— Это ведь была ты, Таис? Или мне лучше называть тебя… Под потолком что–то зазвенело, я отпрянул от девушки и чуть не упал. — Прекрати это! — крикнула она. — Ты обещал! — Но как я могу… — Ты обещал, — настойчиво сказала Таис, — что будешь вести себя нормально. Или ты хочешь, чтобы мы усыпляли тебя всякий раз, когда нужно сделать инъекцию? — Хорошо, извини. Я покорно вернулся на кровать и сел, сцепив на груди руки. — Но зачем ты завела разговор о первом воспоминании? — спросил я. Таис медленно, как бы нехотя приблизилась ко мне. — Этот твой куб, — сказала она, — наверное, и правда важен. Просто ты делаешь, — Таис замялась, — неправильные выводы. — А какие выводы правильные? Таис подняла шприц. — Пора делать укол, — сказала она. 59 Все говорили о том, что на Венеру введут войска. Однако даже спустя две недели после захвата лунной базы ничего не происходило — или же нам попросту ни о чем не рассказывали в новостях. Я начинал верить, что все и останется так навечно — автономия Венеры, нерешительное бездействие Земли, — однако Виктор постоянно твердил об обратном. А Лида избегала меня. Я никак не мог сосредоточиться на учебе, да и обстановка в институте этому не способствовала. Я подписался на новостные каналы, в которых писали о кризисе на Венере, начал, как и Виктор, выискивать в сети смехотворные разоблачения и неправдоподобные слухи — лишь бы заполнить саднящую пустоту внутри себя. О матери я больше ни с кем не говорил. В учебной части ко мне отнеслись с пониманием и оформили недельные прогулы как больничный. Виктор лишь один раз выразил неловкие соболезнования и больше не упоминал о произошедшем. Мы делали вид, что ничего не изменилось, как будто я и правда отсутствовал неделю из–за банальной простуды. — По ходу, началось, — сказал мне Виктор после того, как мы оба получили одинаковые извещения на суазор. — «Патрокл» был срочно отозван с Марса и вернулся к Земле, спрятавшись в тени Луны. — Это ни о чем не говорит, — отозвался я, хотя сам себе не верил. Виктор покачал головой с таким видом, словно я в десятый раз настаиваю на очевидной глупости, и показал мне экран, быстро пролистывая броские заголовки новостей. Мы сидели на семинаре, и профессор, выглядевший, как больной маразматик, выпущенный на поруки из богадельни, оставил в покое висящую в воздухе проекцию двигателя и покосился на Виктора, свирепо наморщив брови. Виктор торопливо искал что–то в суазоре. Я толкнул его локтем. — Молодые люди! — возмутился профессор. — Извините, — сказал я. Профессор потешно надул щеки. Я с трудом сдержал смешок — преподаватель походил на нелепого персонажа из комедии положений. — Я, конечно, все понимаю, — распалялся профессор, — все мы как на иголках. Но это не повод, — он ткнул скрюченным пальцем в голограмму, — не причина забывать обо всем на свете. Вы же все–таки студенты! Не говоря уже о том, — профессор шагнул через призрачную схему двигателя, вздрогнувшую, как мираж, в зыбкой, созданной электронными шторами темноте, — не говоря уже о том, что это попросту невежливо! — Извините, — повторил я. Виктор стал нехотя изображать из себя старательного студента, разглядывая голограмму и профессора, который прихрамывал вокруг нее, разбирая призрачный двигатель резкими взмахами дрожащих рук. Печатные платы распадались на отдельные схемы с неровными, как у частичек пазла, краями и плыли в воздухе, мерцая, растворяясь в темноте. Изогнутые, точно в агонии, трубы ускорителя увеличились в размерах, закрутились вокруг оси, демонстрируя свои внушительные изгибы, а потом замигали и исчезли, убранные из уравнения, изученные и ненужные. — Все желающие, — сказал профессор, — все те, у кого нет своих проекторов, могут повторно изучить эту схему в библиотеке. Хотя нечто подобное вы можете проделать и через суазор. На экзамене… До экзаменов оставалось еще несколько месяцев. Виктор зевнул и развернул суазор. — Он заметит, — шепнул я, но Виктор не слушал. — Итак, последнее, что вам нужно знать… — продолжал профессор. — Вот, смотри. — Виктор толкнул в мою сторону суазор, и тот заскользил по парте. — И что тут? — спросил я. — Первый же заголовок! — прошипел Виктор. — Ты что, читать не умеешь? — Да что тут… — повторил я. Профессор вновь взглянул в нашу сторону; я виновато опустил голову и вернул Виктору суазор. — Итак, — сказал профессор, — кто–нибудь готов сейчас заново собрать двигатель — по свежей, так сказать, памяти? Профессор театрально вскинул руки, и под потолком появились прозрачные миражи деталей разобранного двигателя — платы, электрические цепи, изогнутый змеей ускоритель. — Да как что? — возмутился Виктор. — Про «Патрокл», и это… Там целый флот у Луны собирается. — Молодые люди! — Профессор затрясся, как во время припадка. — Сколько можно вам повторять?! Вы мне мешаете вести семинар! — Извините, — сказал Виктор. — Просто здесь… Профессор просверлил Виктора яростным взглядом. — Выйдите! — крикнул он и пафосно указал на нас пальцем. — И друга своего заберите! Не хотите слушать, так не мешайте остальным! — Извините, — затараторил я, — простите нас, мы… — Выйдите! — неумолимо повторил профессор. Меня первый раз в жизни выгнали с семинара. Виктор, проходя мимо голограммы двигателя, качнул рукой — прозрачное трехмерное изображение задрожало в воздухе и причудливо исказилось, как от ряби волн. Кто–то засмеялся. — Что за цирк! — прорычал профессор. — Живо! В коридор! Я еще поговорю о вас с учебной частью! Мы вышли. Виктор демонстративно хлопнул дверью. В коридоре стояла сонная сумрачная тишина. — Вот ведь старый хрен! — выругался Виктор. — А тебе не терпелось прямо! — пожаловался я. — Посмотрели бы потом. Прикинь, если он и правда в учебную пойдет? Мне еще этого не хватало. — Да никуда он не пойдет! — отмахнулся Виктор. Мы встали напротив мутного, затянутого электронной пеленой окна. Виктор осмотрелся. Я открыл соцветие. На экране выстроилась развесистая паутина — сотни лиц, сплетенных тонкими нитями в единую сеть. Фотография Лиды, с которой я переписывался больше всех, тут же сама скользнула под палец, едва я занес его над экраном. Лида так и не изменила ее с первого курса — это был все тот же мутный снимок, на котором она стеснительно отводила глаза. — Ого, — сказал Виктор, заглядывая мне через плечо, — а неплохо твоя сеть выросла! После пяти–то человек. — Даже страшно представить, какая у тебя. — Секунду. Виктор тоже полез за суазором, однако я не смотрел. Я проверил ленту Лиды — обновлений не было уже много дней. Тогда я торопливо вбил в поисковую строку «Патрокл» и начал листать высыпавшиеся на экран разномастные фотографии космических кораблей. Однако ничего подходящего не попадалось — на всех снимках огромный линкор выглядел, как на патриотическом военном плакате. Тогда я напечатал в поле для поиска «"Патрокл" на геостационарной орбите Земли» и — остановился. Я внезапно понял, что этот исполинский корабль перестал быть символом мечты о звездах, о путешествиях в другие миры. «Патрокл» стал символом войны. Виктору надоело стоять посреди пустого коридора. — Ну, чего, — спросил он, — куда пойдем? Я выбрал в списке контактов Лиду и, поколебавшись секунду, отправил ей сообщение: «Привет! Давненько тебя не видел. Не заболела? Помнишь, мы хотели поговорить…» — Алло! Земля вызывает… — Чего? — Я убрал суазор.