Она отложила перо и откинулась на спинку стула. Песня для горы Эвфимия была завершена – лежала прямо перед ней, высыхая на свету. Деймон стоял напротив нее, уставившись на ее почерк, точно загипнотизированный. – Что теперь? – поинтересовалась она. Он встретил ее взгляд, и в его глазах мелькнул озорной блеск. – А теперь мы споем. – Она что-нибудь ела? – Нет, господин. – Просыпалась ли она или говорила что-нибудь сегодня? – Нет, господин. Пауза. Хальцион лежала с закрытыми глазами на своей койке и, охваченная лихорадкой, дрожала. Но она чувствовала пристальный взгляд Макария, который стоял в дверном проеме ее тюремной камеры и разглядывал ее. – Хальцион? – окликнул нетерпеливо. – Хальцион, посмотри на меня. Она отказалась. Ее дыхание все замедлялось и замедлялось, а боль становилась невыносимой. Тело, разум, дух. Все было сломлено. Она хотела умереть. – Хальцион, сегодня вечером к тебе заглянет гость, – продолжил маг. – Вставай и ешь свою кашу. Она больше не отравлена. Она по-прежнему не двигалась, не открывала глаза. Все, что она могла делать, – это дышать, гореть в агонии и слушать, как бьется ее сердце: печальный припев, который должен вот-вот закончиться. – Если она не поест в течение следующего часа, – начал Макарий стражнику, – накормите ее насильно. И проследите, чтобы выпила воды. – Да, мой господин. Наступила тишина. Хальцион, казалось, парила среди красной земли и красного моря, пока стражник не вошел в ее камеру, чтобы насильно засунуть ей в рот холодную кашу. Он был один: чтобы удержать ее, теперь не требовалось присутствие четырех человек. Когда он оставил ее, она извергла из своего желудка еду. Она снова легла на живот, прижавшись щекой к жесткому настилу койки, и принялась ждать смерти. – Хальцион. – Знакомый, пронзительный голос прозвучал в голове. Она не думала, что смерть будет звучать так, но затем он заговорил снова, настойчивее: – Хальцион. Она открыла глаза; мир был тусклым, расплывчатым, но она заметила Стратона, стоящего по другую сторону двери. Его освещало пламя факела, который он держал в руке. «Я сплю», – подумала девушка и снова закрыла глаза. – Открыть дверь, – приказал командор. – Милорд, я не могу этого сделать, – ответил стражник. – Открой эту дверь. Сейчас же. Раздался суматошный скрежет ключей. Железная дверь со скрипом отворилась. Хальцион видела свет факела под веками. Почувствовала дуновение воздуха, а затем большая, удивительно холодная рука опустилась на ее бритую голову. – Хальцион, что случилось? Кто сделал это с тобой? Она с трудом приоткрыла глаза, чтобы взглянуть на командора. Он стоял на коленях рядом с ее кроватью, а в глазах его стояли слезы. – Никогда не видела, чтобы вы плакали, – сказала она едва слышным шепотом. – Сядь, Зимородок. Она даже не попыталась пошевелиться. – Сядь, – мягко приказал он. – В тебе есть сила. Найди ее, Хальцион. – Я не могу, командор. Он сделал паузу. Хальцион вновь закрыла глаза, не в силах держать их открытыми, не в силах видеть слезы Стратона. – Ты никогда раньше такого не говорила, – напомнил он. – Почему ты сдалась? – Я умираю. – Нет. Я этого не допущу. Она почти улыбнулась. – Почему вас так волнует, буду ли я жить, господин? Он промолчал. Когда Стратон, наконец, заговорил, его голос дрожал: – Потому что я люблю тебя, как родную дочь. Мир померкнет без тебя. Сядь, Хальцион. Не уходи вот так. Она не пошевелилась. Он сам сделал это. Лорд поднялся на ноги, заключил ее в объятия и, аккуратно придерживая, присел на край ее койки. Ощутив, насколько хрупкой стала девушка, он издал возглас отчаяния. Когда-то давным-давно, когда она еще не вступила в легион, Хальцион мечтала о том, чтобы отец обнимал ее так же, как обнимал Эвадну. Каждый вечер после ужина Грегор баюкал Эвадну на коленях, словно она была его сердцем. Хальцион хотела того же. Она все бы отдала, чтобы стать младшей сестрой – обожаемой дочерью. И теперь ее наконец-то обнимал отец, пусть и не кровный. Человек, который любил ее по-своему: спокойно, отточенно, будто сталь. Который научил ее всему, что знал сам, который понимал, доверял ей. Крошечная часть ее души хотела возмутиться из-за того, какой он увидел ее: окровавленной, грязной и воняющей рвотой. Но она была слишком измучена, чтобы беспокоиться об этом. Ее голова откинулась, и он положил ее себе на грудь. Чешуя доспехов впилась в щеку. Его голос раздался гулким эхом, когда он приказал стражнику принести свежей воды. – Не пейте ее, – прошептала она, тратя на эти слова последние силы. – Она отравлена. Хальцион снова начала погружаться в красный пейзаж, и командор почувствовал это. – Ты вся горишь, – сказал он, дотрагиваясь до ее лба. – Останься со мной, Хальцион. Открой глаза. Но в этот раз у нее не хватило сил последовать его приказу. Эвадна стояла рядом с Деймоном, и каждый из них держался за свой конец свитка, содержимое которого они превращали в песню. Сначала это были их голоса, осторожно сливающиеся воедино, стремящиеся к гармонии друг с другом. Эвадна с трудом могла вспомнить, когда пела в последний раз: это случилось в Изауре, с ее отцом, несколько недель назад. В совершенно другой жизни. Ее голос был тихим, неуверенным. Но с каждым словом она звучала все сильнее и смелее, пока не наполнила ночным воздухом свои легкие, высвобождая свой голос. И тогда это наконец случилось. Первый магический огонек ожил. Между ней и Деймоном, на уровне их плеч, засияла звезда. Она понимала, что не ее голос сотворил звезду. Но на мгновение ей показалось, что она одна наложила чары. Они запели вторую строфу. И вспыхнула вторая звезда, а затем еще одна. Созвездия собирались вокруг них, яркие и величественные, отчего Эвадне казалось, что она шагает по ночному небу. Она пела не для Деймона, не для горы, не для короны Аканты. Она пела для Хальцион. Хальцион должна была оставаться под поверхностью своего океана. Она планировала дождаться смерти. Она уйдет спокойно, что стало для нее большой неожиданностью. Никогда не думала, что именно так покинет этот мир: наполнив, вдох за вдохом, легкие водой. Какое божество придет и поприветствует ее на пороге смерти? Она услышала голос, который не узнала. Ощутила на своем лице холодные руки, тонкие и нежные, как у ее матери. «Мама», – хотела закричать Хальцион и потянуться к ней. Но руки казались тяжелыми, словно скованные железом. Она не могла найти ни их, ни свой голос. «Я потеряна, – подумала она. – Заблудилась. И не знаю пути назад». – Держи ее крепче, Стратон, – сказал материнский голос. – Она должна выпить это до капли. Хальцион почувствовала, как холодные пальцы разжимают ее зубы, и ей захотелось им противостоять. И ничего больше; она не хотела ничего больше. Но сладковатая жидкость успокаивала, обволакивала ее рот подобно маслу, – маслу из ее дома, – и Хальцион беспомощно проглотила все до последней капли. Она увидела собирающиеся над водой звезды. Они манили ее, и она не знала, откуда они взялись и как ее нашли. Но, открыв, наконец, глаза, Хальцион вынырнула на поверхность и дышала полной грудью. Она знала, кто вернул ее в этот мир. Эвадна.