X Связь Герберта и Люси продолжалась полтора года, а потом Люси ушла. Для него это было удачей — и то, что она была его любовницей, и то, что ушла от него. Герберт был мужчиной, а каждый мужчина в этом возрасте страстно желает обладать женщиной. Благодаря Люси он избавился от всех психологических осложнений, которые возникают по мере того, как неудовлетворенное желание врастает в организм, словно дерево в землю. Люси была взбалмошная девчонка. Она хорошо сделала, что ушла. Но прежде она освободила Герберта от наивной веры, которую он привез в Америку, как болезнь. Теперь он понял, что в Доротти не был заключен смысл всей его жизни, понял также, что вообще не существует женщины, в которой мог бы заключаться смысл чьей-либо жизни. Карл очень удачно выбрал время, чтобы прислать весточку. Герберт прочел письмо и сунул его в пачку бумаг, лежащих на столе. Итак, Доротти — жена Карла. Но это уже не имеет значения. Для него теперь важно другое. Он стал ассистентом, без протекций, без знакомств, без взяток, ценой многих месяцев упорной работы, работы под руководством крупнейших специалистов. И снова, уже в который раз, он не поехал в каникулы на родину, а проводил их в Уорренвилле и Чикаго. Пухли рулоны чертежей, исписывались горы бумаги, счетная машина стучала над ухом у Пирсона. И вот одна из кафедр объявила конкурс на лучший технологический метод производства некоторых частей мощного реактивного двигателя. Герберт выполнил работу и успел в срок представить проект с расчетами. Он дал себе слово, что в ожидании результатов конкурса съездит наконец на родину. Но вышло иначе. Всеми силами он пытался разузнать решение жюри и судьбу своей работы. Хорошо бы, какая-нибудь частная фирма заинтересовалась его детищем! Он следил за всеми попытками применения реактивного двигателя в гражданской авиации. Экспериментировали много, и в Америке и в других странах, попадались интересные проекты, а люди продолжали летать из Европы в Токио вокруг света со смехотворной скоростью — триста километров в час. Он прекрасно знал, что гражданские фирмы почти никогда не располагают средствами на новые модели, которые не то будут летать, не то так и останутся на бумаге. А если даже модель и готова к серийному производству, то всегда возникают какие-нибудь неожиданные препятствия. Тысячи людей ежедневно покупают билеты на самолеты и оставляют фирмам толстые пачки банкнот, а тем, видите ли, все не хватает средств. Военные… вот это другое дело. У них всегда есть средства, хотя никто не платит им за билеты. Мы, например, ездим на автомобилях довоенного производства, а в армии они обновляются каждые два года. Откуда у них берутся средства? Глупый вопрос. Берутся, и все. И Герберт старался, чтобы его идею можно было осуществить быстро, без больших затрат, и в широком масштабе. В таком случае гражданские фирмы не смогут не клюнуть… Если конечно, сам проект выдержит все испытания. И он продолжал ежедневно ездить в Чикаго и наводить справки. Наконец наступил долгожданный день. Однажды Герберту позвонил знакомый преподаватель. — Присуждены три премии. Твой проект в этой тройке. Что? Я думаю, ты рад. Купит ли кто-нибудь? А я почем знаю? Частные фирмы уже несколько дней роются в проектах. В тех, которые им можно показать. На всякий случай возьми патент и жди. Что? Не знаю. Да они всегда так — вынюхивают, высматривают, а потом ничего не берут. Это же нищие! Они хотели бы делать хорошие самолеты без затрат. Сборище нищих. Да, да. Приезжай. Вечером Герберт поехал в город. Клуб института был переполнен. Все обернулись, когда он распахнул дверь. Несколько профессоров поздравили его. Через неделю и сам ректор поздравил его с успехом. В разговоре он упомянул о месте старшего ассистента, если Герберт захочет готовить докторскую диссертацию… Герберт решил прежде всего отдохнуть. Вместе с Пирсоном, который уже поправлялся после болезни, но ходил еще с палкой, они привели в порядок дом. Собственно, «порядок» — это не то слово: что-то переставили, где-то подкрасили, вскопали клумбу перед террасой, посадили какие-то веники, которые вскоре должны были зацвести. Вечерами они прогуливались по тихим улицам, заросшим густой зеленью. Потом Герберт купил билет в Денвер. По приезде в Денвер он сразу же понял, что хорошо сделал, выбрав именно это место. После смрадного Чикаго он просто упивался живительным воздухом гор, издали казавшихся облаками на закате. Он всем существом чувствовал, что отдыхает. От нечего делать он стал изучать здешнюю публику, и местных жителей, и тех, что приехали отдохнуть, промотать деньги, заключить торговую или иную сделку. В Денвере он понял, что он уже не мальчик-зубрила, что он освободился от той наивной экзальтации, которая обуревала его на родине, что он человек, как все, человек, который уже кое-что успел сделать и еще кое-что сделает в будущем. В памяти у него промелькнула Люси. Он не жалел о ней и ни в чем ее не упрекал. Он забыл вечера и рассветы, забыл даже цвет ее волос, забыл ее запах, а когда человек забывает запах другого человека, с которым был близок, значит, всего этого будто бы и не было. Он много размышлял над этим. Герберт избегал шумных и многолюдных ресторанов. Охотнее всего заглядывал в небольшой бар неподалеку от отеля, в котором он остановился. Заказывал кофе со сливками. Присматривался к редким посетителям. Иногда читал газеты, но чаще только листал страницы, просматривая заголовки. Однажды он позвонил Пирсону, поинтересовался, не спрашивали ли его. Старик ответил, что нет. Тогда Герберт написал письмо ректору, попросил предоставить ему место старшего ассистента. Начал обдумывать докторскую работу. Он с прискорбием констатировал, что совсем забросил пилотирование. Обязательный курс он прошел и получил звание пилота-спортсмена. Но потом все реже ездил на аэродром и наконец совсем перестал там бывать. Ведь он целыми днями стоял у чертежной доски над проектом… проектом, который сейчас не покупала ни одна фирма. Здесь, в Денвере, он старался не думать об этом. Не хотелось портить отдых. Он уходил далеко в горы, чтобы испытать свое сердце. Горы притягивали его, и он дал себе слово приехать сюда когда-нибудь туристом. По утрам он ездил за город. После обеда ходил в ближайший лес. Ложился на траву и, закинув руки за голову, смотрел сквозь кроны деревьев на небо, казавшееся то изумрудным, то бледно-зеленым. Однажды он получил письмо с родины. Пирсон переслал его из Уорренвилла. Письмо, к удивлению Герберта, было официальное: его призывали в армию. Несколько месяцев службы, и он получит младший офицерский чин. Наверное, сержанта, — на большее нечего и рассчитывать. Герберт спрятал письмо. Что же теперь делать? Вернуться? С удовольствием, но не для того же, чтобы тянуть лямку в пехоте или в саперах. В Чикаго его ожидало место старшего ассистента и докторская диссертация. Он решил еще несколько дней пробыть в Денвере: бродить по лесу, пить кофе в маленьком баре, по вечерам совершать променад по центральным улицам среди провинциальных щеголей. Позвонил Пирсону — тот советовал не возвращаться. Дать кому-нибудь взятку и продлить паспорт. Это было разумно, но Герберт был слишком ленив и слишком неопытен, чтобы найти нужного человека. Как-то он ужинал в ресторане отеля. Равнодушно наблюдал за парочками, потягивающими ликер. В углу сидела женщина, явно чем-то взволнованная. К еде она еще не притронулась и то и дело бегала к телефону. Посетителей было мало. Поэтому он очень удивился, когда невысокий, коренастый мужчина попросил разрешения сесть за его столик. Герберт не скрывал неудовольствия. Незнакомец заказал кофе. Сидели молча, пока кельнер не принес его. — Вы живете в этом отеле, — полувопросительно сказал он, помешивая кофе серебряной ложечкой. — Вам здесь нравится? — Это дело вкуса, — неохотно ответил Герберт. — Разрешите представиться. — Он протянул руку; рука была слишком маленькой для его грузного тела. — Я так и думал, — добавил он, когда Герберт пробурчал свою фамилию. — Вы меня знаете? — Теперь знаю. Но я много слышал о вас. Герберт с любопытством посмотрел на собеседника. — Не столько о вас, сколько о вашем проекте. Даже просматривал его. — Да? — Простите, мне кажется, вы очень утомлены или измучены женщинами. — Нет. — А, знаю, — письмо. — Что? — Письмо с родины. — Откуда вы знаете? — Я был у Пирсона. Но вы не беспокойтесь, в наше время, да еще в Штатах, и не такие дела можно уладить. — Не понимаю. — Вы хотите вернуться? — Странный вопрос. — Чтобы служить в пехоте? — Конечно, не хочу, но… — Мы это устроим. — Но… — Не беспокойтесь. — Но… — Давайте обсудим. — Не понимаю.