– Что ты здесь делаешь, маг? – процедила она, чтобы он перестал говорить о семье, потому что девушка начинала терять самообладание. – Вам подобным запрещено здесь находиться. – Ты будешь обращаться ко мне господин, потому что им я для тебя здесь являюсь. Ты поняла, заключенная номер 8651? Заключенная номер 8651. Теперь рассмеялась уже Хальцион. Смеялась до тех пор, пока он, разозлившись на нее, не стукнул кулаком по столу. – Ты поняла меня, 8651? Она успокоилась. Но ничем не выказала своего согласия и не собиралась делать этого, пока не услышала, как он произносит заклинание, и не почувствовала, как магия заполняет комнату. Пламя масляной лампы превратилось в существо, сотканное из жара и ненависти. Раскрыв свою голодную пасть, оно направилось прямо к ней, – обжигающе горячее существо. Химера была в одном мгновении от того, чтобы схватить ее за лодыжку, расплавить своим светом ее кожу, когда девушка выговорила: – Да, я поняла, господин. Маг успокоился. Его огненная химера исчезла, превратившись в сиротливое пламя, мерцающее в лампе. Хальцион тоже казалась спокойной, но под кожей бушевала паника. Маг каким-то образом проник в это предназначенное для простолюдинов место, да еще и в качестве надзирателя. Он был силен, не испытывал, казалось, угрызений совести, используя свою магию для насилия. Это должно было стать для нее очень плохим предзнаменованием. Впервые с тех пор как объявили ее приговор, Хальцион подумала о том, что может не пережить каменоломню. – Чего ты от меня хочешь? – прошептала она. Он постучал пальцами по столу. Вернулись стражники и принялись отцеплять ее цепи с пола. Маг медлил с ответом, поджидал, пока она не окажется на пороге, прежде чем ее отведут в камеру. – Полагаю, мы скоро это выясним, не так ли, 8651? 14. Эвадна – Итак. Сегодня ты моешь полы. Чтобы ни пятнышка грязи на них не было, – сообщила Тула следующим утром и вручила Эвадне ведро, щелок и щетинистую щетку. Эвадна принялась за поручение и, не говоря ни слова, отправилась набирать воду из колодца для слуг. Она приступила с южной части виллы, медленно продвигаясь по мраморному полу, тщательно вычищая каждый уголок. Хоть Тула и надеялась, что подобная работа напугает ее, все оказалось не так. Занятие предоставило ей время подумать об услышанном прошлой ночью – о том, что Деймону нужен писец. Заодно она изучала планировку виллы, особенно уделив внимание месту, где располагался запертый кабинет Стратона. Но вскоре ее руки покраснели от щелока, кожа зудела и горела, и Эвадна остановилась отдохнуть, сев прямо посреди пустой столовой. Девушка, застонав, подтянула правую лодыжку ближе, чтобы размять. Именно тогда, в нескольких шагах от себя, она заметила наблюдающую за ней собаку, которая разлеглась на полу в ореоле солнечного света. Эвадна замерла. Пес моргнул и дернул головой, как будто почуял ее страх. Его шерсть была длинной, медно-коричневой, с несколькими белыми вкраплениями на груди и лапах. В его глазах не было ни намека на злой блеск, как у той собаки пастуха, но Эвадна все равно напугалась. Не сводя глаз с собаки и волоча за собой ведро, она поползла назад. – Боги, девочка, что ты делаешь? Эвадна обернулась и увидела Тулу, замершую с уставленным серебряными тарелками подносом в руках. – Т-там собака. Тула нахмурилась, взглянув на пса, что нежился на солнечных лучах. – Аркалос стар и нежен. Не нужно его бояться. – Эвадна не сдвинулась с места, и Тула тяжело вздохнула. – Продолжай, деточка. Закончи с полом. Тула удалилась, а Эвадна продолжила работу, омывая пол своими беззвучными слезами. Аркалос не пошевелился, но вытянул голову, как будто хотел уткнуться в девушку носом. Она вновь взглянула на пса и не заметила в его глазах ничего, кроме нежности. Его морда посерела от старости. – Ты не понимаешь, – прошептала ему. Сморенный солнечным теплом, Аркалос лишь моргнул. Эвадна закончила мыть пол в столовой и двинулась дальше по коридору. Неожиданно она услышала звук стучащих по полу когтей и, обернувшись, с ужасом уставилась на Аркалоса, что следовал за ней по пятам и оставлял на только что вымытом полу следы. – Нет, остановись, – взмолилась она. Аркалос остановился, высунул язык и, тяжело дыша, посмотрел на нее. Ей снова придется вымыть пол, чтобы стереть его лапы. У нее болела спина, а кожа, казалось, могла вот-вот лопнуть или отслоиться. Она едва сдерживала слезы. Эвадна прислонилась к стене. Аркалос подошел к ней и лег рядом, коснувшись своей теплой шерстью ее ног. Ей некуда было идти, – девушка была слишком измучена, чтобы убежать от пса, – потому она осталась там, в тени коридора, и, прижавшись к своему худшему кошмару, тихо заплакала. Раздался свист. Аркалос навострил уши, но остался рядом с Эвадной. Она не двигалась, не дышала, молилась, чтобы кто бы там ни был не подошел и не застал ее в подобном состоянии. – Аркалос? Аркалос, сюда, – позвал Деймон, и пес в мгновение ока повиновался, осторожно поднимаясь на лапы, словно движения давались ему столь же тяжело, как Эвадне. «Ну конечно, ты собака Деймона», – подумала Эвадна и торопливо упала на колени. Она опустила щетку в ведро и начала стирать отпечатки лап. – Он мешает тебе, Эвадна? Во второй раз за день она вздрогнула. Эва не услышала приближения Деймона, но сейчас, зная, что он стоит позади нее, она всем телом ощущала его присутствие. – Нет, – ответила она, продолжая натирать пол. Она отвернула лицо, стараясь прикрыть волосами слезы. Еще мгновение он простоял, наблюдая за ней, после чего ушел и забрал с собой старого пса. Она трудилась до самого захода солнца, пока не пришло время подавать вино. На этот раз, когда Эвадна подносила вино к губам, проверяя, не отравлено ли оно, ее чувства обострились. Она чувствовала себя уязвленной собственным стремлением к жизни. Но ей хотелось вернуться домой с Хальцион. Только думая о том, что она может умереть за такого человека, как Стратон, сердце обливалось кровью. Но вино в тот вечер было столь же чисто, как и все предыдущие ночи. Эвадна подошла к Стратону, изо всех сил стараясь сокрыть хромоту, которая усилилась из-за того, что она провела весь день, ползая на коленях и постоянно приседая. Она практически наполнила его чашу, когда он обратил на нее свое внимание. – Что случилось с твоими руками, Эвадна? Она замерла, чувствуя, как Козима, Лира и Деймон смотрят на ее ободранные пальцы. – Это от щелока, которым я сегодня мыла пол, господин, – ответила она, направляясь к чаше госпожи. – Тогда тебе следовало надеть перчатки. Тула должна была предоставить тебе пару, – сообщил командор, и Эвадна кивнула в ответ, зная, что у нее не хватит смелости спросить об этом Тулу. Она подошла к Деймону, но он вновь накрыл свою чашу рукой. Эвадна не знала, делал ли он это из-за нежелания пить вино или потому, что не доверял девушке. Но какое ей дело? Это лишь облегчало работу. Когда Эвадна той ночью вернулась в свою комнату, она застала Амару за складыванием туник: ей приходилось делать это одной рукой, поскольку раненая рука была надежно перевязана. – Тула оставила это для тебя, – сообщила Амара, указав на небольшую баночку на полке Эвадны. Эвадна открыла крышку и обнаружила внутри ароматную целебную мазь. Девушка растерялась, гадая, кто же приготовил ее для нее. – А вот это надевай на руки, – сказала Амара, бросив на кровать Эвадны кожаные перчатки. – Когда я начинала здесь работать, мне тоже приходилось мыть полы. Потом тебе будут давать другие задачи. Эва села на край матраса и обмакнула пальцы в мазь. Сначала она обожгла, а затем кожа похолодела и онемела, и размазав лекарство по рукам, девушка облегченно вздохнула. Некоторое время пронаблюдав, как Амара хлопочет в отблесках масляной лампы, она набралась смелости спросить: – Как давно ты здесь? – С тех пор как мне исполнилось восемь. Моя мать привела меня в лазарет целительницы, к леди Козиме, и умоляла ее взять меня одной из служанок. Амара продолжила складывать туники слуг, ее голос звучал совершенно безэмоционально: – Когда я родилась, мой отец бросил нас, чтобы отправиться на охоту за реликвиями. После этого я о нем ничего не слышала. Моя мать работала на ячменных полях на окраине Митры. В один год почти весь урожай полег, и мы остались ни с чем. Каждую ночь, ложась в свою постель, я думала, что умру во сне от голода. Но однажды в наш дом пришла королева Нерина и принесла два мешка зерна, кувшины с маслом и вином, горшок с медом. Она узнала о случившемся, вскрыла королевские кладовые и кормила нас все то время, что мы голодали. Она спасла нас. Помню, какой доброй и милой она казалась, как держала меня на коленях и говорила нам с мамой, что, если мы снова будем голодны или нам понадобится помощь, нам следует немедленно прийти к ней. На следующий год беда повторилась. Когда моя мать отправилась в королевский дворец, чтобы просить королеву о помощи… один из придворных магов отверг ее. В тот год мама так сильно заболела, что больше не могла ни работать, ни заботиться обо мне. Тогда я впервые подумала, что Магический двор нарочно удерживает нас, простых людей, от нашей собственной королевы. С тех пор я ненавижу магов, ну, за исключением Деймона. Эвадна молча слушала ее с болью в сердце. – Леди Козима пыталась вылечить маму, но та была слишком больна. Она умерла, и госпожа оставила меня в своем доме в качестве прислуги. В следующем году я достигну совершеннолетия, срок моей службы закончится, а у меня появится выбор: остаться или уйти. Амара закончила складывать туники. Она поднялась и уложила одежду в сундук у изголовья кровати. – Ты останешься здесь? – поинтересовалась Эвадна, скидывая сандалии и забираясь под одеяло. Осторожно придерживая руку, Амара забралась в кровать. – Да. А что мне остается? Ячменное поле? Охота за реликвиями? Голод? У меня нет другой семьи, кроме Тулы и прочих слуг. Здесь мне платят за работу, я никогда не голодаю, а леди Козима и лорд Стратон добры ко мне. Сейчас мое положение в обществе выше, чем было раньше. Она задула масляную лампу, и комната погрузилась в темноту.