«Это следует проверить только после его ухода. А сейчас стоит сделать кое-что другое», – решил Россомахов, подошел к столику дежурной медсестры, взял ее под локоть и сказал: – Милая, мне необходимо выглянуть на улицу. Из какого кабинета это можно сделать? Он постарался преобразовать свой голос, обычно грубоватый, в как можно более мягкий и приветливый, и сам заметил собственные успехи. Оценила их и медсестра. Она вытащила из кармана ключи, окинула взглядом коридор отделения, где больные гуляли вместе с посетителями, убедилась в том, что здесь все в порядке. После этого молодая хорошенькая женщина погремела связкой ключей, отыскала нужный и сказала: – Пойдемте, свободных кабинетов полно. Она открыла первую же дверь по счету. Виктор Васильевич сразу прошел к окну, отодвинул штору, потом открыл одну створку. Он выглянул наружу и увидел, что капитан Журавлев сидит за рулем своей «Мазды». Через две машины от нее стоял «Ренджровер» Виталия, а последним в ряду оказался черный микроавтобус «Фольксваген» с красной полосой по борту. Прочитать надпись на ней возможности не было из-за чересчур острого угла просмотра. Через дорогу, на противоположной стороне, приткнулся точно такой же микроавтобус, страхующий, видимо, первый. Разобрать там надпись на красной полосе не удавалось просто из-за расстояния. Улица была широкая, по три полосы движения в каждую сторону. А бинокля или хотя бы монокулярной трубы у подполковника с собой не было. Однако догадаться о ведомственной принадлежности этого автотранспорта было несложно. Опера ФСБ, видимо, посчитали, что Россомахов может навестить жену в больнице только во время официального посещения. Он же пришел сюда раньше, до того как здесь появились эти два микроавтобуса. Скорее всего, о том, что подполковник военной разведки находится в хирургическом корпусе, оперативники ФСБ не догадывались. Если только они не работали в тесном контакте с Виталием. Этот вариант был вполне допустимым. Исходя из всего того, что было Россомахову известно, отбрасывать его как малореальный не стоило. Виктор Васильевич закрыл окно, вернул штору на место, вышел из кабинета под внимательным взглядом дежурной медсестры, сразу шагнул к капитану Русинскому и сказал: – Валерий Николаевич, у меня просьба к тебе нестандартная. Спустись сейчас на улицу, прогуляйся неторопливо перед корпусом. Справа стоит микроавтобус. Посмотри, есть ли в нем вооруженные люди. Если разобрать через лобовое стекло не получится, погляди только надпись на боку машины. Имей в виду, что через дорогу стоит второй такой же микроавтобус. Оттуда могут наблюдать за первым. Себя никак не подставляй. Как посмотришь, возвращайся сюда. – К кому я иду? Это если спросят на входе. Но на этот вопрос капитан ответил сам. Он просто посмотрел на список больных, который лежал под стеклом на рабочем столе медсестры, выбрал первую попавшуюся фамилию и номер палаты и после этого пошел в сторону лифта. Россомахов вернулся к двери палаты Анны. Возбужденные голоса он услышал еще за несколько шагов. Впечатление складывалось такое, что в палате дерутся. Даже больные, которые прогуливались по коридору вместе с посетителями, оборачивались и поглядывали на дверь. Солдат на посту откровенно не знал, как себя вести. Он стоял столбом и смотрел на створку, пытался что-то услышать и понять. Россомахов чуть-чуть приоткрыл дверь и заглянул в палату. Анна вцепилась правой рукой в ладонь Виталия, держащую телефон, и пыталась его отобрать. Но Виталий без проблем перехватил аппарат другой рукой и отвернулся к окну, чтобы набрать номер. Вторая рука Анны была скована гипсом, проходящим через спину, и воспользоваться ею она не могла. Тогда она, как учил ее когда-то сам Виктор Васильевич, сложила ладонь лодочкой и с размаха ударила Виталия по уху. Жестокость и действенность этого удара подполковник Россомахов хорошо знал. Ему было известно, что удар с двух рук может повредить барабанные перепонки безвозвратно. Но и удара с одной руки может оказаться достаточно, чтобы остановить любые действия противника. Но удар, нанесенный впопыхах, был, наверное, не совсем точным, пришелся не в ухо, а в скулу. Виталий отмахнулся и попал по загипсованной левой руке женщины. Гипс хрустнул, сломался в районе плеча. Анна совершила круговое вращение рукой и обрушила его на голову Виталия. Но и это подействовало мало. Левая рука у Анны была слабее правой, и сильно ударить у нее не получилось. Тем более что она, наверное, интуитивно руку все же берегла. – Алло! Алло! – закричал Виталий в трубку. Но больше он ничего сказать не успел. Россомахов ударил его ладонью сзади, под основание черепа, если не убил, то сразу лишил сознания. Виталий рухнул под ноги Анне и выронил на кровать телефон, в котором после нескольких встречных «алло» слышались только короткие гудки. Что-то сказать Виталий не успел. – Что случилось? – спросил у бывшей жены Виктор Васильевич. – Он хотел кому-то позвонить, сообщить, что ты здесь. Тебя бы на выходе встретили и убили. Так Виталий сказал. У ФСБ приказ стрелять в тебя… я забыла формулировку. – На поражение, – подсказал Россомахов. – Да. Именно так. Ты особо опасен при задержании. Они тебя очень боятся. – Это хорошо. Пусть боятся все, в том числе и твой Виталий, – зло сказал Виктор Васильевич. – Ты теперь убедилась, что это за человек? – Да, убедилась. Он больше не мой. – Товарищ подполковник, если появятся сотрудники ФСБ и попытаются войти в палату, что мне делать? – спросил солдат охраны, переступив порог. – Стрелять на поражение. Они могут войти только с желанием убить Анну Ярославну. Задерживать и допрашивать ее эти мерзавцы не имеют права. – А если они спецназ пошлют? – А ты что, в спецназ стрелять не умеешь? Ты сам-то кто? Но они спецназ не пошлют. Сюда могут прийти только преступники, пока еще работающие в ФСБ, чтобы скрыть следы своих преступлений, – проговорил Виктор Васильевич и заметил движение за полуоткрытой дверью. К ней подошел второй солдат охраны. «Он все слышал. Это хорошо. Значит, мне не придется повторять указание», – подумал подполковник. – У вас же скоро смена? – спросил он. – Так точно. – Солдат посмотрел на часы. – Через шестнадцать минут. – Хорошо. Мои указания передай по смене. Я, возможно, буду еще здесь находиться, но, скорее всего, уже уйду, – сказал Россомахов и заметил за дверью капитана Русинского. Тот не знал пароля. Поэтому часовой попросту не пускал его, уткнул ствол в живот и готов был дать очередь. Виктор Васильевич быстро двинулся в сторону двери, увидел, что к палате идет дежурная медсестра, привлеченная шумом и суетой в коридоре, поднял руку, привлекая ее внимание. Она вопросительно взглянула на него. – Врача и носилки! – громко потребовал подполковник спецназа. Медсестра повернулась и бегом бросилась в другую сторону коридора. – Витя! – Из палаты вышла Анна. – Я без тебя здесь не останусь. Не уходи. – Я пока еще и не ухожу. А тебе не терпится, чтобы меня здесь убили, да? После автоматной очереди в грудь ни один врач не сумеет меня с того света вернуть. Это будет твоя заслуга и твоего Виталия. Анна опустила голову, но думала недолго. – Меня ведь тоже здесь убьют, если ты уйдешь, – сказала она. – Впрочем, я, наверное, это заслужила. Тебе уже нет до меня никакого дела. – Не будем при посторонних разыгрывать сцены, – сухо ответил на это Россомахов. – Я тебе обещал, что прослежу за тобой, значит, так и сделаю. Можешь не переживать. Здесь, на этаже, к тебе бойцы никого не подпустят. К ним подошел дежурный врач с той же медсестрой и еще двумя в придачу. Они привезли с собой каталку для транспортировки тяжелых или послеоперационных больных. На Виталия, лежащего на полу, особого внимания медики не обратили. Одна из сестер прощупала ему пульс на горле и заявила: – Жив. Но пульс редкий. Похоже на замедление работы сердечной мышцы. Очевидный синдром слабости синусового узла. – Возможно, в результате удара нарушено кровоснабжение мозга, – предположил врач. – Это бывает. Видимо, Россомахов ударил Виталия чрезвычайно сильно, перестарался, если тот до сих пор признаков жизни не подавал. Вопрос сводился только к тому, не мог их демонстрировать или не хотел. Подполковник двумя пальцами раздвинул стволы автоматов солдат охраны и прошел в палату. Медсестру, вошедшую туда чуть раньше, возмутил сломанный гипс пациентки. Она сразу указала на это врачу. – Ведите ее в перевязочную, – распорядился тот. – Будем новую повязку делать. Приготовьте сначала материалы. А с этим что? – Думаю, перелом основания черепа, – предположил Россомахов. – Кто его ударил? – Я, – резко и торопливо сказала Анна, желая, видимо, свести историю к самозащите. – Нет, – не согласился подполковник. – Ты ударила в голову сбоку, а я – под затылок. – Большой специалист? – спросил врач. – Да, я умею бить правильно и других людей этому делу обучаю, – ответил Россомахов. – Ну-ну, – сказал врач и осведомился: – Вы умышленно били ниже затылка? – Так точно, работал на отключку. – Кулак, случаем, не разбили? А то у нас гипса на всех хватит. – Я бил основанием ладони. – Ну-ну. Этого тоже в перевязочную. – Хирург кивнул на Виталия. – На каталке. Хотя его лучше взять за ноги и тащить. Ему полезнее будет. Помогите загрузить. Наложим ему сейчас гипс, и он три недели шеей шевельнуть не сможет. Гипса и бинтов не пожалеем. Будет знать, как пациенток донимать. Опасаюсь только, что он тяжестью гипса себе лишь плечи накачает. Россомахов взял Виталия за пиджак на плечах. Тот был идеально выглажен, и дорогая ткань под пальцами сразу заметно смялась. Боец-часовой, вошедший в палату следом за подполковником, ухватился за ноги. Вдвоем они без проблем, легко уложили Виталия на каталку. Увезли его две медсестры. Третья, дежурная, взяла под руку Анну и повела ее следом. Вышли из палаты и часовой с подполковником. За дверью так и стоял капитан, которого второй часовой в палату не пропустил.