— На Анваре можете поставить крест, — вторя его мыслям, категорически заключил Оборотень. — В том дерьме, что произошло на рынке Мусы. Анвар засветился по самое дальше некуда. Следствие выйдет на него если не сегодня, так завтра. Поэтому от него нужно срочно избавляться. Кстати, вам ведь до зарезу нужен террористический акт? Вот пусть он его и совершит. Теракт Барину и в самом деле требовался до зарезу. Это был тот единственный козырь, которым он смог бы побить карты своих врагов. Если произойдет теракт, он, Баринов, сразу станет фигурой номер один. Потому что в любой критической ситуации, и особенно при устранении ее последствий, что главное? Правильно — финансирование. А финансирование — это он, Барин. И те шавки, которые на него сейчас лают и стремятся укусить, будут ему руки и ноги лизать, да еще при этом визжать от удовольствия. Но только сам теракт должен быть дозированным, без перебора. Ни в коем случае нельзя вызвать раздражения у вышестоящих. Нужно просто напомнить о существовании Барина, о его незаменимости. Никаких сотен жертв. Максимум человек десять — двадцать. Ну, двадцать пять. Барин весь так и заерзал на месте от нетерпения. Даром, что водку пил. — А как заставить Анвара совершить этот теракт? — он искательно заглянул в глаза Оборотню. Надо же, перед какой мразью пресмыкаться приходится! Оборотень, казалось, не обращал на хозяина дома никакого внимания. Просто рассуждал вслух: — Элементарно. Надо натравить на него бритоголовых, а еще лучше — ментов. Вспугнуть, короче. Как жирного тетерева на охоте. Для этого ведь и существуют легавые собаки. Половина дела уже, собственно, сделана. Проблемами его напряги, выхода у него нет. А теперь я сам поеду к нему и подскажу правильное решение. Возможно, сам и возглавлю акцию. Давно ментов не стрелял, руки чешутся. Особенно одного козла завалить очень хочется, по фамилии Крюков. А он наверняка туда первым примчится. Но за это я требую вашей поддержки в деле с наследством Рабиновича. Мне понадобятся настоящие документы, юристы международного класса, нотариус и прочее. Барин поспешил заверить гостя: — Все это у тебя будет, не волнуйся. Только скажи, зачем тебе это надо? Оборотень сделал вид, что обиделся. — А чем я хуже других? Свадьба, кольца, белый лимузин с разноцветными лентами. Крики: «Горько»! Шампанского попить, салатику поесть. Подружку невесты на кухне трахнуть. Чтобы все как у людей. Или всем можно, а мне нельзя? Ладно, шучу. От женитьбы мне нужно две вещи — сначала штамп в паспорте, а потом доверенность на распоряжение наследством. Невесту сначала на иглу, а потом и совсем убрать можно будет. И коротать остаток жизни в тоскливом одиночестве в собственном дворце. Эх, не дано мне встретить старость в теплых войлочных тапочках, читая сказки внукам! Подохну от инсульта или инфаркта, в каком-нибудь пятизвездочном люксе, в постели с молодой, развратной мулаткой. А то и с двумя сразу. Вот мерзость! И он разразился веселым заразительным смехом. Так, наверное, смеялся Ленин, встречаясь с детьми на елке в Сокольниках. Баринов замахал рюмкой, и водка пролилась. Он налил еще. — Я не о женитьбе. Я хотел спросить — зачем тебе нужна такая собачья жизнь? Стрельба, двойная жизнь. Ведь у тебя такая должность, положение! Любой дурак позавидует. Оборотень усмехнулся. — Но я же не дурак! Наверное, мне это просто нравится. Натура, видно, такая противоречивая. На Кубе Че Гевару поставили народным банком руководить, а он сбежал в партизаны. Вот и я такой же, как Че Гевара, только хочу и банкиром быть, и партизанить. Там кавказцев поднял, тут бритоголовых замутил, по вкусу красных радикалов добавил. Адская кухня, и я на ней главный повар. Вот это завидная роль! Как Зорро. Сегодня представитель власти, завтра разбойник. К тому же с утра до вечера я занимаюсь разработкой всякой мрази. По одну сторону от меня деньги, по другую — кровь. Поневоле зачерпнешь одного и вымажешься в другом. Вам это трудно понять, я хищник, а вы — мародер, падальщик. Вы приходите туда, откуда я уже ушел. Мы с вами не совпадаем во времени. Наливайте. Как говорил начальник одесской канализации: «Выпьем за дерьмо, которое нас кормит». — А вы его знали? — удивился такому знакомству Барин. — Я нет, но так утверждает Жванецкий, а я ему верю, — подтвердил Оборотень. Тут они снова выпили и налегли на остывающий шашлык. Выпив чаю, Крюков отправил Хорста на улицу встречать Татьянкину сестру, а сам продолжил доверительную беседу с Аланом. — Скажи честно, зачем ты в Москву приперся? Не затем же, чтобы у Мусы на рынке ящики кантовать? Я, в принципе, догадываюсь. Тебя к Мусе в его наркобизнес внедрили? Алан покачал головой. — Нет, я тут по своим делам. Это касается теракта в Сослане. Ты слышал о Полковнике? Крюков кивнул. — Это тот подонок, который командовал захватившими школу террористами? Его же вроде бы убили. — Нет, не убили, я точно знаю. У моих земляков неплохо поставлена разведка, и влиятельные люди на нашей стороне имеются. Но после того, как президент пообещал приравнять мстителей к террористам, они ничем мне помочь не могут. Поэтому я действую на свой страх и риск. Крюков потер лоб. — Я слышал от одного парня, его недавно в тюрьме убили, про какого-то Оборотня-Полковника. Может быть, это он и есть? Витас его еще Шварцем называл. — Витас? — переспросил Хорст. Он только что вошел в квартиру. Сестра Татьянки вошла следом. — Надя, — представилась она. — Но вообще-то меня Надюхой зовут. — Крюков, — поднялся со стула сыщик. — Но вообще-то меня зовут Крюк. Опер Крюк. Так ты сестра Татьянки? — Двоюродная, — уточнила Надюха. — Я под Москвой живу, в поселке «Дружба». Татьянка ко мне приезжала недавно и просила вот этот пакет передать Хорсту, если с ней что случится. Присутствующие удивились. — А откуда в поселке «Дружба» стало известно, что с Татьянкой что-то случилось? — Ну, как же, а крест? — пояснила Надюха. — У нее крестик был серебряный. Батя мой сам сделал, он у нас умелец на все руки. Так тут вчера Ибрагимовы козлы Анвару новую девчонку привезли, а батя как раз в особняке проводку менял. Он и увидел на девчонке Танин крест. Раз так, говорит, значит, нет больше нашей Татьянки. Ну, я взяла пакет и в Москву, Хорста искать. С Татьянкой что-то случилось? Плохое? В кухне воцарилось гнетущее молчание. — Хуже некуда, — буркнул наконец Крюков. Бабушка Фира усадила Надюху за стол и принялась угощать обедом. Крюков, Хорст и Алан стали рассматривать принесенные ею документы и фотографии. Из материалов следовало, что отец Гершензона женился на матери Жидоморова и усыновил его. Так что юридически тот вполне мог стать наследником его родственника Рябиновича. Крюков только головой покрутил от досады. — Да, знать бы это раньше… Зато теперь к горечи от потери дорогого профессора Жидоморова прибавилось удовлетворение от приобретенного знания. — А что ты говорил о Витасе? — напомнил сыщику Хорст. И Крюков рассказал, как встречался в камере с Витасом накануне его смерти. И про Оборотня рассказал, и про Полковника, и про свои подозрения насчет Шварца. — Я так и думал! — поддержал его Хорст. — Шварц — старый мужик, ему лет тридцать, не меньше! Тут Крюков смущенно улыбнулся. Ему было значительно больше тридцати, но стариком он себя если и называл, то лишь в шутку. — Старый мужик, — продолжал Хорст, — а все с пацанами в войнушку играет. И морду ото всех прячет. — А ты бы его узнал? — спросил Крюков. — Еще бы! — воскликнул Хорст. — Даже ночью, с закрытыми глазами. Сыщик повернулся к Алану. — Ты Полковника хорошо разглядел? — Да, — кивнул тот. — Был бы я художник, прямо сейчас портрет изобразил бы. Жалко, рисовать не умею. А ты почему спросил? Сыщик неопределенно покрутил растопыренными пальцами. — Так, вообще. Я думаю, может быть, и я его тоже знаю, просто не догадываюсь, кто он такой. Так ведь часто бывает — ты кого-то ищешь, а он у тебя за спиной стоит. Но это сейчас не главное. И сыщик принялся подробно расспрашивать Татьянку об особняке Анвара, в который абреки Ибрагима привезли девушку с крестиком, похожую на Машку. План действий приняли немедленно. Алан едет с Надюхой на разведку в поселок «Дружбу». — А на чем вы поедете? — спохватился сыщик. Алан покрутил на пальце тяжелую связку ключей. — Ключи от гаража Мусы у меня остались. Пять машин, выбирай любую. Хочешь — черную «Волгу». А хочешь — «Волгу» черную. — Богатый выбор, — заметил Крюков. — А черной «Волги» там нет? — Да, цвет и марка у них у всех одинаковая, зато качество разное, — возразил Алан. — Две совсем старые, на ходу развалиться могут, две нормальные. А одна — конфета. Прошлого года выпуска, эксклюзивная модель. Для Немцова делали, а он только на «мерседесе» ездит. Ее и возьму, раз ни Немцову, ни Мусе она уже не нужна. — Я с вами поеду, — неожиданно заявила бабушка Фира. — Мне так спокойнее будет, а вам не в тягость. Места я занимаю немного, легкая. И ем мало. Алан не нашел, что возразить. Он растерянно переглянулся с Крюковым и вынужден был согласиться. Хорст отправился в спортзал, служивший штаб-квартирой для его соратников. Он хотел собрать хотя бы небольшую группу бойцов для нападения на особняк Анвара. Крюков же направился в «Отдел расизма». Ему очень хотелось переговорить с кем-нибудь из своих временных коллег-начальников. С Геной Крамским или Мишей Волгиным. Интуиция подсказывала, что Полковник, этот любитель военных игр с настоящим оружием и настоящими потерями, сидит сейчас в их кабинете. Оставив «рябуху» возле особнячка, Крюков поднялся на свой этаж, подошел к кабинету. Дверь была не заперта. Он потянул ее и вошел. На столе начальника сидел и улыбался Вадим. Полковник Вадим, помощник генерала Орлова. Ни Крамского, ни Волгина в кабинете не оказалось. — А я тебя жду, — не здороваясь, с ходу заявил Вадим. — Поехали.