— Поострее вопросы. — Хорошо. — Слепи что-то дельное, а то в последнее время все как-то невпопад. Кивнув, задвигаю стул и иду к двери, в коридоре смотрю на часы, времени действительно мало. Нужно еще успеть переодеться. А то домой заехать не успел. И снова в голове Марина. Вспоминаю какой горячей, неловкой и в тоже время искренней она была в своих желаниях, и тут же хочется плюнуть на конференцию и полететь к ней. Вот ее руки скользят по моему животу, вот она неумело ерзает, прижимаясь голой грудью к моей груди, губы приоткрыты, глаза горят, кажется, никто и никогда еще так жадно не разглядывал мое тело. В этой девочке куча всего, что хочется раскрывать ее постепенно, рассматривая каждую картинку часами. Несмотря на неопытность, она подарила мне так много, что я до сих пор чувствую тяжесть в штанах. Наутро, после ночи с ней, в голове ни одной связной мысли. Когда в последний раз такое было? Такая наполненность после ночи с женщиной? Не помню. Но я сейчас в редакции и нужно думать о работе. За спиной появляется Алекс. И я впервые совсем не рад другу. Я не хочу начинать все сначала. Как мне поступить, я выберу сам. — Ладно, друг, сорян, — хлопает по плечу Алекс, сейчас это раздражает. — Перегнул я с воплями,— просит он прощения. — Проехали, — прибавляю шагу и стремительно двигаюсь в сторону выхода из здания редакции, — мне надо быстро заехать домой, и потом на конференцию. Алекс идет рядом. — Сам поедешь? — интересуется он, явно лишь для поддержания беседы. Он прощупывает почву, все ли между нами в порядке. Взглянув на друга, киваю, не желаю разводить демагогию, да и времени нет. — Да, Виталий Михайлович хочет, чтобы я сам. Алекс кивает и, пританцовывая, провожает меня до самого выхода. — А ты отправил те бумаги, что я просил? — неожиданно вспоминаю рабочие вопросы, обращаясь к приятелю. — А блин, — стучит себе по лбу, — совсем из башки вылетело. Так мне сканер надо. Дурацкое заявление напечатай, потом подпиши, потом отсканируй. Пойдём к тебе в кабинет по быструхе. Отрицательно качаю головой и, засунув руки в карманы, пальцами выуживаю связку. — Я не успею, — сую ему ключи от кабинета, — вернусь, отдашь. Только в розетку его включи, а то час будешь тупить, чего он не работает. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Ха-ха, очень смешно, обхохочешься, — кидает мне друг в спину. Улыбаюсь, что удалось подколоть его. Я уже на крыльце, верчу в руках телефон. Думаю позвонить Марине, но времени катастрофически мало, а я не хочу общаться с ней впопыхах. Придумать бы повод увидеться. Глава 40 Костя Искусствоведы, философы, филологи, социологи, культурологи и разные умные дядьки рассуждают на тему исследовательских подходов к проблемам рок-музыки, а мне прозаически скучно. Каверзные вопросы придумывать лень, равно как и слушать изворотливые ответы. Сегодня я идеалистичен, мечтателен и склонен, что называется, витать в облаках. Хочется вернуться в номер отеля, включить яркий свет в комнате и до потери пульса разглядывать Марину. А здесь муторно шумно. — Костя, привет. Призадумавшись моргаю, в упор не узнаю того, кто со мной поздоровался. Рядом, на соседнее кресло, бесстыже близко, садится девушка, совсем еще юная и очень улыбчивая. Аж зависть берет, настолько радостное у нее лицо. Волосы собраны в высокий хвост, шерстяное платье заманчиво облепляет фигуру, а глаза горят неподдельным ко мне интересом. Привлекательная. — Не помнишь меня? Я Вера, сестра Полины. Я пожимаю плечами. Ни Веры, ни соответственно Полины, я не помню. Девушка красивая, личико свежее, на нем азарт читается. Вера охотно рассказывает, что оказывается, когда-то, я познакомился с ее старшей сестрой, и мы вместе ходили в кино. И я ее впечатлил. Она молодая была, глупая и я ей даже снился. У девушки пухлые губы и густые волосы. Возрастом, она почти как моя официанточка. Девушка только что закончила журфак и просит меня разобраться в профессии. При этом она, как бы невзначай, кладет руку мне на колено. Что я чувствую? Ощущения странные. Во-первых, я все время сравниваю ее с Мариной. Маринины руки не такие тяжелые, а длинные, искусственные ногти девушки напоминают когти. У нее приторные духи и щербинка между передними зубами. У Марины зубы ровные, беленькие, идеальные. А во-вторых, меня слегка раздражает ее навязчивость. На конфликт идти лень, но терпение заканчивается, все труднее выносить ее назойливое приставание. Беседуем мы довольно долго, больше часа, наверное, вернее говорит она, а я просто слушаю, иногда поддакивая. Видимо, девушка думает, что между нами химия. На самом же деле все это очень уныло. Никакой тебе двусмысленности, ловкого флирта или полутонов. Рука просто поднимается выше. Притом, что мы в конференц-зале, где полно народу. Я не против экспериментов и экстрим люблю, но эти наглые пальцы, вцепившиеся в мою штанину, неприятно сдавливают кожу. «Младший я» спит крепким сном, осталось только зевнуть и перевернуться на другой бочок. Смотрю на нее и понимаю, что ничего меня в ней не заводит. Ничего не екает. Интереса нет вообще. Скучная она какая-то и примитивная. — Пойду экспозицию в выставочном зале посмотрю, — встаю. — Кость, я с тобой, — цепляется она за мой локоть, мы смотрим друг на друга, а потом она вдруг тянется к моим губам… И присасывается, будто рыба-липучка к аквариуму. Смелый поступок, даже немного дерзкий. Еще месяц назад я, наверное, вознаградил бы ее за активность, но сейчас… Что я чувствую? Я слегка в шоке, хоть опыта у меня на десятерых хватит. Ощущаю, как чужие, холодные губы мусолят мои. Нет ни остроты, ни огонька, даже вкуса особо нет, только мята какая-то с кисловатым привкусом лимона. Беру ее за плечи и аккуратно от себя отлепляю. А затем вдруг выдаю такое, что даже в страшном сне не могло мне присниться: — У меня девушка есть, — разжимаю ее пальцы, — не смогу я тебе помочь с журналистикой, — улыбаюсь. И тут меня осеняет по нескольким позициям сразу. Первое, я почему-то не хочу, чтобы Марина об этом знала. Второе, если все-таки ей станет об этом известно, я почему-то нуждаюсь в том, чтобы доказать ей, что это ничего не значит. Вот такая капуста с грибами. Вера смотрит на меня волком, а официанточка не выходит из моей головы до самого конца мероприятия. Думаю, написать ей, потом понимаю, что это путь извращенцев и педофилов, лучше явится самому и задушить ее в объятьях. И если от девицы я ничего не почувствовал, то при мыслях о Марине «младший я» сонно приподымает голову и начинает довольно урчать, в предвкушении. На работу я возвращаюсь ближе к концу рабочего дня, с полным пакетом брошюр, методичек, подарочных канцтоваров и дисков. Шарю по карманам, совершенно забыв, что отдал ключи от кабинета Алексу. В общем зале его нет, друга я нахожу в курилке. Он сидит один, и, увидев меня, горько поджимает губы и отворачивается. При этом сидит как-то сжато, скрючившись и положив ногу на ногу. — Ключи давай! Отсканировал все, что надо? Мне информацию сейчас нужно скомпоновать и разложить по полочкам. Глаза Алекса блестят, он сам не свой и будто на что-то решается. — Говно я, а не друг. — Ага, — соглашаюсь, поторапливая, — давай сюда ключи, я кофе попью, пока ты самобичеванием занимаешься. Ну хватит уже, ну хотел на работу хорошую, надавил слегка, я тебя простил, живи дальше с миром. Он поджимает губы и, чуть не плача, выдает: — Озерский, я отправил твои фото за тебя. Потом я вспомнил, что Марс этот твоей Марине угрожал, и метнулся к универу, а там ливень такой начался. Я нашел ее. Смотреть на нее страшно было, она орала, что ненавидит. Тебя, конечно, а не меня, но все равно, как-то стремно. В машину сесть не захотела. Уехал без нее. И по дороге обратно мне стало так стыдно. Я обычно на бабские слезы спокойно, а тут она такая бледная, мокрая вся, как будто на грани. И все потому что богачка фотки обнаружила, на «своего» наорала, их я тоже видел. Ты уж меня извини, но я пытался Марину до дому довести, чтобы ей этот Марс ничего не сделал, но она вообще неадекватная. Я видел, она в сторону от универа противоположную пошла, за ней никто не шел и не ехал. Вроде нормально добралась до дому. Гордая она у тебя. Мне теперь стыдно, — повторяется, — блин, можно сказать впервые в жизни. Он продолжает тараторить о том, что Марина шла, не разбирая дороги, что чуть не попала под машину, что так промокла, что даже цвет волос не разобрать, а одежду хоть выжимай. А я, судя по всему, лишился слуха и почти лишился зрения, потому что не хрена не слышу и плохо вижу, все слегка плывет и размазывается. Рукой нащупываю стул и падаю на него. В голове шумит, и только одна мысль долбит по темечку: «Марина решила, что я переспал с ней и продолжил свой путь в покорении Людочки, что я поимел и бросил ее, двинувшись дальше». ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Я потерял Марину навсегда. Такая не простит, такую не уговорить. А еще Марс может отмстить ей. Смотрю на друга и злость вспыхивает, как горелка, поднесенная к кислороду. Быстро встаю на ноги и хватаю Алекса за грудки: — Ты что, скотина, сделал? Глава 41 То, что произошло, действует на меня, как шоковая терапия. Меня вдруг осеняет: Марина — это не просто так. До меня доходит, что я не могу ее потерять. И безнаказанно оставить то, что случилось, тоже не могу. Я стараюсь вдохнуть полной грудью — не получается, меня рвет на куски. Сейчас я испытываю острое желание убивать. Перед глазами стоят ее искажённое болью лицо и слезы, текущие по щекам. Меня обуревает ни с чем несравнимая злость. Как можно было ударить женщину? Кем надо быть? Какого хрена кто-то посмел ударить мою Марину? В гудящей от шока голове это просто не укладывается. В последний раз я чувствовал такую фигню, когда в поликлинике напортачили со снимком бабули и пропустили двустороннюю пневмонию. Понять не могу, в какой из моментов Марина стала для меня настолько родной, что я места себе не нахожу, ношусь по коридору, как ошпаренный. Тогда, в истории с моей бабушкой, я чуть не лишился самого близкого человека. А теперь, я готов размазать по стенке за свою официанточку. Удавить гада, уничтожить, отомстить за мою девочку. Осталось только узнать, кого именно надо бить. Моя красивая, нежная, умная… Как вспомню, какой раздавленной и несчастной увидел ее на руках отца, так зубы скрипят от ненависти. И плевать, как она сейчас ко мне относится. Главное ударить в ответ. Впечатываю в стену кулак, но боли не чувствую. Плевать мне на нее, Маринке сейчас больнее. — Эй, не портите государственное имущество! — орет медсестра, перегибаясь через стойку поста, внимательно наблюдая за мной. — А если бы этот гребаный подонок ее ударил сильней?! — говорю неуместно громко. — Если бы убил? Вы бы тоже на меня за стенку орали? — Молодой человек, а что же Вы свою красавицу не уберегли? Где ж Вы были, когда ей нанесли, — она приподымает журнал и звучно читает, — закрытый перелом носа без повреждения мягких тканей, а еще сотрясение мозга? Права, полностью права, старая перечница. Не должен был допустить ситуации, при которой Алекс решился отослать фотографии самостоятельно, знал же, чем это кончится. Не имел права ему рассказывать. А если ко всему прочему это дело рук Марса, то это случилось по моей вине. Я себе никогда в жизни ее лица разбитого не прощу. Под ребрами тянет тупой болью. Хреново так, что не кулаком, башкой об стенку биться хочется. Меряя коридор шагами, не могу заставить себя сесть и ждать спокойно. В том же больничном коридоре, обнявшись, сидят Маринины родители. Они молодцы, держаться. А меня будто волной накрыло. Как только Алекс сказал мне о том, что отправил фотографии, я испугался за Марину. Задницей почувствовал, что случится что-то страшное. Какого черта я вообще втянул ее во все это? Она хорошая, добрая, нежная. Она настоящая, искренняя. Она не заслуживает такого дерьма. Узнал о фото и стал звонить ей, но она не подходила к телефону. Алекс описал то, как она шла под дождем и как обзывала меня, находясь в истерике. И я не выдержал. Толкнул его, пнул, как собаку и тот упал задницей на ковер в моем кабинете. К счастью, отвечать не додумался, а то получил бы в морду кулаком. И я поехал к ней домой. И не успел… — Нужно зафиксировать травмы в медицинских документах, — выплевываю дёргано, нервничаю, поворачиваясь к ее родителям, — в карточке. Они должны нам дать справку, чтобы это не пропало. Надо обязательно снять побои. — Костя, успокойся! – отвечает ее мать. — Она сказала, кто это с ней сделал? — Нет. Ты уже в четвертый раз спрашиваешь. И правда. Кружусь по кругу, словно белка за своим хвостом. А сделать ничего не могу.