— Мне не холодно, — сказал я. — Мне… — Мне правда пора, — сказала она. — Давай потом. Все это так… И я отпустил ее. Лида отвернулась, вытащила из кармана платок и принялась тереть раскрасневшиеся от мороза щеки. — Потом, — повторил я, — потом ты снова… Лида спешно застегивала пальто. Солнце затянули тучи, ветер усилился. Резкий пронзительный холод медленно подбирался к горлу, как приступ удушья. Жизнь убывала с каждым порывом ветра. — Нет, — сказала Лида. — Я тебе обещаю. Поверь. Ты заслуживаешь… Мы оба заслуживаем наконец во всем… Но просто не сейчас. Сейчас я еще… Я молчал. — Иди, — сказала Лида. — Ты правда так заболеешь. Тебе еще этого не хватало! Холод такой, что даже меня пробирает. Я продолжал стоять. Тогда Лида улыбнулась, подошла ко мне ближе, ее влажные красные губы приоткрылись, и она мягко произнесла… 60 — Как вижу, свет уже перестал беспокоить? Я сидел на кровати, дожидаясь, пока Таис подготовит шприц для второго укола. — После этих ваших… — Я покосился на огромный шприц, напоминавший, скорее, шоковое оружие, чем медицинский прибор. — После этих инъекций какое–то время — да, но потом — снова. Вы, наверное, просто прибавляете яркость, — добавил я. Таис сделала вид, что не расслышала последних слов. — Скоро все пройдет, — пообещала она. — Полностью. Таис опустила шприц и задумалась о чем–то. Казалось, она делает какие–то сложные вычисления в уме. — Второй укол? Таис помотала головой. — Надо подождать. — А что это вообще? Довольно болезненно на самом деле. Я потер шею, кожа на которой воспалилась после первой инъекции. Таис быстро взглянула на меня и поджала губы — было видно, что ей не очень–то хочется об этом говорить. — Я же объясняла. Твоя светобоязнь. Эти уколы снимают симптомы. Тебе ведь становится лучше? Таис нажала на какие–то мелкие кнопки на тупом коротком дуле электронного шприца. — Впрочем, о чем это я? — сказала она с усмешкой. — Ты же не веришь в светобоязнь. Мы же тут специально тебя пытаем. — Я уже и не знаю, во что мне верить, — сказал я. Таис промолчала. Стены едва светились, по углам залегали длинные приятные тени, и тюремная камера выглядела удушающе тесной и еще более пустой. Я подумал, что если Таис не обманывает, то я уже два года не выходил отсюда — два года не видел ничего, кроме светящихся стен. — А где твой напарник? — спросил я. — Не боишься приходить сюда одна? Таис подняла указательный палец — я даже решил, что сейчас она приложит его к губам — и показала на красный глазок камеры над дверью. — Я не одна. — А сюда он зайти стесняется, что ли? Таис повернулась к камере спиной. — А ты хотел бы? Мы решили, тебе проще будет со мной. Правда, я была не совсем с этим согласна. — Понятно, — сказал я. — Нет! — неожиданно вспылила Таис. — Ничего тебе не понятно! Она быстро успокоилась и провела ладонью по лбу — как будто проверяла, не начался ли у нее жар. — Дело в том… — неуверенно проговорила Таис. — Дело в том, что в этот раз и в самом деле все как–то иначе. Она заходила по комнате. — То, что ты непонятным образом узнаешь меня, и эта Лида. Мне кажется… Я даже не уверена, как это объяснить. Я как–то влияю на твои воспоминания. — О чем ты говоришь? — не понял я. — Как можно влиять на чьи–то воспоминания? Таис устало вздохнула. — Скажи, — она подошла ко мне совсем близко, — а какое твое самое первое воспоминание? — Что? Ты про младенчество? — Нет, я имею в виду, какое твое самое первое воспоминание здесь? Таис произнесла последнее слово так отчетливо и громко, что мне даже послышался тот резонирующий звон, который частенько доносился с потолка, когда она говорила со мной через модулятор. — В этой камере? — уточнил я. — В нашем учреждении, — поправила Таис. Я задумался. Ответить почему–то было непросто. Я закрыл глаза, зрение мешало вспоминать. Темнота. Темнота, пугавшая не меньше, чем выжигающий глаза свет. Тесная роба из грубой синтетики, в которую облачают мертвецов. Я лежал на жесткой, затянутой полиэтиленом кровати. Я задыхался, я не мог пошевелиться. И понятия не имел, где нахожусь. Но нет, так я чувствовал себя множество раз, просыпаясь от удушья в глухой темноте. Было что–то еще, что–то очень важное, о чем я никак не мог позабыть. Куб! Я открыл глаза и невольно засунул руку в карман брюк. — Куб, — прошептал я. — Что? — Таис приподняла брови. — О чем ты? — Пластиковый куб. Куб, похожий на проектор голограмм. Звездное небо в кармане… Таис, — я заглянул ей в глаза, и она, побледнев, отступила, — ты ведь знаешь, о чем я говорю? — Я не понимаю. — Таис мотнула головой. — При чем здесь куб? Я встал с кровати. — Это такая мелочь, но ведь и правда! Как он оказался в моем кармане? Глаза у нее были удивленными и даже испуганными. — Куб? — повторила Таис, сжимая шприц. — Оранжевый куб, который был в тесте? Но какое это имеет отношение… — Дело здесь не в тесте! — крикнул я. — Я не верю в такие совпадения. Кто–то специально подложил его мне, кто–то хотел напомнить, напомнить обо всем… Я подошел к ней вплотную.