Часть 24 из 50 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я уставился на дорогу. Один дом, другой, третий. Равнодушные и безликие камни, которым нет никакого дела до моих чувств, мыслей, желаний.
Такие же мёртвые и холодные, как моё сердце без Лекси Рид.
Глава 32. Лекси Рид.
Всё вокруг было окутано тишиной, а на моём лице застыла маска. Маска, отображающая боль и отчаяние. На кровати так и осталась лежать любимая книга, где чёрным было написано: «Грозовой перевал» Эмили Бронте. Больше невозможно сдерживаться, хочется плакать, кричать и крушить всё подряд. В груди непомерная буря эмоций, как её утихомирить?
Одна фраза разрушила меня, мой мир.
– Не стоит. Рид, всё что было, между нами, в Аспене ошибка, – его ледяной голос, жестокий тон резали слух, горестным осадком обрушиваясь на сердце, раскалывая его на части. – Всё кончено. Я забыл и тебе следует забыть.
«Я забыл и тебе следует забыть. Ошибка, ошибка, ошибка». Я бегло осматривала его лицо и пыталась найти хоть какой-то смысл в словах, которые Блэк произнёс.
– Что ты несёшь, чёрт возьми? – выпалила отчаянно, отсчитывая про себя, будто боясь сорваться, как душевно больная, смотря в одну точку, не видя при этом ничего.
Он врёт сейчас, знаю, что эти слова чистая ложь. Он был искренен тогда, в новогоднюю ночь, я убеждена.
– Что на тебя нашло, Блэк? Я люблю тебя, слышишь? А ты любишь меня.
– Я не люблю тебя, Рид. Я соврал.
Казалось, что моё тело швырнуло в мясорубку беспрецедентной жестокости Блэка-младшего.
Мой мир рушился прямо на глазах, превращаясь в мелкие осколки, а затем в пыль. Станет ли он вновь когда-нибудь целостным, каким был до этих его слов, что ранили в самое сердце?
– Ты врёшь сейчас, Ник. Врёшь, я же вижу! —радуюсь, что мне удаётся сдержать слёзы. Зато голос дрожит, дрожит сердце и руки. Ноги непослушные, еле удерживают меня в ровном положении.
Ему было невдомёк, что в моей душе дрались любовь и ненависть, раздирая на части. Хочется его и обнять, и ударить кулаком в лицо одновременно. Крушить всё вокруг и кричать, срывая голос, что он врёт, повторять это столько, сколько потребуется, пока Ник не согласится, не скажет, что это всего лишь его грёбаная шутка.
«Ошибка, ошибка, ошибка», – эти слова крутились в голове навязчивым вихрем. Я и не думала, что это так больно.
– Я не люблю тебя, Рид, – повторил Ник ухмыльнувшись, показывая, что мои слова никак на него не действуют.
Я старалась отвернуться, не смотреть в эти стальные глаза. Завтра наступило, как бы я не пыталась его оттянуть, как бы не молила о том, чтобы осталось только сегодня. Но оно неминуемо и равнодушно превратилось в безликое сегодня, оставляя всё счастье, всю радость во «вчера». И это «сегодня» запомнится мне на всю жизнь, потому что хуже уже не будет. Возможно, когда-нибудь мне станет всё равно, но сегодня хочется умереть.
– Ты врёшь! Врёшь! – не выдержав, срываюсь на крик, пытаясь передать всю боль, что таится у меня на сердце.
Поднимаю руку в отчаянной попытке толкнуть его, причинить ему хоть какую-то боль, хотя бы физическую. Чтобы стереть с лица это безразличное выражение, чтобы снова увидеть в его глазах ту самую любовь, о которой как оказалось он цинично, бесстыдно врал. Но Блэк конечно же не позволяет, перехватывает мою руку и отстраняет. Удивительно, но совсем не больно.
Я упрямо вздёрнула подбородок, сжимая губы.
– Убирайся, не хочу тебя больше видеть!
Слёзы вновь наполнили глаза и покатились по щекам. Ещё несколько часов назад мы были беззаботны и счастливы. Всё было замечательно. И Блэк так искренне смеялся, его глаза так сияли, в них было тепло, а сейчас он лишь смотрит без капли раскаяния и сожаления и говорит:
– Как скажешь.
Разворачивается и выходит из моей спальни, а я запираю за ним дверь. И становится и легче, и ненормально больнее.
Говорят, при расставании ноет сердце, но у меня ломило всё тело. Неистово саднило каждую клетку. Разве любовь не может быть без боли? Мы жили лишь настоящим, каждый день у нас было лишь сегодня и каждый раз я ждала, что всё закончится, вот только как оказалось готовой к этому не была. Никто из нас не хотел вспоминать своего прошлого, потому что оно приносило слишком много боли, и никто не хотел думать о будущем. Настоящее – вот то время, которое нами руководило. А потом зародилась любовь, моя, которую я холила и лелеяла будто мать новорождённое дитя, даже считая невзаимной, обречённой. А после любовь, как я думала, вспыхнула и в его ледяном сердце, согревая, распаляя, оживляя. Но Ник предпочёл убить нас, решил, что для него это слишком тяжёлая ноша.
Я столько месяцев любила этого невозможно жестокого человека. Все эти полгода мечтала стать единственной, сгорала от ревности, когда знала, что он встречается с другими, таяла от нежности в его умелых руках. Даже сейчас я готова была простить ему всё. Даже больше, чем всё. Но Блэку это не было нужно.
Он ведь предупреждал, что не умеет любить. А я глупая и наивная верила, что всё может измениться, что моя пресловутая любовь сможет излечить его душу. Неужели он пользовался мной так же, как другими?
– Нет! – я кричу в пустоту и порывисто схватив подушку с кровати со всей силы швыряю её в стену.
Краем уха слышу, как Тесса стучится в запертую дверь и зовёт меня, но я требую, чтобы она оставила меня в покое. Не хочется никого видеть, ни с кем разговаривать, особенно выслушивать нравоучения и фразы о том, что она меня предупреждала.
Поднимаю злосчастную подушку, прижимаю к себе обнимая и сползаю по стене на пол. Слёзы застилают глаза, душат меня, запускаю пальцы в копну волос, намеренно сжимая их в попытках заглушить душевные муки. Почему же так больно?
Мне вдруг, кажется, что, всё возможно вернуть: перед покрасневшими глазами проносятся минуты счастья, любви, эйфории. Пройдёт несколько дней и пропасть между нами уменьшится, если есть любовь, то ведь можно простить ошибки. Любовь очень ценный дар, когда ты находишь её нельзя отпускать. Разве может быть любовь без боли?
А потом приходит осознание, что это всё глупость. Что чем дальше от Аспена Ника уносит синий хэтчбек, тем больше и глубже становится пропасть, как бесконечно тянущаяся вниз бездна – на другую сторону не перебраться. Одиночество. И нет спасения от него.
Накидываю куртку и спускаюсь вниз, выбегаю из дома под взволнованный взгляд Тессы. Мысленно благодарю подругу за то, что не стала идти за мной.
Холодно, по телу прошла острая, как сотни игл, волна дрожи. Возвращаться домой не хотелось даже ни смотря на мороз, потому что казалось, что только здесь я смогу прийти в себя, а мороз лишь помогал охладить разум.
Снег медленно кружил в воздухе, окутывая горный городок белоснежной дымкой. Улицы незаметно опустели, радостные компании лыжников и сноубордистов разбрелись кто куда. По обе стороны улицы вспыхнули фонари и в окнах домов зажигались огни. Я медленно брела по заснеженным тротуарам и вглядывалась через окна на домашний очаг счастливых людей. И завидовала всем тем, кто сейчас мог быть рядом с любимыми людьми, которым они доверяли, кого могли обнять. По моей щеке снова скатилась одинокая слеза.
Я присела на скамью и глубоко вдохнула, пытаясь отогнать печальные мысли. Безуспешно, естественно. Неужели именно так начался новый год моей жизни? Почему? Почему с боли? Разве мало выпало на мою грёбаную жизнь потерь?
Только недавно я отпустила отца, смогла принять его смерть, впервые за многие месяцы вздохнула свободной грудью, а теперь её вновь сдавливает боль и невозможно дышать. Казалось, что счастье в этом году обделило только меня и, как бы я ни старалась, оно упорно не хотело появляться в моей жизни.
Вытерла слёзы с замёрзших щёк, стряхнула с себя снег заледеневшими на вечернем морозе пальцами. Оглянулась по сторонам, с крошечной надеждой, что сейчас я увижу Блэка, что он не уехал, что Ник опровергнет свои слова. Скажет, что соврал, объяснит причину, но вернувшись в реальность, разглядела только пустые улицы. Одежда уже не согревала, кончики волос покрылись инеем от едва тёплого дыхания. Дальше сидеть не было смысла, поэтому я всё же решила отправиться домой, не хватало ещё подхватить простуду.
Теперь некому обо мне заботиться, никто не приготовит мне дурацкий грибной суп и не заварит омерзительный, но очень полезный чай. Никто не согреет теплом своего тела, никто не отнесёт на руках в спальню. Чёртов Ник Блэк, как же ты мог всё испортить?
Дойдя до дома, я скрылась в спасительной тишине своей спальни, почти мгновенно заснув. А ветер за окном продолжил напевать мелодию зимы.
Глава 33. Лекси Рид.
Ночь и сон не принесли облегчения и, вставая с широкой кровати, я чувствовала себя полностью разбитой.
Потянулась, автоматически, так же бездумно прошла в ванную и взглянула в зеркало. Из отражения на меня смотрела подавленная девушка: шоколадные кудри волнами спадали на обнажённые плечи, тёмные полумесяцы под глазами, а карие глаза, в которых совсем недавно было столько тепла, любви и нежности совсем потеряли блеск. На лице отражалась пытка, приправленная морщинками от хмурого взгляда.
Я тихо рассмеялась, над своей слабостью и ничтожностью. Надо же, Лекси Рид оказалось так легко сломать, растоптать. Сейчас я была бледной копией самой себя, некой пародией, которая потянулась к холодному стеклу рукой и провела подушечками пальцев по гладкой поверхности зеркала, будто желая стереть всю эту боль со своего лица. Но отражение лишь точь-в-точь повторило каждый мой жест.
Криво ухмыльнулась и вернулась обратно в постель. Есть не хотелось, да и выходить из комнаты тоже, хотя мать уже успела несколько раз постучаться, а позже я услышала в коридоре тихий голос Тессы, которая сообщила Джоан, что я простудилась и отсыпаюсь. Подруга так же совершила робкую попытку попасть ко мне в спальню, но я была непреклонна.
Я всё же больше отношусь к той категории людей, которым самый сложный и болезненный период проще пережить в одиночестве, чем на плече у друга или подруги. Мне проще обдумать всё наедине с собой, рассудить и принять решение, не спрашивая и не слушая советов. А уже потом поддержка будет как никогда кстати, когда захочется банально выплакаться, когда пройдёт стадия отрицания, тогда, когда я приму всё то, что со мной случилось. А пока одиночество. Мой вечный и крайне верный спутник.
Я легла посреди кровати на спину раскинув руки и ноги и уставилась в потолок бездумным взглядом. Возможно, прошёл час, а возможно и три – я не следила за временем.
Прокручивая в голове все события, предшествующие вчерашнему расставанию, я всё больше убеждалась, что что-то здесь не сходилось. Что-то упорно не клеилось и не складывалось в пазл. Блэк никогда не врал, он всегда был честен со мной, я неплохо узнала его за долгие месяцы, он презирал ложь. Презирал лгунов. Ник был твёрд и прямолинеен даже тогда, когда говорил не самую приятную правду. Чёрт возьми, как же так?
Как же так получается, что я вижу его идеальность даже в том, что скомкано и сломано, болезненно и мучительно, тягостно и безысходно? Неужели я стала той самой девушкой, которая пытается оправдать даже самые ужасные поступки своего любимого человека? Той самой, которая по-детски инфантильно скорее поверит, что его слова – это ложь, чем признает болезненную правду, что любви никакой не было? Той, которой проще смотреть на него через призму розовых очков, чем принять случившееся и жить дальше, такой же как те, которых я презирала всеми фибрами души?
Я задумалась на секунду и поняла, что нет, я не боюсь принять правду и не стану тешить себя глупыми надеждами, вот только какая правда реальна? Та, что он сказал мне в новогоднюю ночь или та, которую он озвучил перед тем, как сбежать?
Я поднялась с постели и снова проследовала к зеркалу в ванной, взглянула на своё отражение и решительно произнесла:
– Лекси Рид никогда не сдаётся без боя, не так ли?
Отражение, безмолвно повторив мои слова гордо и торжественно улыбнулось.
Я сильная, этому научил меня отец, и я справлюсь. Как бы не было больно и сложно я докопаюсь до истины. Чего бы мне это не стоило.
Улыбнувшись самой себе ещё раз я приняла душ и спустилась вниз к семье и подруге.
***
Третье января, последний день в Аспене и долгожданное возвращение в Миссулу этой ночью.
Откровенно говоря, я основательно ждала завершение этого отпуска, который принёс мне и безграничное счастье, и неистовую боль одновременно. Моё сердце, душа и разум стремились домой, к Нику. Поговорить с ним, с холодной головой. Понять причину его поступка или же убедиться в правдивости его слов.
Я знала наверняка: заглянув в его глаза, я всё пойму, глаза никогда не соврут.
Мать с Дейвом почти всё время проводили на склонах наслаждаясь свои коротким отпуском и друг другом. Мне было непривычно видеть такую Джоан, она будто смягчилась, расслабилась, стала менее строгой. Она счастлива, это было видно невооруженным глазом и даже несмотря на наши странные, напряжённые отношения и мою собственную боль я была рада за старшую Рид.
Тессе всё же удалось затащить меня в горы сегодня. Подруга вела себя крайне деликатно и не лезла с вопросами, пока мы, накатавшись вдоволь не разместились в той же самой кафешке, что в день приезда подруги с Максом. Перед глазами тут же всплыло воспоминание, когда мы с Ником прощались возле этого самого высокогорного кафе:
«– Замёрзла? – спросил он тревожно.
– Немного, – честно призналась я, стягивая перчатки и растирая руки. Он заглянул в мои глаза, бережно взял и сложил мои ладошки в своих руках и мягко подул, согревая дыханием. Я уткнулась лбом в его куртку».
Воспоминание исчезло так же быстро, как и появилось вызвав на моём лице улыбку. Разве может так вести себя человек, который не любит? Разве можно так притворяться?
И тут же всплывает другое, такое яркое, такое счастливое:
«Блэк обнимает меня ослабевшими руками, уткнувшись носом мне в шею, выдыхая, и до меня доносится приглушённый шёпот:
– Моя. Только моя».