— Таис! — заплакал я. — Таис! Таис! 50 Первой в летней сессии была лабораторная по нейроинтерфейсу, и я умудрился ее провалить, хотя до этого получал высокие отметки. Тихонов, который вел у нас экзамен, расстроился чуть ли не сильнее меня. — Как же вы так? — сокрушался он, когда я, оклемавшись после длительного нейросеанса, зашел к нему в кабинет, чтобы договориться о пересдаче. — Несложное же было задание, раньше у вас все прекрасно получалось. Беспокоило что–то? Я ведь объяснял… — Я, честно говоря, и сам не понял, — сказал я, виновато опустив голову; это был первый проваленный экзамен за обучение. — Почему–то я решил, что нахожусь внутри лабиринта, и лабиринт этот постоянно меняется, я ищу выход, но выхода нет. Тихонов покачал головой. — Лабиринт у вас здесь. — Он коснулся указательным пальцем лба. — Я же объяснял! Вы сами все полностью контролируете, система не строит для вас никаких лабиринтов. Сам интерфейс — это как… — Тихонов нетерпеливо потряс раскрытой ладонью, пытаясь подобрать нужные слова, — нервные узлы. Вы как бы нажимаете на определенные точки — и все. Все эти световые туннели, радуги, комнаты — все это было придумано для того, чтобы вам самим было проще адаптироваться. Чтобы вы сами ощущали, что перемещаетесь в пространстве. Операторы не ходят по световым туннелям. — Я понимаю. Вы нам рассказывали, но, видимо, не так–то просто бывает справиться с самим собой. Тихонов раздосадованно всплеснул руками. — Вот только не надо забивать этим голову! А то и в следующий раз вы тоже построите лабиринт. Знаете, — Тихонов наклонился ко мне через стол и заговорил чуть тише, — у меня в свое время тоже не все получалось. Но секрет тут довольно прост. У лабиринта должен быть выход — по определению. Даже если нет никаких световых туннелей, даже если вы просто блуждаете в темноте. — Как–то я не очень в этом уверен. — Нет! — раздраженно перебил меня Тихонов; я впервые видел его таким. — Выход должен быть! Просто вбейте это себе!.. — Он коснулся указательным пальцем лба. — Придумайте выход! У вас должна закрепиться вот эта вот связь. — Тихонов сжал руку в кулак и потешно погрозил пустому потолку. — Лабиринт — выход! Что угодно — луч света, дверь. И выход всегда будет появляться сам собой — когда вы решите, что потерялись. — Я попробую, — сказал я. — Попробуйте, — сказал Тихонов. — На самом деле я думаю, что сегодня вы просто перенервничали, — голос его смягчился. — Беспокоит, наверное, что–то? Хотя всех нас сейчас… Зайдите ко мне вечером — после того, как я закончу с последней группой. — Он встал и дружески протянул мне руку. — Договоримся о пересдаче. И я уверен, у вас все получится. Главное — не накручивать себя. Мы попрощались. Я вышел в коридор. Казалось, я был на приеме у врача. Лида ждала меня, стоя у солнечного окна. — И как? — спросила она. — Что говорит? — Говорит, перенервничал, — ответил я. Лида коснулась моего плеча. — Когда пересдача? Электронные шторы на всех окнах в коридоре не работали. В воздухе поблескивала пыль. — Пока неясно. Просил зайти к нему, когда сдадут все группы. Будет забавно, если провалю. Тогда даже переводиться не придется. — Не говори так, — сказала Лида. На ней была розовая кофточка с короткими рукавами, в которой я видел ее лишь однажды, на станции, и из–за этого я чувствовал себя неловко, как будто она ждала в коридоре совсем не меня. — Ты должен все сдать. Это важно. В противном случае тебя не переведут на третий курс, и мы… — Я понимаю, — сказал я. Мы прошлись по солнечному коридору, спустились в буфет, где капризная кофемашина снова отказалась готовить нам эспрессо, а потом Лида уехала домой. Я думал вернуться в общежитие, но сидеть одному в душной каморке не хотелось, и я поднялся на этаж, где проходил экзамен. Я устроился на скамейке у лифтов, напротив огромного информационного табло, на котором вспыхивали фамилии студентов, проходящих испытания в нейролинке. Объявился Виктор. Он вышел из лифта и воровато огляделся по сторонам. Заметив меня, Виктор приветственно поднял руку. — И как? — спросил он. — Уже ходил? — Ходил, — сказал я. — Придется еще раз прийти. Виктор забавно сдвинул брови. — Завалил, что ли? Нейроинтерфейс? Как ты умудрился? — А вот так! — Я отвернулся; говорить не хотелось. — Можешь злорадствовать. — С чего это я должен злорадствовать? — Виктор уселся рядом. — Когда пересдача? Говорил уже? — Уточню после экзамена, — ответил я. — Да ты не дергайся! — Виктор попытался, чтобы его слова прозвучали с напускной небрежностью. — Говорили же, исключать в этом году никого не будут. Пересдавать можешь хоть до белого каления. — Это просто слухи, Витя, — сказал я. — Никакие это не слухи! — обиделся Виктор. — Я точно знаю. Хочешь я, — он хлопнул меня по плечу, — пойду вместе с тобой? — К Тихонову, что ли? Под ручку меня отведешь? Нет уж, я как–нибудь сам справлюсь. — Да не к Тихонову! — фыркнул Виктор. — Пойду с тобой пересдавать. Я недоверчиво покосился на Виктора. — Ты что, собрался экзамен за компанию завалить? — Зачем заваливать? Пойду, отпрошусь. Типа голова болит. Или дела срочные. Зато потом, за компанию… — Не сходи с ума, — сказал я. — Сейчас это модно — сходить с ума, — сказал Виктор. Мы замолчали. Виктор сидел, делая вид, что разглядывает столпившихся в коридоре студентов. — Ты как, — неуверенно начал Виктор, — не передумал? — По поводу чего? — Ну, уйти. Ты мне в прошлый раз объявил, так что я чуть… — Не передумал. — Слушай, — Виктор нервно потер лоб, — если я там тебя задел чем–то, то извини. Ты, правда, так это все вывалил сразу. Я чуть не упал. — Да нормально все. Ты меня извини. Но так уж получается. Я сделал свой выбор. — Друзья? Мы демонстративно пожали друг другу руки. Ладонь у Виктора была потной. — А она–то с чего хочет перевестись? — спросил он. — У нее ж вроде хорошо все, оценки получше, чем у нас, и это… — Виктор толкнул меня локтем, — никаких пересдач. — Не в пересдачах дело. Слишком многое изменилось с тех пор, как мы поступили. Пора пересматривать планы на жизнь. — Это из–за войны? Я кивнул. — Еще неизвестно, кто в большей опасности, — те, кто улетают, или те, кто остается на Земле. — Да при чем тут опасность? — А что тогда? Виктор не понимал. — Сложно объяснить, — вздохнул я. — Просто все теперь воспринимается иначе. После произошедшего на Венере. Сейчас я не уверен, что это то, чего я хочу. — Да, вот так это и происходит. Наши романтичные мечты о звездах…