* * * Может, из-за того, что во время краткой беседы по телефону по дороге к месту преступления Илана не упоминала про отчет, их разговор так удивил Авраама. Перед дверью ее кабинета инспектор сперва застыл и лишь потом решился постучать. И стал ждать. Он слышал, как в комнате подвинули стул, а затем дверь открылась. Это была первая их встреча после его возвращения, но они ограничились рукопожатием. Илана открыла окно, выходящее на улицу, и поставила на стол стеклянную пепельницу Авраама. – Поджидала тебя в ящике, – сказала она. Как всегда, когда он видел Лим, ему казалось, что ее каштановые волосы чуть-чуть поседели. На ней был темный комбинезон, под ним – черная блузка, а вокруг шеи – нитка мелкого жемчуга цвета слоновой кости. На первый взгляд показалось, что в комнате ничего не изменилось, разве что круглые настенные часы «Сейко», которые раньше висели над дверью, теперь стояли в углу, на полу, эдак косо, будто их наказали и понизили в должности. Авраам положил папку с расследованием на стол, и Илана сказала: – Минутку, Ави. Хочешь кофе или чего-нибудь пожевать? Я с утра ничего не пила. «Ну как всегда», – подумал инспектор. Каждая их встреча начиналась с огромной отдаленности друг от друга, стереть которую могла только совместная работа. На этот раз все было по-другому, потому что сама работа разъединила их, а именно отчет Иланы. Она вернулась с кружками кофе, и ее коллега открыл папку, но она снова остановила его. – Как дела? Почти три месяца не виделись, а? – сказала Илана, и ее голубые глаза посмотрели на него с такой прямотой, что ему пришлось потупиться. – Да все путем, – ответил Авраам. – Путем, да? Ты женишься… Твоя приятельница уже приехала? Инспектор промолчал. И удивился, почему она не назвала Марьянку по имени. – Я знаю, что ты не хотел говорить со мной сегодня утром, и знаю почему, – продолжила Лим. Внезапно Авраам заметил, что в комнате изменилось кое-что еще. Фотография в черной рамке, на рабочем столе. На этой фотографии была Илана с мужем и четырьмя детьми у подножия базилики Сакре-Кёр на вершине Монмартра в Париже. Она была сделана за несколько недель до того, как ее старший сын погиб в армии на тренировочной базе, и с тех пор всегда стояла на столе, лицом к Илане. А теперь ее там не было. – Что скажешь об отчете? – спросила Лим. Инспектор попробовал уклониться от ответа. – Давай поговорим об этом в другой раз, лады? – Давай поговорим сейчас, именно потому, что нам предстоит снова работать вместе. К папке вернемся чуть позже. Авраам забыл, что вопросы, которые задает Илана, могут быть такими же прямыми, как ее взгляд. – Объясни, что тебя так обидело? – спросила она. – Я не обиделся. – Тогда что тебя так разозлило? Трудно догадаться? Пальцы правой руки инспектора напряженно уперлись в папку. Он слишком хорошо знал свою собеседницу, чтобы понять: избежать этого разговора не удастся. – Это очевидно, разве не так? – заговорил Авраам. – Меня разозлило, что ты написала отчет о моем последнем расследовании, не сказав мне ни слова. Что ты обвинила меня в том, что я разрушил улики, что из-за меня родители Офера Шараби избежали наказания, которого, вероятно, заслуживали. Обвинила, ничего мне не сказав. А ведь мы все время поддерживали связь, Илана. Мы несколько раз разговаривали по телефону, даже когда я был в Брюсселе. – Так из-за чего ты злишься – из-за того, что я написала, или из-за того, что ничего тебе не сказала? Ответа на этот вопрос инспектор не знал. Он закурил сигарету и удивился, когда Лим взяла из его руки пачку и достала сигарету для себя. – Снова куришь? – спросил Авраам. – Не так чтобы… Хочу снова покурить с тобой. Когда они познакомились, Илана курила больше Авраама, и совещания сотрудников в предыдущем офисе на Аялоне проходили в клубах дыма. Она бросила курить в тот день, когда погиб ее сын. Стоя у могилы, протянула полпачки «Мальборо» Аврааму со словами: «Это тебе». – Можно я объясню, что случилось? – спросила Илана. Инспектор кивнул и в первый раз поднял нанее глаза. Тех сигарет он в жизни не курил – пачка «Мальборо», которую она дала ему на кладбище, все еще лежала в одном из ящиков в его кабинете. – Через несколько недель после того, как дело закрыли, когда ты уже был в Брюсселе, поступила жалоба от адвоката. Как тебе известно, они согласились на сделку с Рафаэлем Шараби по поводу его вины на том основании, что из-за небрежности нашего расследования у них нет достаточных доказательств для его преследования. Дело дошло до генерального инспектора, и он потребовал внешней проверки. Начальник округа предложил мне написать отчет. Он знает, что мы приятели, и я сказала ему, что принимала участие в расследовании, но он убедил меня, что лучше мне самой написать отчет, чем передавать это дело кому-то извне. Ты понимаешь, что это могло оказаться еще страшней? Его условие – что ты не должен быть информирован и что ты в написании этого отчета участия не примешь. Женщина на минуту замолчала, чтобы оценить выражение лица собеседника, и снова встретилась с ним глазами. Авраам все еще молчал. На самом деле она встала на его защиту – вот что Лим пыталась ему сказать. Это был разговор двух близких людей, которые знакомы много лет, но также и двух опытных сыщиков, знающих, что, когда и как сказать, чтобы добиться цели. – Поэтому мне и пришлось написать то, что я написала, Ави, – продолжила Илана. – Если б я стала пудрить им мозги насчет допущенных ошибок, они такое не пропустили бы. А ты знаешь, что напортачили мы немало. Так что я выложила все как есть и одновременно написала, что это ты раскрыл дело и у тебя отличный послужной список. Что всех удовлетворило. В отчете не говорилось: «Нами допущены ошибки». Все они были свалены на руководителя расследования. Но, возможно, другого сделать она не могла. И может, так все на самом деле и было… Авраам закурил еще одну сигарету и посмотрел в открытое окно. Ему хотелось спросить Илану, почему со стола исчезла фотография ее семьи. – Ави, – сказала женщина, – благодаря этому отчету никто в полиции больше не вспоминает ни про Офера Шараби, ни про сделку с его отцом. Это дело закрыто. И когда раскроем историю с нападением, мы прямиком обратимся к СМИ, и никто не станет попрекать тебя Офером. Теперь ты сам должен оставить его позади, а я уверена, что ты еще этого не сделал – я ведь тебя знаю! – и сосредоточиться на новом расследовании. Давай запрем его до Йом Кипура[7], а? Инспектор все еще не сказал ни слова. Неужели уже никто не помнит Офера Шараби? И он один никак не выбросит его из головы? Авраам Авраам представил себе Хаву Коэн, как она в час тридцать шесть ночи заглушила на темной стоянке мотор красной «Субару», как без всякого страха вышла из машины и огляделась по сторонам. Кто-то поджидал ее за пределами зоны охвата видеокамеры. Этот человек не бросился на нее, он просто ждал. А между часом тридцатью шестью и тремя часами шмякнул ее глыбой по голове. – Прости мне мое поведение утром, – сказал Авраам. – Брось, ничего не случилось, – ответила Илана. – И я рада, что ты снова здесь. Начнем? * * * Он проинформировал ее в деталях о том, что было до нападения. Про муляж взрывчатки Илана знала, потому что они говорили о нем за несколько дней до случившегося, но ей не было известно про угрозу по телефону, про которую Хава Коэн не рассказала на допросе. Лим выслушала коллегу и записала несколько слов на листке бумаги, а потом добавила туда информацию о том, что произошло ночью, на основе допроса сына и осмотра места. Хава Коэн не сообщила сыну, что собирается куда-то выходить. Пока неизвестно, было ли это потому, что она не планировала выходить, или просто не посвящала его в свои планы. Ему было пятнадцать лет, и после развода родителей он жил вдвоем с матерью. Хава никогда не выходила из дому, не сказав ему об этом. Ее мобильный телефон не был найден ни в квартире, ни в кошельке. Видимо, лежал в матерчатой сумке, которую она, выйдя из машины, держала в руке… Он не был найден и на месте происшествия, и сотовая компания не смогла обнаружить, где находится устройство. Но список самых последних разговоров по этому телефону должен был поступить с минуты на минуту. Кредитная карточка не использовалась со вчерашнего дня, с тринадцати часов. Сумма, которую сняла Коэн, была обычной – двести шекелей, – и, судя по всему, это были все деньги, которые имелись у нее во время нападения. – А сын запомнил, когда пошел спать? – спросил Авраам. – Между одиннадцатью и половиной двенадцатого, – сообщила Лим. Значит, самое позднее, когда Хава Коэн вышла на встречу с нападавшим, – между половиной двенадцатого и четвертью второго. Прежде чем выйти, она подождала, пока сын заснет – если, конечно, не стала договариваться с напавшим уже после того, как парень улегся спать… Илана попросила инспектора остановиться. – Ты уверен, что есть связь между чемоданом и телефонной угрозой с нападением и тем, что она назначила встречу с нападавшим? – спросила она. – Через секунду ты постараешься меня в этом убедить. Но давай сперва подумаем, нет ли шанса, что это случилось во время случайного ограбления. Как же хорошо он ее знал! Это было первое правило капитана Иланы Лим, первой женщины-офицера в истории следственного отдела Тель-Авивского округа: все версии следует считать возможными, особенно когда одна из них представляется более реальной, чем остальные, и о каждом инциденте следует собрать как можно больше сведений и рассказов. Рассказ, богатый деталями, зачастую и есть самый правдивый. Но это зачастую, а вовсе не обязательно. – Вряд ли, Илана, – сказал Авраам. – Она добровольно приехала в полвторого ночи в безлюдное и далекое от дома место. Нечего ей было искать там в такой час, разве что она назначила в этом месте встречу с нападавшим. – Ну почему же? Предположим, ей захотелось выйти к морю. Или встретиться с подругой или с другом. Нападавший ее увидел и не мог устоять перед соблазном – одинокая женщина, посреди ночи, на пустой стоянке. Он попытался схватить ее сумку, а она оказала сопротивление. Завязалась борьба. Он поднял камень, шмякнул ее и смылся. Ты же знаешь, что такое случается каждый день. – Но не каждый день подвергшемуся нападению человеку перед этим звонят с угрозами, а он про эти звонки ни слова. И не каждый день к месту его работы подбрасывают поддельную взрывчатку… Как по мне, так в твоем рассказе слишком много дыр. Где тот друг или подруга, с которым она должна была встретиться? Почему от него или от нее не слышно ни звука? И почему она не сказала сыну, что собирается выйти? Кроме того, думаю, она пришла на эту встречу с каким-то диктофоном. Авраам вдруг вспомнил про хотмейловский адрес, с которого Илана послала ему отчет: Rebeccajones21. Может, и она выходит иногда одна среди ночи, встретиться с другом или подругой – как, по ее версии, могла сделать Хава Коэн? Инспектор вспомнил, что несколько дней назад Лим сказала ему, что при встрече ей нужно кое-что рассказать ему, прежде чем он услышит это от кого-то другого. – Почему ты так думаешь? – спросила она. – Потому что я нашел в ее багажнике футляр для диктофонных кассет. И одной кассеты не хватало. Думаю, что нападавший назначил ей встречу, и она решила все записать, потому что он ее шантажировал или угрожал ей. И тут что-то случилось. Илана одобрительно посмотрела на собеседника. – Заранее он не планировал на нее нападать, – сказала она. – Нет. Ее ударили камнем, поднятым в канаве. У них началась разборка, которая перешла в столкновение. Может быть, нападавший обнаружил у нее диктофон… – И зачем ему брать ее кошелек и сотовый телефон? – Зачем? Или чтобы это выглядело как ограбление, или потому, что у нее в кошельке было нечто, что могло его выдать. Вполне вероятно, что у них был обмен эсэмэсками или телефонными разговорами. Ведь им надо было как-то договориться о встрече. Илана все еще не была убеждена. Или просто хотела усложнить Аврааму задачу. – Думаю, ты взял верное направление, но чересчур спешишь, – заявила она. – И в твоей версии есть две детали, которые мне трудно принять. Во-первых, что угроза по телефону, которую она получила в детсаду, была от женщины, в то время как нападавший, судя по всему, мужчина. И вторая деталь, на самом деле связанная с первой. Мне трудно поверить, что Хава Коэн посреди ночи вышла из дому, чтобы встретиться с кем-то, кто угрожал ей или шантажировал ее. Если только это не человек, которого она хорошо знает. Мы проверили – у ее экс-супруга есть алиби, и там вроде нет конфликтов. И я не поверю, что это мог быть ее сын, хотя если есть человек, на встречу с которым она пошла бы независимо от времени и места, то это, конечно, он. Авраам удивленно посмотрел на нее, потому что именно эта деталь мешала и ему самому. Единственная деталь в этой истории, которая не стыковалась со всем остальным. Он искал женский голос. И, возможно, Коэн не боялась пойти на столь позднюю встречу, поскольку считала, что встретится с женщиной, а не с мужчиной. Но нападающим был мужчина, это несомненно.