Именно этот ответ она желала услышать. Эвадна сняла с шеи серебряную цепочку с крылом из лазурита и на раскрытой ладони протянула дяде. Озиас молча уставился на него, затаив дыхание. Ошеломленный. Затем он коснулся его кончиком пальца. – Клянусь богами, – прошептал он. Он встретился взглядом с Эвадной. – Где ты…? Она покачала головой. – Нет. Я не скажу тебе, где нашла его. Как ты не говоришь Лисандру, где нашел кольцо. – Справедливо, Эва. – Но я бы хотела отдать его тебе, дядя Озиас. Для королевы Нерины. Эвадна вложила крыло в ладонь мужчины, и цепочка словно зашептала с ней, покидая ее руки. Ей захотелось тут же вернуть его. Она хотела носить реликвию на шее до самой смерти, наслаждаться единственной частичкой магии. Но она знала, что хранить реликвию у себя не следует. Не тогда, когда на карту поставлено нечто большее. Большее, чем она когда-либо считала возможным. – Спасибо. – Озиас сжал реликвию в кулаке. – Когда все закончится и мы одержим победу, королева Нерина будет благодарна за то, что ты сделала для нее, Эва. Эвадна кивнула и улыбнулась. Но сердце? Ее сердце бешено колотилось. Потому что казалось, что победа была столь же далека, как и звезды. 29. Эвадна – Он ушел! – воскликнул Лисандр, врываясь в гостиную на следующее утро. Эвадна сидела рядом с Хальцион на солнце и кормила ее вымоченным овсом с медом. Она замерла и пристально посмотрела на своего кузена: его гнев заполнил мирную атмосферу, словно нагрянувшая буря. – Кто, Лисандр? – поинтересовалась Майя, зевая. Она сидела по другую сторону от Хальцион, держа наготове чашу дымящегося чая. – Как думаешь кто? – зарычал Лисандр. – Дядя Озиас! Взгляд Эвадны скользнул на скамейку, где, заканчивая свой завтрак, сидел отец. – Нет, этого не может быть. Озиас сказал, что пробудет с нами до следующего лета, – сообщил Грегор, нахмурившись. – Его комната пуста. Вещи исчезли, как и лошадь. Он ушел, взял и просто ушел. Ни единого слова. Никаких прощаний. Просто… ушел. В ночи, словно какой-то вор! – И Лисандр рухнул на пол, кипя от злости. Эвадна знала, почему Озиас покинул их, не сказав ни слова: в его руках находилась реликвия Киркоса, которую нужно было вернуть королеве в Митре. Но ее горло сжалось, когда она увидела проблеск боли, мелькнувший в глазах отца. – Скатертью дорожка. Почему мы вообще так радушно приняли его? – пробормотала тетя Лидия. И даже дядя Нико казался удрученным тем, что брат ускользнул с виллы, не сказав ни слова. – Уверена, он скоро вернется, – сказала Федра. – Возможно, у него есть дела в Дри. – Вряд ли, – сказал Лисандр, надув губы и глядя в овсянку, которую мать поставила перед ним. – С тех пор как Бахуса убили, в Дри все изменилось. Мужчины ушли. Деревня словно замерла в ожидании войны. Зачем Озиасу туда ехать? – Бахус мертв? – воскликнула Эвадна, чуть не опрокинув миску Хальцион. Семья посмотрела на девушку, удивленная вспышкой ее ярости. Она почувствовала, как рука Хальцион, более окрепшая, чем накануне, сжалась вокруг пальцев. Значит, Хальцион знала. «Макарий», – пронеслось в голове Эвадна. Макарий, должно быть, имел к этому какое-то отношение, и Эвадне захотелось убить его. Снова. – Да, – ответил Лисандр. – Бахуса убил этот урод Ланеус. А потом Ланеус украл Золотой Пояс, и кто знает, куда он дел реликвию. Он исчез, как небезызвестный дядюшка. «Ланеус». Эвадна встретила грустный взгляд Хальцион. – Мерзкий мальчишка из Дри? – прошептала Эвадна. И Хальцион кивнула в ответ. Эвадне потребовалось все самообладание, чтобы успокоиться и сделать глубокий вдох. Продолжить кормить Хальцион кашей. Потому что не было сейчас ничего важнее, чем выздоровление Хальцион. Дни шли своим чередом. Эвадна часто сидела рядом с Хальцион в лучах солнца, наблюдая, как к сестре постепенно возвращается здоровье. Хальцион много спала, но никогда не оставалась одна. Поблизости всегда кто-то был. Федра штопала одежду. Грегор тихо напевал, и его нежный голос разносился по комнате. Майя плела короны, а тетя Лидия лущила бобы. Дядя Нико вел записи по хозяйству. И даже Лисандр, когда наступала его очередь, сидел с Хальцион, читая свиток со старыми легендами и стараясь не пялиться на кольцо на ее пальце. Эвадна воспрянула духом, наблюдая, как хорошо становится сестре в безопасности, дома – она спит, видит сны, поправляется. Но с каждым новым днем тревога Эвадны усиливалась. Здесь, в южной Корисанде, они были изолированы от всего остального мира. Новости до них не доходили; приходилось узнавать их в Дри, но после смерти Бахуса ее семья избегала горной деревни. И потому Эвадна задавалась вопросом, что происходит за пределами рощи. Всевидящая Корона сейчас у Селены? Каков следующий шаг Макария? Почему все мужчины покинули Дри? Куда Ланеус дел Золотой Пояс? Она старалась не смотреть на ворота Изауры, которые ее отец держал запертыми на случай, если прибудет командор, чтобы потребовать возвращения Хальцион. Чего, как знала Эвадна, никогда не случилось бы. Сейчас у Стратона имелись куда более неотложные дел. Но Грегор по-прежнему запирал ворота, а Эвадна продолжала выжидающе на них поглядывать. «Деймон, где же ты?» Всякий раз, когда она думала о нем, в груди начинало ныть. От того лишь, что ждала новостей. Потому что волновалась. А не потому, что скучала по нему. По крайней мере, в этом Эвадна пыталась себя убедить. Возможно, он и не придет вовсе. Возможно, он передумал, и она ему больше не нужна. Возможно, он забыл о ней. Эта странная мысль обрушилась на нее, заставляя девушку чувствовать себя уязвимой. Прошла почти неделя, прежде чем он наконец-то прибыл. Эвадна, конечно же, вся была покрыта мукой, потому что они вместе с матерью месили хлеб на кухне. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не услышала звона колокольчика у ворот. Но услышала, как Лисандр, топая, вошел на виллу, и как по двору разнеслось объявление: – Дядя Грегор, у ворот стоит маг. Мне его впустить? Эвадна бросила тесто и, прежде чем отец успел хотя бы подняться со своей скамьи в общей зале, помчалась по коридору к парадным дверям. Девушка бежала босиком, чувствуя под ногами гравийную крошку и траву, которая нагрелась от полуденного солнца. На небе не было ни облачка, а солнце ярко слепило глаза. Взгляд устремился к высоким воротам Изауры, где за железными виноградными лозами стоял Деймон. Когда она разглядела лицо юноши, когда его глаза встретились с ее, у Эвадны перехватило дыхание. Она остановилась у ворот, и они уставились друг на друга, словно были в разлуке много лет. – Эвадна, – прошептал он. Голос обрушился на нее подобно приливу, выдавая облегчение оттого, что он нашел ее здесь, в безопасности. – Я… Он собирался сказать что-то еще, но тут появился Грегор. – Кто ты такой? Что тебе здесь надо? Деймон посмотрел на Грегора. Эвадна покраснела, услышав, как грубо отец разговаривает с Деймоном. – Я Деймон из Митры. Эвадна – моя… – Эвадна – моя дочь, и ты не имеешь права заявляться сюда, – возразил Грегор. – Убирайся, возвращайся туда, откуда пришел! Деймон отступил назад. – Отец. – Эвадна осторожно взяла отца за руку. – Помнишь, о чем я тебе говорила? Я писец Деймона, и я ждала его прихода. Челюсти Грегора сжались. Но он встретился взглядом с дочерью, и Эвадна проследила за тем, как мужчина пытается примирить свои собственные переживания с тем, о чем просит дочь. – Ты уверена в этом, Куколка? – прошептал Грегор. Эвадна кивнула, улыбнувшись. Он никогда не мог противостоять этой улыбке. Вздохнув, Грегор смягчился и отпер ворота. – Куколка? – переспросил ее Деймон полчаса спустя, когда они, оставшись одни, прогуливались по роще. Солнце согревало их плечи. Эвадна улыбнулась, ее щеки разгорелись от смущения. – Я надеялась, что ты этого не услышал, – сказала она. – Сначала я подумал, что ослышался. – Нет. Мой отец ласково прозвал меня в честь личинки. Сколько я себя помню, он всегда называл меня так. Деймон молчал. Эвадна, украдкой посмотрев на него, увидела, что он изо всех сил старается не рассмеяться. – Тебе идет, Эвадна.