– Прощай, Сашка! Мне будет не хватать тебя, друг! Голиаф сделал холмик, выровнял его и зачем-то сфотографировал могилу на телефон. Потом он включил навигацию и получил координаты: 34.7352.15 северной широты и 36.7124.19 восточной долготы. Голиаф прикрыл глаза и запомнил эти 16 цифр. Здоровяк сел рядом с могилой друга на небольшой камень и ушел в воспоминания. Приятелей у него было много еще с детства. Но друзей – всего трое. С Давидом он дружил с момента, когда толком еще и говорить не умел. Они жили в типичном старом многоквартирном дворе в центре Тбилиси, где рядом друг с другом всегда дружно жили и грузины, и армяне, и евреи, и русские, и греки. Всем хватало места. Люди дружили, вместе отмечали праздники, играли во дворе в нарды, лото, домино и никогда не делили людей по национальному признаку. Но потом пришла перестройка, и все сразу изменилось. Многие уехали, кто-то переехал в квартиры побольше. Уехала и семья Давида. Они перебрались на свою историческую родину в Израиль. Голиаф тогда очень тяжело переживал их отъезд. И несмотря на то, что друзья иногда общались по телефону, той близкой дружбы, что связывала их раньше, уже не было. Просто они стали жителями разных миров. Когда его отца-кардиохирурга пригласили на работу в Москву, они всей семьей переехали в Первопрестольную. Каха пошел в школу, и там у него сразу же начались проблемы. Одноклассники смеялись над его акцентом, над внешностью, произнося Голиаф почти как оскорбление, называли черным, чуркой. Но терпеть этого он не собирался. С помощью кулаков Каха ставил своих обидчиков на место, а иной раз укладывал на пол. Потом записался в спортивную секцию по вольной борьбе и там подружился с Коляном. Они отлично ладили и понимали друг друга с полуслова. Николай был простым парнем с твердыми принципами. Как только они в нем, парне из простой рабочей семьи, развились, было непонятно! Он очень нравился Кахе, всегда точно знал, как надо вести себя в той или иной обстановке, всегда был за справедливость. После окончания школы Голиаф поступил на экономический факультет, а друг завалил последний экзамен и пошел в армию. И уже через полгода родители получили на него похоронку. Солдаты строили трехэтажную дачу генерала, и на Коляна сверху упала плохо закрепленная балка. Так ли это или Кольку убила его «тяга к справедливости», армейский прокурор решил не уточнять. Голиаф ушел из института и пошел в армию. После обязательной службы решил на гражданку не возвращаться. Его взяли в спецвойска, где очень скоро грузин стал серьезным бойцом. Именно там он познакомился и подружился с Зомби. Часто ездили в опасные «деловые» командировки. Но особенно сблизились ребята после брачного развода, который случился у обоих. У одного и у другого этот процесс проходил тяжело и со скандалами. У Голиафа жена отсудила дочь и, поделив квартиру, доставшуюся ему от отца, продала свою долю ему же. После получения денег бывшая супруга вместе с дочерью и новым ухажером уехала в Европу. Голиаф часто думал, как он мог так ошибиться в человеке. Марина казалась ему воплощением всех тех качеств, которые он так ценил в женщине, – скромная, красивая, домашняя, нежная… Как оказалось, все это куда-то в миг исчезло в ту самую минуту, когда в его паспорте появилась печать о браке. Дальше уже ни его любовь, ни терпение, ни даже рождение дочери не смогли спасти этот брак. У Зомби детей не было, но бывшая жена выпила немало его крови. Она изводила Вайса своей безумной ревностью, деспотичностью, придирчивостью к словам и мелочам. Впадала в истерику каждый раз, когда он хотел увидеться с друзьями, не говоря уже о днях, когда Сашка отправлялся на задания. Родителей и родных своего мужа она не пускала даже на порог. Разводиться с ней было так же тяжело, как и жить. А ведь когда они еще только встречались, скромная девочка из столицы Татарстана безумно нравилась не только самому Зомби, но и его родителям, друзьям. Но сразу после свадьбы ее как будто подменили. Сашка долго терпел, однако всему есть предел. После развода и гибели Лены, супруги Егора, друзья ушли в себя. Спасением была работа и их частые встречи. Все трое любили собираться у кого-нибудь на кухне, попить пивка, поиграть в нарды. Эту игру они очень уважали. Голиаф еще немного посидел, вспоминая Зомби, затем, смахнув скупую слезу, встал и пошел искать Егора. После разговора с Али командир тщательно взвесил все «за» и «против» и решил – все-таки им нужно ехать в Кесаб. Он подошел к Массабу. Сириец сидел на земле, прислонившись к шершавой стене злополучного дома и, прикрыв глаза, отдыхал. – Надо ехать! Как ни крути, нам надо в Кесаб. Если они все и погибли, то, значит, мы найдем их тела. Собирайтесь! Массаб был не согласен с решением командира и решил возразить… – Ты же знаешь, что в Кесабе десятки, а может, и сотни боевиков. Город на самой границе с Турцией. Они через границу как к себе домой ходят! Их количество никогда не уменьшается. И подкрепление приходит сразу, достаточно только сообщить в эфир. Нам там точно не выжить. Да нам туда просто не добраться! У тебя есть свидетель, командир, который сказал, что Серж погиб! И грузовик с его сестрой сгорел. Что тебе еще нужно?! Надо уходить отсюда, уходить, пока еще есть такая возможность. – Мы пойдем туда! – негромко и почти спокойно произнес Егор. – Да, может, они и погибли! И эти французы, и внуки Вазгена. Но если хоть кто-то из них жив, если… есть шанс, один из сотни, найти их живыми или мертвыми, надо искать! – Ты сошел с ума, командир! – воскликнул Массаб. – Валери! Ведь никто не сказал нам, что видел ее гибель! – Егор посмотрел в глаза Массаба. – Ты же офицер, Массаб! У нас есть приказ, а значит, мы его выполним! Иначе гибель Зомби и Гаро была напрасной. К ним, тяжело переставляя ноги, хромая, подошел Вазген. Взглянув на напряженные лица бойцов, старик заговорил: – Я слышал, как эти собаки говорили о каком-то русском. Они ждали его. Он должен появиться в этих краях сегодня или завтра. Абдулла приказал ни в коем случае не упустить его. – Вазген взглянул в глаза Егора. – Может, они о тебе говорили? Егор заметил, как напрягся Массаб, но ничего не сказал. – По-моему, я знаю, как их можно обмануть, – сказал Вазген, садясь на землю. Оставаться на ногах у старика не было сил. В этот момент к ним молча присоединился Голиаф. Увидев хоть и израненного, но живого Давида, лежащего на досках у стены, стрелок почувствовал облегчение. Он снял с пояса фляжку с водой и пошел к парню. Присев на колени, смочил ему губы водой, продолжая слушать Вазгена. – Они говорили, что боевики в Кесабе ждут отсюда машину с пленным ливанским полковником, то есть со мной. Абдулла хочет переправить меня в Турцию, чтобы всему миру представить доказательство вмешательства Ливана в гражданскую войну. Дальше, я думаю, и так все понятно… Вазген пытливо посмотрел на лица бойцов. Егор и Голиаф молча переглянулись. Массаб поймал их угрюмые и решительные взгляды. Сразу обо всем догадался. – Сумасшедшие! – покачал головой Массаб, встал с земли и пошел собирать припасы в дорогу. – Поговори с людьми, – Егор кивком указал Вазгену на раненых пленников. В дверях дома появилась Беата. Она где-то раздобыла кусок хлеба. Подойдя к Давиду, попыталась накрошить ему мякиша прямо в рот. Давид, еле шевеля губами, проглотил несколько крошек и чуть не поперхнулся. Голиаф протянул Беате фляжку. – Смочи хлеб и засунь ему за щеку, – посоветовал здоровяк и пошел собирать боеприпасы. Беата со страхом наблюдала, как молча и решительно вся группа стала готовиться к отъезду. Говорил только Вазген. Он пытался собрать и проинструктировать самых выносливых пленников. Через двадцать минут отряд был готов. Голиаф обнаружил в доме целый склад новой добротной военной формы. Мужчины, избавившись от своей грязной, с пятнами крови одежды, переоделись в новенькую форму. – Найди одежду самого маленького размера, – попросил Егор Массаба. И на удивленный взгляд араба перевел взгляд в сторону Беаты, пытающейся немного покормить Давида. – Ей тоже не мешает переодеться, – себе под нос сказал Егор. Беата с благодарностью приняла обновку. Она зашла в одну из пустых комнат и, предварительно взяв с собой полведра воды, наскоро обтерлась и переоделась. Голиаф сел на водительское место в пикапе боевиков, находящемся в довольно хорошем состоянии. Массаб расположился рядом. Вид у него был какой-то обреченный. Сириец собрал все оружие и боеприпасы, которые мог увезти с собой, воды и немного еды в виде пайков турецкой армии. Провизию в изобилии обнаружили в двухэтажном доме. Егор тем временем помог Вазгену залезть в кузов автомобиля и связал ему руки слабым узлом. Перед отправкой они обработали его раны, сделали старику обезболивающий укол. Но главное лечебное воздействие на Вазгена оказала вновь появившаяся, пусть и слабая, но все-таки надежда найти внуков. И неожиданно зародившаяся после увиденных зверств жажда мести. Давида брать с собой не представлялось возможным. Его решили оставить на попечении освобожденных. Они твердо обещали сделать для него все возможное и поскорее вывезти в соседнее село. Голиаф завел мотор. Егор похлопал по крыше водительской кабины. – Поехали! Но тут перед машиной, уперев руки в бока и не давая им проехать, встала Беата. Она широко расставила ноги и, нахмурив брови, свирепо уставилась на «своих» мужчин. – Вы куда-то собрались?! Никто ей не ответил, все старались не смотреть в сторону журналистки. – Вы что, все оглохли?! Или я вдруг стала невидимкой? Куда бы вы ни поехали, я с вами! Егор, наконец, посмотрел на нее. – С нами ты не поедешь! Точка! Здесь есть люди. Останешься с ними. Они послали гонца, и скоро к ним придет подмога. – Подмога?! – изумилась его фальшивым словам Беата. – Да, подмога! А если… останемся в живых, обещаю, что вернемся за тобой! Теперь уйди с дороги, дай проехать. – Даже не надейся! Остаться в живых?! Ты хочешь остаться в живых, а я нет?! Хочешь, чтобы я осталась здесь одна?! Да?! А я не хочу! Не хочу! Ты хоть знаешь, что они со мной делали?! Знаешь?! Беата бросилась к кабине и с силой распахнула дверь Массаба. – А ты знаешь? Нет?! Тогда давай расскажу! Хочешь?! Почему нет?! Это же очень весело! Увидев, что Массаб отвернулся, разъяренная девушка переметнулась к Голиафу. – Слушать не хочет! Неприятно ему! Тогда ты послушай! Прикольно, когда пять скотов насилуют одну женщину! Три часа подряд, вдвоем и по отдельности. Рассказать подробности?! Может, и тебе понравится?! – Глупости не болтай! Совсем ума лишилась, женщина?! – отрезал Голиаф, отворачиваясь в сторону от разъяренного лица польки. – Глупости?! Глупости! Знайте, оставите меня здесь, я сама застрелюсь. Как только увижу их, тварей этих, сразу застрелюсь. Я им больше не дамся! Слышишь?! И ты станешь таким же насильником, как они! И ты, – посмотрела она на Егора. – Лучше умереть, чем чувствовать на себе их грязные, вонючие тела! – Мужчины продолжали молчать, отводя взоры. Беата, не найдя поддержки, отошла от машины и, высоко подняв голову, медленно пошла по дороге в сторону дома. Люди у нее за спиной не видели, как по ее щекам обильно текли слезы. Установилась напряженная тишина, которую нарушил окрик Егора. – Быстро лезь в кузов! Беата обернулась, и на ее заплаканном лице засияла счастливая улыбка. Она вытерла ладонью слезы и мгновенно оказалась у кузова автомобиля. Егор помог ей забраться внутрь. – Мне нужно будет связать твои руки. Поедешь как заложница. Узел с виду тугой, но, если рванешь руки в стороны, тут же развяжется, – инструктировал журналистку Егор. – Хватит уже лыбиться, навстречу смерти едешь. – А мне все равно куда, лишь бы с вами. И потом, мое имя переводится как «счастливая»! Я знаю, что обязательно принесу вам удачу! – без конца тараторила она. – Ага! Еще оно означает «блаженная»! И почему-то мне кажется, что это ближе к истине! – пробурчал командир. Прядь волос Беаты выбилась из-под повязанного на голове платка и повисла над правым глазом. Связанные руки мешали поправить прическу. И Егору пришлось сделать это самому. Немного неумело, он своей ладонью, даже не пальцами, убрал мягкие светло-пепельные волосы девушки ей за ухо. Машина выехала за пределы деревни и вскоре свернула на более или менее приличную дорогу, ведущую в Кесаб. Пассажиры грузовичка молча смотрели на открывшуюся их взорам при свете дня печальную картину. Они осторожно проезжали мимо валявшихся тут и там остовов обгоревших машин, прицепов, замершей в полях наскоро брошенной сельскохозяйственной техники. Где-то, неподалеку от дороги, по скоплению неугомонных стервятников угадывались останки разложившихся истерзанных трупов людей и животных. С картиной войны резко контрастировали мелькавшие иногда фруктовые сады, находившиеся в самой ранней стадии весеннего цветения, а оттого очень яркие и позитивные. Беата в ужасе закрыла глаза, стараясь не смотреть на проносившиеся мимо следы разрухи. – Что, что они сделали с этой страной?! – в сильнейшем волнении произнес Вазген. – Ведь это был цветущий рай! Библейская земля! Здесь никогда не было ненависти, никогда людей не делили по национальным признакам и уважали любую религию. Мы жили здесь! Работали, любили, воспитывали детей! Кому нужно было развязывать эту войну?! Гореть им всем в аду вечно! – Эта земля всегда воевала, начиная еще с арамейцев, ассирийцев, крестоносцев, – грустно сказала Беата. – Ты еще Александра Македонского вспомни! Да, воевала! Тысячи лет все завоеватели мира топтали эти камни! Сто лет назад турки убивали здесь армян, греков, ассирийцев! Так они решили: убить остальные народы и стать единственными хозяевами этой земли! И это у них почти получилось! Почти! Но это было сто лет назад! Неужели люди не поменялись, ничему не научились? Мне кажется, они стали хуже этих стервятников! Егор ухмыльнулся. – Ты до сих пор не понял, старик, что человек самое жестокое существо? В мирное время он мечтает о войне, а начав войну, уподобляется животному. Худшему из них. – Не понял! Я сам убивал и посылал других на смерть! Но всегда действовал только во благо людей. Конечно, мы тоже ошибались, и Бог явно мне этого не простил… Но никогда, никогда на моей памяти сосед не убивал соседа, брат не стрелял в спину брата! Отрезать головы, торговать женщинами и детьми, уничтожать целые народы только потому, что они христиане или мусульмане?! Просто потому, что они не такие, как ты?! Господи, за что ты послал людям такое наказание?! – Вы забыли Третий рейх, – тихо произнесла Беата.