Суазор завибрировал — пришло еще одно сообщение от Лиды: «Приезжай. Я жду». И тут я представил, что до конца света остаются минуты — до того, как на орбите появится умирающий корабль, несущий сотни термоядерных ракет. Нужно проехать пять станций. Я даже не успею увидеть ее до того, как атомная буря захлестнет континент. От станции я бежал, держа в одной руке подсказывающий мне направления суазор, а другой — прижимая к груди коробку конфет и растрепавшийся букет. Люди испуганно шарахались от меня, я случайно столкнулся с кем–то неподалеку от станции и чуть не упал, но даже не остановился, чтобы извиниться. Я пронесся через перекресток на красный, игнорируя механический голос, запрещавший идти. Меня чудом не сбила машина; я и сам поражаюсь, как умудрился не потеряться, когда лишь мельком смотрел в суазор. Когда я звонил в дверь, то едва стоял на ногах. Мне открыла Лида. Она была в темном домашнем платье, похожем на траурное. Мы обнялись, едва я переступил через порог. — Я успел, — прошептал я. — Что? — спросила Лида. Вместо ответа я ее поцеловал. — Я тебя заражу, — тихо сказала она, отстраняясь. Я по–прежнему держал в руке конфеты и букет. — Это тебе, — сказал я. Лида улыбнулась, взяла букет и склонилась над цветами, которые, как мне показалось, тут же расцвели в пыльном комнатном воздухе. — Шесть? — спросила она. 54 — Я бы еще раз хотел подчеркнуть, что произошедшее на Венере — это трагедия для всех нас. В наши цели не входило развязывать орбитальные бои. Более того, мы всячески старались предупредить подобный исход. Вопреки слухам, которые сейчас распространяет оппозиция, по планете не был нанесен ядерный удар — по крайней мере, нашими силами. Произошедшее — это катастрофа, в которой виноваты сами сепаратисты. Командующий соединенным флотом стоял у микрофона, вытянувшись, как при равнении. Можно было подумать, что черный траурный костюм с наглухо застегнутым пиджаком мешает ему дышать. Однако говорил он спокойно и медленно, неподвижно глядя перед собой, словно читая текст с невидимого экрана. — Но, насколько нам известно, количество жертв… — затараторил журналист. — У нас нет точных сведений на этот счет, — перебил его командующий. — Предлагаю не спекулировать. — Скажите, — прозвучал голос другого репортера; камера повернулась к невысокому мужчине с редкими волосами, — а какова вероятность ответных действий со стороны сепаратистов? — Нулевая, — ответил командующий. — Вы хотите сказать, что сепаратисты не будут предпринимать… — Они могут предпринимать все, что угодно, — сказал командующий, — но космическое пространство Земли надежно защищено. Вероятность того, что сепаратисты пробьются сюда, равна нулю. Мы в полной безопасности. — Но подождите! Нам даже не известно, каким количеством кораблей обладают сепаратисты и откуда вообще взялись эти корабли. Вы можете это как–нибудь… — Так, давайте разберемся, — перебил журналиста командующий. — Прежде всего, по нашим сведениям, никаких военных кораблей у сепаратистов нет. Однако на борту «Терея», возможно, имеются термоядерные бомбы невоенного применения. По залу прокатился гул голосов. — Термоядерные бомбы? — крикнул кто–то за кадром; камера продолжала показывать невозмутимое лицо командующего. — Но нам сообщали, что венерианскую луну закидали глыбами льда. Как вы можете это… — Мы корректируем информацию. — После того, как вы скорректируете, не окажется ли, что «Терей» — это вообще военный корабль? — Не окажется, — жестко ответил командующий. — Захват военного корабля невозможен. — А как вы можете прокомментировать тот факт, что несколько кораблей соединенного флота перешло на сторону сепаратистов? — Никак. Это неправда. Еще вопросы? Командующий осмотрел собравшихся пустым, ничего не выражающим взглядом. Камера продемонстрировала стремительную панораму конференц–зала. Вспыхнули камеры. Человек в яркой рубашке поднял руку. — Скажите, — послышался неуверенный голос, — если считать, что у сепаратистов, как вы утверждаете, нет военных кораблей, то каким образом они умудрились сбить такой громадный линкор, как «Патрокл»? — «Патрокл» был обстрелян с искусственной луны. В этом и заключалась наша ошибка. Мы полагали, оборонный комплекс базы был уничтожен во время бомбардировки, но оказалось, что это не так. — Но все–таки каким образом такой мощный линкор, который, как я понимаю, способен противостоять… — Одна из ракет попала в главную энергетическую магистраль. «Патрокл» потерял тягу и упал на планету. Я сказал об этом в самом начале конференции. Еще вопросы? — Скажите, — послышался чей–то голос, — а текущая оборона Земли? Что она из себя представляет? Хотелось бы все–таки быть уверенным, что она чуть более эффективна, чем оборонная система «Патрокла». Конференц–зал задрожал, как во время подземных толчков. Виктор перехватил суазор другой рукой и прибавил громкость. — Любой корабль без земного опознавательного кода будет уничтожен еще на расстоянии в миллионы километров от Земли. Это гораздо больше, чем предельная дальность самых современных стратегических ракет. А произошедшее на Венере — трагедия. Мы не планировали военную операцию, это была миротворческая миссия. Если бы мы планировали военную операцию, исход был бы совершенно иным. — Любой корабль? — спросил журналист, и камера на секунду переключилась на него. — Вы же говорили, что корабль всего один? — Текущая оборона способна выдержать любое нападение, сколько бы ни было кораблей. — А этот опознавательный сигнал? Его невозможно подделать? — Нет, — сказал командующий. — А если корабль будет захвачен? Например, произойдет то же самое, что с «Тереем»? Командующий нахмурился; его лицо впервые за всю трансляцию стало выражать эмоции. — Захват гражданского корабля ничего не даст. Помимо всего прочего, есть также и защита нейроинтерфейсов. К настоящему времени внедрена новая система мнемонического кодирования, которую даже теоретически невозможно сломать. Все корабли, совершающие межпланетные рейсы, сейчас используют эту систему. — Не могли бы вы чуть подробнее рассказать о новой системе защиты? — раздался женский голос. — Каким именно образом она работает? — Система защиты не допускает использование терминалов нейроинтерфейса неавторизованными операторами. Сам оператор также не может выдать этот код. Пока я не могу предоставить вам других деталей. — Скажите, — спросила журналистка, — насколько мы можем быть уверены в надежности этих систем? На Венере, к примеру, есть известный институт развития нейроинтерфейса, где проводилось много исследований. Не окажется ли так, что они с легкостью сломают вашу новую систему защиты? Вы ведь уже допустили ошибки на Венере. А сейчас на кону судьба всей Земли. Командующий ответил не сразу. Мы с Виктором удивленно переглянулись. — Мы ответим за совершенные ошибки, — сказал он. — В ближайшие дни нами будет сделан ряд заявлений, однако это не является целью настоящей конференции. Что касается новых систем защиты, то в них ошибок быть не может. К тому же мы усиливаем патрули — в ближайшее время более десяти крейсеров начнут курсировать по стандартным маршрутам грузовых и пассажирских рейсов. Мы не оставим гражданские корабли без защиты. — Извините! — крикнул кто–то. — Вы собираетесь подавать в отставку? — Пока я не могу ответить на этот вопрос. В ближайшие дни будет проведена новая конференция. — Как вы сами оцениваете произошедшее на Венере? Вы думаете, эту трагедию можно было предотвратить? Насколько вообще было необходимо военное вмешательство? — Военного вмешательства не было. Но вмешательство было необходимо. Сепаратисты показали свое истинное лицо. Земля и раньше находилась под угрозой, просто никто не задумывался об этом. А сейчас мы подготовлены и вооружены — и сделаем все, чтобы защитить наших граждан. — Скажите, командующий… 53 По одним каналам утверждали, что сепаратисты собирают для вторжения на Землю огромный флот, по другим — что произошедшее на Венере было тщательно спланированной операцией, а «Патроклом» намеренно пожертвовали, прикрыв таким образом массированный ядерный удар. Я отписался от всех новостных программ. Жизнь стремительно преобразилась. Несмотря на уверения военных, я по–прежнему ждал, когда в небе появятся корабли. Я был как больной, которому объявили, что жить ему осталось несколько дней. Я меньше общался с Виктором. Я не читал новостей. Я не ездил в старую квартиру, где умерла мать. У меня была Лида, и мне казалось — нет, я был уверен, — в те дни она чувствовала себя так же, как я. Мы старались ценить то, что у нас было, и почти каждый вечер после занятий проводили вместе. В институте объявили негласный запрет на любые спекуляции о трагедии на Венере. Преподаватели на лекциях не спешили радовать нас глубокомысленными теориями, в соцветии почти никто не писал о войне, и даже Соколовский стал, как в прежние времена, придерживаться программы курса.