Ты идиот. Четыре месяца назад отец Офера кинул засунутое в чемодан мертвое тело мальчишки в глубины Средиземного моря. И каков же шанс, что оно обнаружится сейчас? Инспектор не стал ночью рассказывать Марьянке, что попросил у Иланы отчет о том деле. Не стал он и говорить ни про Офера, ни про море. Вместо этого он рассказал ей о длинном дне и о первом заседании отдела. Она позвонила поздно и куда-то спешила, но захотела все выслушать. – Так у тебя направление немного прояснилось? – Не знаю. Может, и нет, – ответил Авраам. – А что с отцом, которого ты допрашивал? – Вряд ли он подложил этот чемодан. Впрочем, может, и да… Он вроде высоковат и староват. После того раза я не собираюсь кому-то доверять, и пока что он – единственное, что у меня есть. Марьянка промолчала, и инспектор добавил: – Если б ты его увидела, то поняла бы меня. В общем-то, единственной причиной, почему Авраам после допроса не вычеркнул Сару из своего блокнота, была его супруга. Она уехала, и вызвать ее на допрос было невозможно. А он искал женщину. Потом он рассказал Марьянке, как в нем все нарастает антипатия к воспиталке и как он собирается открыть против нее расследование сразу, как покончит с этим делом о чемодане. Подруга предупредила его, что антипатия при расследовании – не сильный помощник. Слышать такое от Марьянки было странно – скорее это могла бы объяснить по-английски Илана. Но мужчина промолчал. Убедить его в том, что Хаве Коэн неизвестно, кто подкинул этот чемодан и теперь ей угрожает, было невозможно. Когда Авраам Авраам спросил, купила ли она уже билет, Марьянка сказала, что нет, что она ищет билет подешевле. А по их плану следующая неделя должна была стать ее последней рабочей неделей… Авраам заговорил о подготовке к ее приезду, но Марьянка прервала его, сказав, что обязана выйти, и он не спросил куда. И все же прежде, чем она отключилась, сказал: – Марьянка, у меня ощущение, что до тебя не достучаться. – Ну, нам же всегда было трудно говорить по телефону, так ведь? – ответила она. – Может, и так. Ты ничего от меня не скрываешь? Девушка не отреагировала на этот вопрос и лишь сказала: – Ави, мне ужасно нужно идти, ладно? Обещаю, что завтра перезвоню. 6 Уже при выходе из участка у Хаима возник план, хотя его контуры были еще туманны и прояснились лишь через много часов и дней. На мгновение он забыл, где припарковал машину. Тело его обмякло от усилий скрыть свои мысли, а руки вспотели. За рулем было трудно сосредоточиться, и он не знал, куда едет. На часах было два – оставалось больше часа до того момента, когда он должен был забрать детей. Сара остановился в тени, в дальнем конце парковки возле соседнего с участком супермаркета. Хаим съел целый бутерброд, потом еще один… Мотор он при этом не вырубал и слушал радио. Мог ли он предусмотреть прорехи в своей затее? Ведь она составлена не шибко продуманно, когда предусмотрены все возможные подвохи и пути к их преодолению, – скорее это был внезапный выброс эмоций, плод отчаяния, каких-то импульсов, которые частично были ему понятны, а частично нет. Но сейчас из-за того, что случилось, ждать уже некогда. Инспектор полиции явно подозревает его, в этом нет сомнений. Как и в том, что Хава Коэн на него донесла. Добавить к этому еще ночной разговор с Эзером и те неясности, которые мальчонка ему высказал… На Хаима вдруг уставились со всех сторон, а он и не заметил. Сторож в форме охранного агентста и в бейсболке стал крутиться среди припаркованных машин, а потом взглянул на него через окно, постучал по стеклу и спросил: – Ждешь кого-то, дедушка? Первое, что надо сделать, – это немедленно вернуться домой. И позвонить матери. Перед тем как поехать, Сара постоял на парковке еще несколько минут, чтобы не привлекать внимания. * * * Мать отдыхала в спальне, а телефон стоял возле ее кровати, так что она ответила тут же. – Всё в порядке? – Можно привезти к тебе детей? Хаим знал, что этот вопрос ее напугает, но ведь он все равно собирался ей рассказать. – Чтобы спали здесь? – Да. Пару ночей. – Что-то случилось? – Не по телефону. Расскажу, когда приеду. – Встану что-нибудь им приготовить, – сказала пожилая женщина. Дома рубашонки и штанишки, которые Сара повесил на веревку, высохли. Он сложил их и упаковал в баул, который они брали к его матери на праздник. Эзер удивился, когда отец явился на машине, но до садика Шалома они ехали, почти не разговаривая. Хаим лишь спросил его, как было в школе. – Хорошо, – ответил мальчик. Последним уроком у него была физкультура. Он был в майке и шортах, а тело у него было влажное от пота и разгоряченное. – Учили что-то интересное? – спросил Хаим. – Нет, – сказал Эзер. После этого отец бросил его расспрашивать. Он решил, что встречи с Хавой Коэн не избежать, и сперва даже подумал, не послать ли вместо себя Эзера, чтобы тот забрал Шалома. Когда Хаим вошел, она сидела во дворике и раздавала еще остававшимся детям дольки очищенных от шкурок яблок. Как всегда, воспиталка заметила отца Шалома, но сделала вид, что не видит его. По плану следующее, что ему надо было сделать, – это поговорить с ней, но не сейчас. Сара не сомневался, что вызван в полицию по ее доносу. Видимо, это она слила им, что именно он подбросил чемодан, и допрос был из-за нее. Хаим прошел мимо Хавы, не сказав ни слова и все время глядя в сторону. В садике русская помощница меняла ребенку памперс, и Хаиму показалось, что он поступил разумно, сообщив ей, что Шалом в ближайшие дни не придет, потому что они уезжают в отпуск. Когда Сара усадил Шалома сзади, в детское креслице безопасности, Эзер спросил: – Куда мы едем? – К бабушке, – ответил его отец. – Переночуете там, а завтра не пойдете ни в школу, ни в садик. Устроите с бабушкой праздник. Старший сын изумленно уставился на него, а младший спросил: – А если мама вернется? Хаим промолчал. Потом Шалом спросил: – Ты не будешь спать с нами у бабушки? – Я поеду домой, потому что мне надо поработать. И подождать маму, если она вернется, – ответил Сара. Дома у бабушки дети сразу кинулись в гостиную и плюхнулись на ковер у телевизора, потому что там шли мультики, включенные на полную громкость. Хозяйка закрыла за ними дверь на кухню и спросила своего сына на фарси: – Что случилось? – Мы уезжаем, – ответил Хаим. В этой своей белой ночнушке, надетой для послеобеденного отдыха и открывавшей ее худые руки со старческими пятнами и кровоподтеками, в этих серых носках его мать выглядела куда старее, чем за праздничным столом. Долгие дни возни с детьми замучили ее. Она подала сыну чай, как всегда, подслащенный тремя пакетиками сахарина, и стала ждать, что он скажет дальше. Всю правду до конца Сара не поведал никому: он рассказывал фрагментарно, каждому что-то свое – детям, инспектору полиции… И даже матери он рассказал лишь частичку правды, хотя никого ближе ее у него не было. Она нужна была ему еще дня на два-три, не больше. – Кто-то подложил к детсаду Шалома чемодан с муляжом взрывчатки, и полиция подозревает меня. Я там сегодня был на допросе, – сказал Хаим. Мать уставилась на него с недоумением. – А ты-то тут при чем? – Из-за того случая с воспиталкой… Она назвала меня. Наверное, решила, что это я. Понятия не имею, что точно она им наговорила. – Когда они его туда подложили? – Неделю назад.