом вы тоже не можете сказать? — Вы здесь давно. Просто вы сами не помните. Таис поборола секундную слабость и вновь гордо распрямилась. — Значит, еще и амнезия? — усмехнулся я. — Это не совсем амнезия. Это скорее… Я даже не знаю, как объяснить. — Ладно. Я принялся расхаживать по комнате рядом с кроватью, стараясь не подходить слишком близко к Таис, которая и так нервно сжимала в руке тенебрис. Промерзший насквозь пол обжигал ноги, но это странным образом придавало мне бодрости. Даже головная боль прошла — впрочем, это могли наконец подействовать таблетки. — Предположим, что все это — правда, — сказал я. — Я на Земле, в какой–то медицинской тюрьме. Таис собиралась мне возразить, но я прервал ее взмахом руки. — А свет и прочее — лишь галлюцинации. Такие же, как та уродливая башка на кривом кронштейне. Я остановился. — Вот только вы постоянно говорите, что хотите мне помочь. А в это я совершенно точно не верю. Вы мне совсем не помогаете. Вы просто наблюдаете за мной, как за подопытным кроликом. Приходите, снимаете показания и уходите. Вы просто не в силах ничего сделать. — Вы не правы. — Таис спрятала в карман тенебрис. — Мы стараемся, но все не так просто. Авария, которая произошла на «Ахилле»… Дело в том, что подобное случалось и раньше.