Подошла, заметив Виталия Аркадьевича и Федора, – тот опять стоял в сторонке, сложив руки на груди, а рядом сидел его пес. – Хорошо, муж ее подхватить успел, – громогласно говорила женщина. – Так бы и грохнулась с крыльца. Слава богу, «неотложка» быстро приехала… – Обычно ее не дождешься, – заметила какая-то старушка. – А вот тут быстро примчались. Мне заодно укольчик сделали, давление-то подскочило. А она, бедняжка, все лепетала: «Ночь не кончится никогда. Не отдам камень». У нее ведь камень с собой был. Обычный такой булыжник. Прижимала его к себе и лепетала: «Не отдам камень, не отдам. Мой камень». Ее так и увезли с этим булыжником. – А что случилось-то? – снова встрял писклявый голос, но теперь уже с обиженными нотками. Перебивая друг друга, люди принялись объяснять, а толстая женщина громко поддакивала. Алина послушала несколько секунд этот гомон и подошла к Виталию Аркадьевичу. Тот кивнул, поприветствовав. – Слышали? – спросил угрюмо. – Да, но толком не поняла ничего. Виталий Аркадьевич сдвинул панаму на затылок, вздохнул тяжко. – Ночью «Скорая» приезжала. – Это я поняла. – К Нюрке ночью девушка постучала. Они с мужем открыли, а там она стоит, вся израненная, как я понял. Откуда взялась? Не понятно. И объяснить ничего не могла, бредила. Нюрка говорит, рана у нее на плече была страшная, – снова тяжкий вздох. – Вот такие дела. Будет теперь в деревне тема для пересудов. Могу поклясться, скоро Нюрка добавит новых подробностей к своей истории, а люди еще добавят… Э-эх, грехи наши тяжкие, любим мы смаковать чужое горе. Слова о ране заставили Алину вспомнить поганые рисунки в альбоме. На душе и без того кошки скребли – недосып, мрачные мысли, – а тут еще серое утро с плохими новостями. – Да, дела, – тихо сказала и услышала сквозь гомон слова толстушки: «Ее так трясло, бедняжку, так трясло…» Виталий Аркадьевич вынул из кармана коробочку с монпансье, сунул один леденец в рот. – Хотите? – предложил небрежно. Алина отказалась, и он вернул коробочку обратно в карман. – Пристрастился к леденцам, как курить бросил. Одну привычку заменил другой, – говорил невнятно, словно ни к кому не обращаясь. – Все мы состоим из привычек, черт бы их побрал, – задумчиво уставился себе под ноги, смакуя леденец. – Как думаете, что с той девушкой случилось? Алина еле разобрала его слова. – Может, в овраг какой упала, – ответила неуверенно. – На корягу напоролась. Кто знает… Виталий Аркадьевич оживился, глаза заблестели. – Сегодня же в город поеду! Разыщу больницу, куда ее отвезли. Да, так и сделаю, так и сделаю… Возможно, лекарства нужны, у меня есть кое-какие сбережения… – У нее наверняка родственники имеются. Они и позаботятся. – Ну мало ли, – упрямо и немного обиженно сказал Виталий Аркадьевич. – Вы ее даже в глаза не видели. – И что? Она в нашу деревню забрела, и это… – скривился, видимо не находя нужные слова. И сдался: – Не знаю, как объяснить… Все мои добрые дела – плюнуть и растереть. Как дурак придумал себе правило… там соседке воды принесу, там клубникой угощу кого-нибудь… И вроде как нормально, живу себе. – Выплюнул леденец, вдавил его в землю, словно окурок загасил. – А бессонница-то никуда не делась. Услышал про эту девушку и понял: именно ей нужно помочь. Сегодня же в город поеду, сегодня же. И не смотрите на меня, пожалуйста, как на идиота, порой нужно не раздумывать, а просто делать. – Да никто на вас и не смотрит как на идиота, с чего вы взяли? Старик стушевался. – Извините, Алиночка… я с утра не в своей тарелке. Не с той ноги, видимо, встал. А еще история эта… Она решила больше не вмешиваться со своими сомнениями в его планы. Хочет помочь, пускай помогает. Но все же было любопытно, какие такие грехи совершил Виталий Аркадьевич, что теперь даже не знает, как замолить их. Крепко, видимо, нагрешил – совесть мучает, бессонница. А может, набраться наглости и спросить? Некоторые люди не упускают шанса выговориться… Но Виталий Аркадьевич, не попрощавшись, уже шел к своему дому, и Алина решила расспросить его позже, если любопытство не угаснет. Смотрела ему вслед, чувствуя грусть и жалость – жалость к нему, к покалеченной девушке, к тем изуродованным людям на рисунках и почему-то к себе. – Выглядите уставшей. Алина не заметила, как подошел Федор со своим лохматым псом. – Спала плохо, – буркнула недовольно. – Что так? Хотела ответить грубо: «А вам какое дело?», – но сдержалась. Пожала плечами, соврала: – Не знаю. Федор потрепал пса по загривку. – Все еще дуетесь на меня? Лично вас я обидеть не хотел. Так уж вышло. Не думайте, что я эту сцену на кладбище заранее спланировал. Просто… не сдержался. Да и нетрезв был, если честно. Глупо, конечно, вышло. Люди расходились – кто группами, продолжая обсуждать новость, кто поодиночке. Толстая женщина, по-прежнему прижимая пухлую ладонь к груди, ковыляла, громко охая. Алина не сомневалась, скоро она найдет новых благодарных слушателей. Посмотрела на Федора. – Почему вы назвали его нелюдем? – Он мне не нравился. – И только? – Он мне очень не нравился. Алина фыркнула. – Не хотите – не говорите. Федор внимательно смотрел ей в глаза. – Хм-м, – прищурился. – Вас тревожит, что вы ничего не можете вспомнить о своем деде, верно? Спрашивали небось о нем у соседей, но, – щелкнул пальцами, – информации ноль. – А вы? – с деланым равнодушием спросила она. – Вы помните? – Я единственный, кто помнит, – Федор развел руками. – Даже не знаю почему. И поверьте, у меня достаточно причин его ненавидеть. У всех достаточно причин на это. – По-вашему, он был плохим человеком? Федор хмыкнул, провел ладонью по всклокоченным волосам, от чего те стали еще неопрятней. – «Плохой человек» – мягко сказано. Он был чудовищем. – В смысле? – Ого, а вот это уже интересно, – Федор с любопытством смерил Алину взглядом. – Не такой реакции я от вас ожидал. Думал, возмущаться начнете, пошлете куда подальше. – Еще не вечер. – Нет-нет, вы что-то вспомнили, – ткнул в ее сторону пальцем. – Или узнали. Я прав? Алина промолчала. Не хотелось рассказывать про альбом с рисунками. И про кошмарный сон. Может, вообще стоило обо всем этом забыть. И без деда с его художествами проблем хватало. – Точно что-то узнали, – правильно расценил ее молчание Федор. – И это вам покоя не дает. – У меня хватает других причин для беспокойства. – Не сомневаюсь, что хватает. Не сомневаюсь. Видел вчера ваши разборки с тем типом. – Присел на корточки, погладил пса. – Но все-таки, что вы узнали про своего деда? Алина увидела: в конце улицы возле пухлой женщины снова начала собираться толпа. Быстро же она нашла новых слушателей. – Ничего особенного. – Врете ведь. Вижу, что врете. – Ладно, мне пора, – решила поставить точку Алина. Повернулась, жалея, что вообще ввязалась в этот разговор, и пошла к дому. – Я могу много вам рассказать о Лире, – повысил голос Федор. – Захотите услышать, обращайтесь. И кстати, хочу кое-что сказать вам прямо сейчас. Алина остановилась, взглянула на него устало. – Ну и? Федор подошел. Вид у него был взволнованный. – Эта девушка… – начал он и замялся, отвел взгляд. – Я понятия не имею, что с ней стряслось, но… вчера в дачном поселке нашли трупы. Мужчину и женщину убили, а двое детей пропали. – Мне жаль, – искренне сказала Алина. – Но к чему вы это рассказали?