– Пойдемте, – выдавила улыбку Алина. Он кивнул и сделал шаг, другой, третий. – В Шатуру ездил, – сказал тихо, но вполне внятно для пьяного человека. – Знаю, Виталий Аркадьевич. Вы собирались ту девушку в больнице разыскать. – Собирался, да, – он захлюпал носом. – Вышел из эле… электрички, сел на скамейку и понял, что я никто. Всего лишь старый дурак. – Да ладно вам… – Так и есть, Алиночка, так и… есть. Сидел, сидел на скамейке, думал и думал… а потом пошел и купил водки. Я ведь не пьющий совсем, но… на душе так тяжко было. Забыться хотелось, понимаете? Забыться… Ни о чем не помнить, – он споткнулся, но Алина поддержала его. – Вы уж извините меня, дурака старого. А я… я вам завтра клубнички соберу. Вам понравилась клубника? – Конечно. Алина толкнула незапертую калитку, провела Виталия Аркадьевича до крыльца, помогла подняться по ступеням, а потом терпеливо ждала, пока он копался во внутреннем кармане пиджака в поисках ключей. Когда она сама открыла дверь, Виталий Аркадьевич как сумел изобразил на лице виноватую улыбку. – Дальше я сам, Алиночка. Мне… мне лучше уже, правда. Сейчас до кровати – и баиньки. – Он шлепнул ладонью по выключателю, и в прихожей вспыхнул свет. Алина не стала настаивать: была уверенность, что до кровати он доберется самостоятельно. Спустилась с крыльца и бросила на прощанье с укоризной: – Вы уж больше не срывайтесь так, хорошо? Он порывисто кивнул. – А вы, Алиночка… вы лучше подальше держитесь от Ольги. Я вам добра желаю. Вы ведь уже попали в ее сети, я же вижу. – Виталий Аркадьевич приложил палец к губам. – Но тс-с-с… это большая, большая тайна, – он покачал головой и закрыл дверь. * * * Алина уложила Максимку спать, после чего выпила чашку чая, взяла статью про аномальные зоны и уселась в кресло. Неприятный осадок от поведения Ольги и слов Виталия Аркадьевича немного рассеялся. Не хотелось никого из них осуждать. Все иной раз срываются. А уж обращать внимание на пьяный бред и вовсе глупо. Ей отчего-то казалось, что уже завтра Виталий Аркадьевич и Ольга попросят друг у друга прощения. Они хорошие люди, к тому же соседи – при первой же встрече помирятся. С этой позитивной мыслью Алина устроилась поудобней в кресле и погрузилась в чтение… Шушмор. Аномальная зона славится как бермудский треугольник Подмосковья. По мнению краеведов, урочище (более правильное название Ушмор) было построено около 2000 года до нашей эры племенем озерных людей, которые владели колдовством и умели управлять силами природы. Озерные люди поклонялись Уру, змеиному богу. Именно ему было посвящено капище, которое обнаружили археологи на месте нынешнего села Шатур. Там до сих пор находится ритуальный камень. А еще в этих краях есть подземные валуны – иногда, под действием неведомой силы, они выдавливаются на поверхность. С таинственным местом связано еще одно физическое явление – свечение атмосферы в виде полукруглого ореола, быстро распространяющееся по небу и отчетливо видное особенно в вечернее или ночное время суток. Далее шло описание святилища. Рассказывалось про человеческие жертвоприношения богу Уру. Говорилось об исследованиях ученых – оказывается, капище находилось на месте, где происходили мощные выбросы энергии из недр земли. Исследователи фиксировали здесь аномалию: скручивание линий напряженности магнитного поля. На следующих страницах были свидетельства людей, которые столкнулись в шатурских лесах с чем-то необъяснимым. Некоторые случаи походили на то, о чем рассказывал Федор: люди забредали в места, в которых испытывали панический беспричинный страх. Дочитала до конца и отложила статью. Представила себе глухой лес. В сознание пробился образ мерцающей тропы, которую Алина видела во сне. Вспомнился шепот: «Не оглядывайся… не оглядывайся…» Она с внутренним трепетом подумала, что все эти сны, рассказы Федора, даже факты из статьи напоминали какой-то пазл – соберешь его, и откроется тайна. Так ли это? Если да, то Алина не была уверена, желает ли до конца собирать этот пазл. Она услышала раскат грома. Взглянула на окно, за которым зачиналась ночь. Гром? Гроза? Непогода? Да и пускай, все же лучше, чем однообразная, будто застывшая, серость, напоминающая о прошлой жизни в Москве. Хоть какое-то движение. А после ветра и дождя, того гляди, и яркое солнце с чистым небом с утра порадуют. Глава одиннадцатая Антон лежал на мерцающей тропе несколько часов. Его глаза с узкими зрачками смотрели в одну точку. Бездна, в которой пребывал разум, поглотила мысли, чувства, желания. Но вот в этой пустоте что-то всколыхнулось, зрачки на мгновение расширились, и в тот же миг Антон услышал зов – будто отзвуки далекого эха коснулись сознания. Возникло желание встать и идти. Искоркой мелькнула одинокая мысль, которая оказалась слишком невнятной, – развеялась тут же, не оставив и следа. Антон медленно моргнул. В голове зародилась новая мысль, уже более отчетливая: «… холодно». Зов включил в теле механизмы, заставившие приподнять голову, упереться руками в тропу, сесть, сделать глубокий вдох. Антон замычал, по-стариковски шамкая губами, и выдохнул. Из уголка рта потекла слюна. Мысли теперь мелькали как метеоры, но они были лишь рваными клочьями чего-то большего, что уже никогда не собрать воедино. Антон поднялся. Зов заставил сделать шаг, другой. Ноги сгибались в коленных суставах и разгибались. Каждое движение было угловатым, порывистым. Он сошел с тропы, повернулся на месте, будто слепец, потерявший ориентир, а затем, вперив бессмысленный взгляд в землю перед собой, направился в лес. На Антона смотрели карлики. Они бродили среди корней, сидели на корягах, ползали по мощным ветвям, сверкая серебром глаз и издавая хрюкающие звуки. Он обходил деревья, пробирался через колючие кустарники, раздирая одежду и кожу, иногда спотыкался и падал, чем вызывал каркающий хохот карликов. На его бледном лице застыло дебильное выражение, какое можно увидеть у пациентов психушки. Давным-давно, будучи не в настроении, отец заявил Антону: «Такое ощущение, что с каждым годом ты становишься все глупее и глупее, того гляди совсем мозги растеряешь». Как в воду глядел. Но вряд ли он предполагал, что его пророчество окажется верным до такой степени. Разум «овоща» по имени Антон походил на пустую комнату, в окне которой мелькали размытые образы. В очередной раз споткнулся и упал, вызвав дружный смех карликов. Пополз, но скоро сумел подняться. Прошло немало времени, прежде чем он, ведомый зовом, добрался до небольшой круглой поляны, полностью затянутой густым туманом. Туман клубился, закручивался в спирали, выбрасывал вверх бесплотные щупальца. Кое-где он сгущался, трансформируясь в фигуры, похожие на человеческие. На деревьях вокруг поляны, как зрители в амфитеатре, сидели карлики. Все они, выпучив глаза, глядели на Антона. Грязно-желтое небо выглядело низким, словно это и не небо вовсе, а купол какого-то помещения. Зеленые всполохи набухали в желтизне, отражаясь в глянце листвы. Они расширялись, разлетались концентрическими кругами, будто от брошенного в воду камня, и таяли. Антон зашел в туман. Призрачная мгла поглотила его, растворила в себе. Карлики как по команде заверещали. Они были похожи на странных обезумевших обезьян. Некоторые прыгали и кружились среди древесных стволов, словно исполняя какой-то дикий танец. Пройдя несколько шагов сквозь туман, Антон рухнул на землю. Он жадно хватал ртом воздух, задыхаясь, зрачки то сужались до крохотных точек, то резко расширялись. Лицо исказила гримаса боли, тело дернулось и выгнулось дугой. Туман сгустился вокруг Антона, создав подобие кокона. А карлики продолжали верещать, наполняя лес вокруг поляны безумием. К Антону возвращались память и чувства. Все низменное, мерзкое всплывало из глубин разума и обострялось, принимало еще более уродливую форму. Перед внутренним взором проносились значимые события прожитых лет, и все это на фоне лютой необоснованной ненависти. Злость вызывали лица не только врагов, но и друзей, сцены, которые раньше переполняла радость. Кожа Антона стала белесой, в глазах появился серебристый блеск. Тело деформировалось – хрустели кости и хрящи, чавкала ставшая податливой, будто глина, плоть. Боль смешалась с ненавистью, и эта адская смесь пульсировала в голове, рвалась наружу. В тумане плавали бесплотные сущности, они стонали, тянули друг к другу призрачные руки. Антон корчился, проклиная все и вся. Он то выл как зверь, то рыдал, давясь рвущейся из глотки желчью. Слипшиеся клочья седых волос опадали с головы, ровные белые зубы – гордость Антона – выдавливались из десен. Мучения длились долго, а когда они прекратились, тот, кто некогда был подтянутым, относящимся к своей внешности с особым вниманием человеком, превратился в чудовище. Большие серебристые глаза, костистые длинные руки, похожие на лапки паука, бледная лоснящаяся кожа в складках – даже родная мать не узнала бы в этой твари Антона. Разум был не менее уродлив, чем внешность, он сочился первобытной злобой, которая утопила в себе последние остатки человечности. Новоявленный карлик неуверенно, словно ребенок, делающий первые шаги, вышел из тумана. Осмотрелся, испуганно втянув голову в плечи. Один из уродцев-зрителей швырнул в него обломком ветки и угодил в грудь. Антон съежился, захныкал, однако на обидчика зыркнул с ненавистью. Еще один карлик подскочил к нему и сорвал те лохмотья, что остались от дорогой синей рубашки, а потом ущипнул за живот, вызвав дружный каркающий хохот собратьев. На этом издевательства над «перерожденным» закончились, и карлики, потеряв к нему интерес, начали расходиться. Антон тяжело вздохнул и зашел в лес. Вдруг увидел под замшелой корягой большую черную многоножку, схватил ее и, запихав целиком в пасть, принялся жадно жевать. Усердно работая челюстями, он думал: «Как же я всех ненавижу! Всех, всех, всех!» * * * Лир ощущал себя ничтожеством. Ему хотелось выть от отчаяния. Он в сотый раз задавался вопросом: за что ангел обошелся с ним так жестоко? Да, облажался, но наказание было явно несоизмеримым с допущенной ошибкой. Всего лишь ошибкой. Обидно было до чертиков. Перед глазами все еще маячили полупережеванные кусочки уха в зловонной рвотной массе. Он не мог осуждать ангела, но отчаянно пытался понять: за что с ним так, откуда такая ненависть? Всегда ведь старался как мог, из кожи вон лез, лишь бы угодить, и вот итог – полное презрение со стороны ангела. А главное, непонятно, возможно ли вообще сдвинуться с этой мертвой точки. Лир хоть и пытался отделаться от депрессивных мыслей, но в голову так и лезло убеждение, что все его жизненные пути, куда ни сверни, приведут к тупику. А вернее – к гибели. Ох уж эти сомнения… Из-за них Лир чувствовал бесконечную панику. Ближе к вечеру он даже не выдержал, сорвался, принялся биться головой об стену, как полный псих, – лишь бы избавиться от мерзких мыслей. Не помогло. Стало только хуже, к тому же опять открылось кровотечение, и пришлось заново крепить пластырем кусок ваты к тому месту, где еще несколько часов назад было ухо. За этим занятием его и застали пять карликов, которые нагло, как к себе домой, гурьбой ввалились в убежище. Лир изо всех сил пытался сдержать гнев. Его бесили их поганые морды. Уродцы смотрели на него с явной издевкой: ну что, козел, оценил на вкус свое ухо? Лир буквально читал их мысли, и от этого ох как чесались кулаки. Так и подмывало дать волю ярости, чтобы стереть усмешки с тупых морд. Его коробило еще и то, что ангел на этот раз послал ему в помощь целых пятерых уродцев – явно не доверял, подстраховывался. Мол, на тебе, бездарь, небольшую армию, а то опять напортачишь. И вот в чем штука, Лир хоть и злился, но все же осознавал, что и в этот раз может напортачить. Черная полоса, она ведь такая, никогда не знаешь, когда белой сменится. А еще одной ошибки ангел не простит. Так что к утру в убежище нужно привести еще детей – от этого жизнь, черт возьми, зависит. Лир судорожно прокручивал в голове варианты: снова отправиться к реке в надежде наткнуться на туристов с детьми? Пойти в дачный поселок? Нет, все это не годилось, шансы на удачу ниже среднего. Но был еще один вариант – вариант рискованный, дерзкий, даже безумный. Раньше Лир на него не решился бы, вот только теперь просто не было выбора. К тому же внутренний голос так и подталкивал: иди и возьми свое, даже если придется пролить много крови! Полностью осознав, что готов пойти на любой риск, Лир ощутил эмоциональный подъем. Голову заполнила ободряющая банальщина вроде: «Кто не рискует, тот не пьет шампанское!» или: «Удача любит решительных!» Он натянул сапоги, надел серую ветровку, набил полные карманы кусочками сахара и гаркнул карликам: – На выход, уроды! Он собирался нагрянуть в особняк сектантов. Таков был план, ни много ни мало. Территория, окруженная бетонным забором в двух километрах от ближайшей деревушки. Минус в том, что там находилось не менее десятка взрослых, и по-тихому все провернуть не получится. Лир делал ставку на внезапность и свирепость карликов. Если суждено устроить бойню, то так тому и быть. Цель оправдывает средства. Даже ангел не сможет упрекнуть, он всегда называл подобные действия обоснованными. По сути это место являлось детским лагерем, в который, как считал Лир, одни мракобесы отдавали своих несчастных отпрысков, чтобы другие мракобесы вправляли им мозги на свой псевдорелигиозный лад. Извращенный аналог старых добрых пионерских лагерей. Секта называлась «Церковь Святых последних дней» Лир помнил, как раньше по домам ходили «Свидетели Иеговы», а потом их сменили ребята из «ЦСпд». Раздавали яркие брошюрки, на обложках которых были изображены красивые люди с блаженными улыбками. Приглашали на свои собрания-проповеди. Чаще всего этих настырных агитаторов посылали куда подальше или снисходительно от них отмахивались, но находились и те, кто проявлял интерес, а значит – попадал на крючок. Вот, к примеру, одна из соседок Лира, Анюта Архипова, от скуки поехала в город на собрание «Церкви Святых последних дней», и с тех пор ее словно подменили. Через месяц из веселой жизнерадостной женщины превратилась в блеклое существо, постоянно бубнящее про искупление и спасение. Мужа и дочку заразила своей новой религией. Та еще стала семейка. Все сбережения отдали в фонд «ЦСпд», а потом продали дом и уехали в Мурманскую область, где влияние секты распространилось на несколько поселков и десяток деревень и где обосновался их духовный лидер. Лир не мог понять, чем проповедники-мракобесы смогли заманить в свои сети вполне благополучную семью. Просто в голове не укладывалось. Он хорошо знал Анюту Архипову и ее мужа – вполне здравомыслящие люди, не бедные и не пропойцы какие. Чего им, черт возьми, не хватало? Почему с такой готовностью решили все в своей жизни перевернуть с ног на голову? Не так чтобы Лира эти вопросы сильно волновали, но любопытство все же было.