И пускай я никогда не произнесу подобного вслух, ведь терпеть не могу до нелепости слащавые фразы, но сделаю всё чтобы она поняла это даже без слов. Снег нещадно осыпался с небес, падал на крышу отцовского «БМВ», укрывая серость дороги в белоснежное одеяло. Снег, как верный товарищ, заметал следы, окутывал и скрывал от посторонних глаз одинокий автомобиль на обочине, надёжно скрывая тайну девушки и юноши, находящихся в ней. Нашу тайну, что через несколько часов, когда метель успокоится, перестанет быть таковой. Глава 55. Лекси Рид. Ранняя весна пахнет крокусами. Пряный, чуть землянистый, лёгкий и яркий аромат растворённый в обманчиво чистом, свежем воздухе. Запах первых мартовских цветов долетает из открытого настежь окна. Оседает на талом снегу, пропитывает спальню. Мать всегда выращивала их. Ещё совсем крошеные, хрупкие, но сколько упрямства в этих нежных, сиреневых с жёлтыми рыльцами цветках: они настойчиво пробиваются даже сквозь ковёр не растаявшего снега, как только первая трава просачивается навстречу холодному солнышку. У каждого сезона есть свой запах: лето пахнет свежим ветром, ароматом лип, тёплым дождиком, сеном, полынью и свежей клубникой. Осень пахнет сыростью, грибами, опавшей листвой, спелыми яблоками, корицей и тыквой. А ещё кофе, горчим и ароматным. Зима же пахнет еловыми шишками, дубовыми дровами, апельсиновым пирогом, искристым снегом и морозом. А весна? Весна пахнет грозой, мокрым асфальтом и ароматом множества цветов и растений, что просыпаются от зимней спячки и начинают новую жизнь. Весна пахнет надеждой, которой веет почти от каждого человека. Она хоть и горькая, но на душе от неё одна сладость. Ник Блэк не пахнет надеждой. Он распространяет уверенность, решимость и надёжность. Он часто приходит мне на помощь в минуты отчаяния. Порой я сама признавалась Блэку, что, если бы не он, меня бы уже давно прибили чем-нибудь тяжёлым. А Ник в ответ искренне удивлялся, как я вообще осталась жива и невредима с таким задиристым и дрянным характером, который я умудрялась проявлять в полной мере, если что-то шло не по плану. И вот тогда в нужный момент вступал он, сероглазый юноша, со своей продуманной игрой на эмоциях и слабостях других людей. Со своими неоспоримыми аргументами и холодной головой. И в то февральское снежное утро, когда пурга улеглась, и первый рассветный лучик солнца показался меж сосен, Блэк бесстрашно сделал первый шаг за меня. Сразу же по возвращению домой, устроил разговор с моей матерью и его отцом. Руки явно только что проснувшейся Джоан были сомкнуты в замок и буквально вжаты в стол из ореха, словно рыжеволосая женщина уже чувствовала, что новости её ничуть не порадуют. Старший Блэк напротив, как всегда, собран, сдержан, в идеально сидящем костюме из твида. И Ник рассказал. Просто выложил абсолютно всё с непроницаемым видом. Вдох. Глубокий вдох. Я медленно закрыла глаза, пытаясь мысленно сосчитать до десяти, понимая, что ещё не придумали такую цифру, просчёт до которой смог бы успокоить мою тревожность. – Я боялся этого, – изрёк Дейв важным тоном, поправляя галстук. Так спокойно, будто не услышал ничего шокирующего или необычного. Я замерла, уставившись на него. – И Джоан боялась, когда только узнала, что Лекси внезапно возвращается домой в августе. Но и не принять дочь не могла. Юная девушка и молодой парень в одном доме, в соседних комнатах… – грустно хмыкнул он. – Хочешь сказать, вы знали, что так всё сложится? – перебила я, нервно теребя кончик собственного локона. Медленно повернув голову в мою сторону, Блэк-старший нахмурился. Секунды молчания длились бесконечно долго, и вот наконец тихий голос разнёсся по кабинету: – Нет, но предполагали. И всё же рискнули съехаться, – отчим вздохнул, прислонившись к стене. – Но вы всё время грызлись словно собака с кошкой. Я и подумать не мог что из этого может вырасти хоть какая-то симпатия, пока не заметил перемены в тебе, сын, – глава семьи перевёл взгляд на Ника. – И ты догадался, – понимающе ухмыльнулся младший Блэк и, засунув руки в карманы в небрежном жесте, ступил вперёд. – Ещё на Рождество. Я же спрашивал у тебя напрямую, нет ли причин у моего сына быть против нашей с Джоан помолвки. Я снова спрашивал тебя есть ли причина, когда ты ворвался ко мне в кабинет и заявил, что никогда не женишься на Мелани, хотя я и так прекрасно знал это. Всегда говорил, что, если у меня когда-нибудь будет сын, я ни за что так не поступлю. Я спрошу о его чувствах, о его желаниях. Я никогда не сломаю жизнь своему сыну, так как сломали мне, – печально улыбнулся мужчина. Теперь я могла понять о чём говорит мой отчим. Ведь он сам пережил договорной брак с невестой, которую выбрала ему семья. И ничем хорошим это, как и следовало ожидать не закончилось. А глава семьи тем временем продолжил: – Тогда я решил, что твои чувства к Лекси не взаимны. – Отец. Я просто хотел, чтобы ты был счастлив. Впервые за все эти годы. – И какой отец может быть счастлив, когда несчастен его ребёнок? – Дейв изображает удивление, тогда как по его взгляду понятно, что на самом деле мужчина ничуть не удивлён словами сына, скорее оскорблён и обижен. – Я думал ты взрослый, сын. Решил всё сам никого не спросив, разве так я тебя воспитывал? Ник нахмурился и отвернулся к окну. Кажется, он собирался что-то ответить, но впервые за это утро заговорила моя мать: – Николас и Александрина, – строго скомандовала рыжеволосая женщина, складывая руки на груди. – Прошу вас выйти из кабинета, нам с Дейвом необходимо поговорить наедине. И те минуты ожидания показались мне адом. Нервозность, поселившаяся внутри меня, распространялась словно сыпь по телу, заставляя паниковать от скверного предчувствия. Я тщательно убеждала себя, что это просто обычная паранойя. По крайней мере старалась на это надеяться, вглядываясь в собственное отражение в чайнике. Ник откинулся на спинку стула, крутя в руках чайную ложку от скуки, и на его лице не было ни капли беспокойства или тревоги. Он был самоуверен, как всегда. Ну, конечно. И всё же заметив моё смятение он протянул руку и крепко сжал мою ладонь, поглаживая тыльную сторону большим пальцем, одними губами прошептав: «Всё будет хорошо». И я верила человеку, которого любила. Когда же Дейв позвал его в свой кабинет, мать появилась на кухне. Села напротив меня за обеденный стол, подняла голову, положила локоть на подлокотник стула и в задумчивости принялась почёсывать подбородок. – Послушай, дочка, я должна сказать тебе кое-что важное, – произнесла Джоан голосом, натянутым как струна. Почему-то всё происходящее напомнило мне самый первый день, когда я переехала к матери, вот только интонации были совсем другими. – Мы с Дейвом приняли решение. Сердце сжимает тисками непомерной боли, горечи и безнадёжности. Чёрт, неужели она сейчас скажет, что никогда не простит меня? Обвинит, что я разрушила её жизнь? Конечно же именно так и будет, ведь Джоан столько готовилась к свадьбе, была настолько рада помолвке, а я… Я совершенно не думала о её чувствах, когда легкомысленно и неотвратимо влюблялась в Ника. Юношу, который должен был официально стать моим сводным братом. – Мы не станем играть свадьбу. Что? Я резко уставилась на старшую Рид, думая о том, что мне послышалось. – Что? – переспрашиваю, вторя собственным мыслям. – Но, почему? И мать рассказала, что наконец-то узнала о возможной болезни старшего Блэка, что она тотчас настояла на обследовании именно в Медицинском центре «Ихилов», в Тель-Авиве. Взрослые собирались уехать на следующей неделе. По словам матери они и так бы пришли к тому, что стоит отложить свадьбу, пока не станет известен окончательный диагноз, но учитывая последние обстоятельства… Джоан и Дейв решили не жениться вовсе. «Ведь жили же как-то эти месяцы без официального брака. Свидетельство или его отсутствие не изменит наших отношений, зато избежим сплетен на фирме Дейва», – мудро изрекла мать. И я была с ней абсолютно согласна, ведь пресловутая подпись на бумажке не доказательство любви. Лишь очередная морока с подписанием брачного контракта, изменением завещания и документов. И всё же я буквально не могла поверить, что она решилась на такое ради наших отношений. Ради меня. Ради Ника. И если от старшего Блэка я могла ожидать чего угодно, то поверить в то, что моя мать настолько самоотверженна никак не могла. Как ей только удавалось сохранять подчёркнутое спокойствие? Столько новостей свалилось на рыжеволосую женщину за одно февральское утро, а она остаётся такой же рассудительной и практичной. Как же много силы в этой хрупкой на вид женщине. Удивительно, что я не замечала сего раньше. – Спасибо, мама. Джоан сдержанно кивнула, и я обняла её за шею, крепко прижимаясь. Зеленоглазая женщина сомкнула руки на моей спине, делая несколько поглаживающих жестов. Мне просто нужно было знать, что она понимала, насколько я ей благодарна. А после, когда Дейв и Ник уехали по делам, я, переборов сонливость, помогла ей по дому, и мы проговорили аж до обеда. Я просто поведала о всех своих чувствах, впервые будучи полностью откровенной со своей матерью. И только когда беседа перетекла в рассказ о видео отца, которое я нашла в домике на озере, я вспомнила про старый дневник Джоан. – Возьми, папа хотел, чтобы дневник вернулся к тебе, – запыхавшись после пробежки до автомобиля и обратно протянула я матери книжицу. Благо Блэки уехали на другой машине Дейва. – Я не читала, честно, – потупив взгляд поспешила добавить я. – Я хочу, чтобы ты прочла его, – вновь удивила меня мать, пролистав страницы и улыбнувшись. – Когда будешь готова и, если будет желание. Возможно, ты сможешь лучше понять меня, – спокойно проговорила Рид-старшая, аккуратно проведя ладонью по обложке и протягивая дневник обратно. И только сегодня, по прошествии двух недель, когда Джоан и Дейв улетели, а аромат крокусов лёгкой вуалью окутал мою спальню, я решилась открыть ещё одну тайну своей матери. Дневник. Его края и корешок были обтрёпанны временем, странички пожелтели, он пах пылью и лёгкой кислинкой книжного клея. Запах прошлого, воспоминаний, пережитых эмоций и частичка чужой души. Я неспешно открыла первую страницу и тотчас захлопнула его. Почему-то стало неловко, даже несмотря на то, что мать сама попросила меня прочитать. Всё же собравшись с мыслями, я уселась в кресло возле камина, и открыла одну из записей девятнадцатилетней давности датируемой двадцать вторым декабря, через два дня после моего рождения: «У меня родилась дочь. Но я не чувствую себя достаточно зрелой для того, чтобы брать на себя ответственность за кого-то ещё, за эту крошечную девочку, которая нуждается во мне, чтобы выжить. Я пытаюсь привыкнуть, что я – теперь мама, но не могу. Мне хочется кричать, кажется, что у меня совершенно отсутствует материнский инстинкт и я нахожусь в ловушке. Артур абсолютно не помогает и от этого ещё сложнее, но я должна терпеть. Должна». Перелистнула страницу, вдохнула запах старой бумаги и продолжила чтение одной из январских записей, мне тогда исполнился месяц: «Я назвала её Александриной. В честь моей бабушки, единственного человека, который всегда был на моей стороне и поддерживал. Бабушка была моим лучиком света в кромешной тьме ужасного детства, быть может дочь с её именем станет вторым? Артур говорил, что раз я не хочу детей, то я плохая мать. Теперь у нас есть дочь, но он до сих пор считает меня эгоисткой. Все вокруг поздравляют меня и говорят о волшебной и сказочной любви, которую испытывают после рождения ребенка. Но я не чувствую ничего подобного. Я чувствую лишь огромную ответственность». И следующую, когда мне стукнуло три месяца отроду: «Что я представляла, пока у меня не было Александрины? Я думала, что, если в моей жизни появится младенец, я стану готовить полезные каши и пюре, а ребёнок будет спокойно спать в красивой колыбели. А если проснётся, то будет смотреть на меня с милой улыбкой. Совершенно не осознавала, что это человек, просто маленький, с огромными потребностями, который попросту ничего не может сделать сам. Он умеет только орать и плакать. Дочь успокаивается лишь на руках Артура. Если мужа нет дома, то я не сплю сутками, а она всё плачет и плачет. Раньше я считала, что не хочу детей, потому что нам ещё рано их заводить. Но, если бы у меня был выбор сейчас, я бы сказала, что не хочу рожать в принципе. И всё же, когда она улыбается, в груди расплывается тёплое чувство. Наверное, я по-своему люблю её». Мне не было обидно, но отчего-то стало так сильно жаль мою мать. Джоан родила после насилия, пережила невообразимо тяжёлое моральное потрясение. Совершенно не была готова к семье, у неё не было никакой поддержки, ведь отец постоянно работал, а её собственная мать скончалась. С родственниками старшая Рид предпочитала не общаться вовсе. Никогда не задумывалась о том, как тяжело приходится матерям с нами, своими детьми. И насколько мы можем быть неблагодарны, не ценя все эти усилия. И всё же, забыть её отрешённость по отношению ко мне в детстве я не могла и эти воспоминания мучили на подкорках сознания. Много времени должно пройти, чтобы мы обе переписали наши отношения полностью. Но теперь, я всё больше начинала понимать её. Перелистываю ряд записей и останавливаюсь на нескольких августовских, когда мне было восемь месяцев: «Мне начинает казаться фантастикой, что когда-то я могла принять ванну тогда, когда хочу. Или, уехать за покупками, когда посчитаю нужным. Говорят, все матери проходят через подобное, но я не могу найти хоть что-то, что могло бы доставить мне удовольствие. Александрина начала ползать и научилась сидеть. Стоит мне выйти из комнаты, она ползёт за мной и просится на руки. Если не беру – орёт на весь дом. Только с Артуром она сидит тихо и спокойно. Наверное, я правда плохая мать». «Установки, в которых меня воспитывали, подразумевают, что дети – это автоматически счастье, это главное, что есть у нас в жизни, самое важное. Так почему же я так несчастна? Я хотела нанять няню, но муж запретил. За его сокровищем не должна присматривать какая-то чужая женщина, но как же мои чувства? Я не могу ничего сделать для собственных нужд, кажется, что окончательно потеряла себя, у меня единственное желание куда-то забиться и посидеть пять минут, чтобы меня никто не трогал. Мы много ругаемся с Артуром. Он считает, что я должна больше времени уделять дочери, но я и так нахожусь с ней постоянно, в отличие от него. Словно в ловушке. Да, именно так. Мужу рассуждать проще, ведь он видит дочь не более двух часов в сутки. Он не считает материнство работой, но по мне это гораздо тяжелее, чем сидеть в офисе. Говорят, когда она станет старше, то будет легче. Я каждый день жду этого времени». Перелистываю ещё несколько страниц, где мать сетует на сорняки в саду и неприятную соседку, которая чуть ли не каждый день норовит дать ей непрошенный совет по воспитанию моей персоны. Прочитываю множество жалоб на равнодушие отца и отсутствие помощи. Нахожу ту, где мне исполняется год: