Перед уходом он попросил разрешения осмотреть комнату Иланит, и хозяйка провела его по короткому коридору и включила свет в почти пустом помещении. Авраам вошел внутрь, не зная, что нужно искать. В комнате были только односпальная кровать без постельного белья, письменный стол, чистый от бумаг и книг, телевизор на металлическом крюке и платяной шкаф. – Комнату мы ей оставили, но она унесла почти все свои вещи, – сказала мать Иланит. Потом полицейский попросил у нее фотографию дочери, и она сняла с холодильника на кухне армейскую фотку, на которой Иланит была в солдатской форме и с винтовкой М16. Авраам испытал неловкость из-за того, что не рассказал хозяевам, что их дочь тоже заподозрена в нападении и будет арестована сразу же, как только ее обнаружат, но иначе поступить он не мог. Мать девушки пообещала сообщить ему, если Иланит с ними свяжется, и записала в его блокноте номер украденной кредитной карточки. Выехав из Кирьят Бен Гурион, Авраам остановил машину и позвонил Илане. – Они в Эйлате, – сказал он ей. – Откуда тебе это известно? – удивилась его коллега. Инспектор вкратце доложил о происшедшем разговоре. Лим сказала, что она сама свяжется с южным округом, и он добавил: – Нужно сообщить на КПП Таба, чтобы те не пропустили их через границу в Синай. – А сейчас ты лучше понимаешь, что там произошло? – Нет. У родителей Иланит нет ни малейшего представления, почему ее уволили, и они понятия не имеют о нападении. Лим спросила, что он собиратся делать, и Авраам ответил, что вернется в участок, отсканирует снимок, передаст его в полицию Эйлата и подождет дальнейшего развития событий. Он очень четко сделал все, что требовалось для скорейшего продвижения расследования, и даже сумел напасть на след подозреваемых. Но ощущение, что он попусту тратит время, не оставляло его. Узан с подругой все еще на свободе, но там дело в шляпе, а вот другим делом, которое действительно горит, он не занимается, хотя время бежит и его остается все меньше. В десять часов инспектор позвонил из своего кабинета в участке сыщику, который вел наблюдение за Хаимом Сарой, и услышал, что под самый вечер подозреваемый съездил в Нес-Циону и привез детей домой. В общем-то, Сара и подозреваемым уже не был, и Аврааму полагалось снять с него слежку. Но он этого не сделал. Знали ли дети Сары, где их мать? На допросе этот мужчина сказал инспектору, что его жена полетела на Филиппины поухаживать за отцом, но на Филиппинах ее нет, а отец ее умер много лет назад. Если Хаим никак не связан со взрывчаткой и нападением, зачем ему врать? И почему он летит с детьми в то место, где якобы находится его супруга, если ее там нет? О детях Сары Авраам не знал ничего, кроме того, что одному из них семь лет, а второму три года, и младший ходит в детсад Хавы Коэн на улице Лавон. Даже имен их полицейский не знал. Известно ли им, куда они летят в пятницу утром? Ему захотелось увидеть их обоих; показалось, что, поглядев на них, он поймет что-то, чего до сих пор не понимал. Инспектор мог просто подъехать на улицу Аронович, постучать в дверь Сары и спросить, почему тот наврал про свою супругу и где она находится. Он мог также позвонить Илане и испросить разрешение на продолжение расследования, но решил, что лучше подождать. А пока что Авраам открыл сообщение от Ансельмо Гарбо и прочел, что Дженнифер Салазар родилась в Маниле в сентябре 1970 года. Вверху короткого отчета стоял логотип филиппинской полиции: восьмиконечная звезда и в ней человек с ракеткой в руке. На Дженнифер Салазар не висело никих уголовных дел, и ее никогда не допрашивали в полиции. В двадцать лет эта женщина вышла замуж, но брак с Джулиусом Андреда продлился всего четыре года. В 2002 году она в первый раз уехала в Израиль и пробыла там год, потом на некоторое время вернулась в Манилу, а затем снова отправилась в Израиль. В последний раз въехала на Филиппины 11 июля 2005 года и через две недели оттуда уехала. Согласно отчету Габо, детей у Дженнифер Салазар как бы не было – видимо, потому, что она не сообщила властям Манилы об их рождении в Израиле, так же как не сообщила и о браке с Сарой. И начиная с 2004 года она не платила в Филиппинах подоходного налога. Авраам разглядывал старую фотографию, прикрепленную к отчету и сделанную более двадцати лет назад. У Дженнифер Салазар были длинные черные волосы и широкое лицо. Ему показалось, что под нижней губой у нее большая родинка. Он попытался представить себе филиппинскую девушку в обществе Сары – и не сумел; может, потому, что на фотографии она была значительно моложе мужа. Чуть раньше полуночи Авраам получил последний отчет из банка: два часа назад кредитной карточкой, украденной у матери Иланит Хадад, снова пользовались – в кафе на Пляже Чайки в Эйлате. Несмотря на то что эта парочка сбежала в Эйлат, они как будто делали все возможное, чтобы попасться, и Аврааму припомнилось безразличие Узана во время допроса, его неизменная самодовольная улыбка под холеными усами. Это был на редкость наглый человек. Он присоединился к зевакам, сгрудившимся вокруг подозрительного чемодана, подброшенного к детсаду, удрал бегом от патрулирующей улицу полицейской, потребовавшей предъявить документы, долгие часы терпеливо ждал в комнате для допросов и не проявил ни малейшего страха. Пока он сидел в участке округа Аялон, Иланит Хадад позвонила в детсад, из которого была уволена, и сказала, что чемодан – «это только начало». И в течение всего этого времени улыбка почти не сходила с лица Амоса. Когда на следующее утро после короткого сна Авраам снова ехал из дома в участок, ему сообщили, что черная «Хонда» Узана обнаружена в Эйлате на улице Барнеа. Амос продолжал вести себя безрассудно. Расплатившись в кафе краденой кредитной карточкой, он пошел тусоваться с Иланит Хадад и еще двумя мужиками, один из которых был известен полиции. Сыщики Эйлатского округа обнаружили это после короткого разговора с хозяином ресторана. Подъехав перед рассветом к дому того известного полиции типа, жившего на улице Барнеа, в квартале Декель, они обнаружили машину Амоса. Он ее даже не прятал. Шла ли эта самоувереность от мысли, что Хава Коэн не очнется? А может, парень был уверен, что если его жертва и очнется, то нападающих выдавать не станет – соврала же она по поводу чемодана! Какая-то темная связь, существовавшая между Хавой Коэн и избившими ее людьми, оставалась для Авраама непонятной. Утром ему передали из больницы, что Хава все еще не способна говорить. Инспектор надеялся, что задержание вот-вот произойдет, – в основном потому, что ему не терпелось поговорить с Иланой о Саре и о его жене; казалось, что после задержания Узана и его подруги у нее найдется время его выслушать. Однако оперативники из Эйлата не стали сразу врываться в квартиру, потому что не знали, сколько там людей и вооружены ли они. Тем временем Авраам позвонил в Информационный отдел погранполиции и задал вопрос, который ночью все крутился у него в голове, пока он не заснул. – Может ли такое быть, что Дженнифер Салазар из Израиля не выехала, хотя компьютеры полиции и зарегистрировали ее отъезд? Служащая, с которой инспектор разговаривал, была непреклонна. Она сказала, что «такого быть не может», но потом добавила, что регистрация въездов и выездов из страны производится также Отделением въездных виз и виз пребывания в стране при Департаменте внутренних дел и что ему стоит проверить информацию и там. Где-то внутри у Авраама тикали часы, подобно тем часам, что были вложены в подброшенный к детсаду чемодан. В его воображении этот таймер был прикреплен к увиденной ночью фотографии Дженнифер Салазар, к лицу Хаима Сары и к самолету, который завтра вылетит в направлении Манилы, унося на борту Хаима и его детей. В кабинет вошел Маалюль – узнать, что делается в Эйлате, – и именно в этот момент позвонила Илана, сообщить, что Узан оставил квартиру на улице Барнеа; с ним уехала и Иланит Хадад. «Ситроен» эйлатских детективов следовал за ними, и когда на выезде из города они въехали на скоростную дорогу 90 на Эйлатском перекрестке, три полицейские машины преградили им путь. В одиннадцать Лим снова позвонила и сообщила, что погоня закончилась. Увидев полицейскую заставу, Амос попытался развернуться и удрать в южном направлении, но после короткой погони был схвачен. – Все сработало как часы, – сказала Илана. – К тебе можно подскочить? – попросил Авраам. Она спросила, идет ли речь о продолжении этого расследования, и инспектор ответил, что да, но сейчас ему нужно кое-что другое. * * * Илана поглядела на него изумленно, как накануне в коридоре больницы, когда он сказал, почему пришел. Когда Авраам Авраам вошел к ней в кабинет, она ела овощной салат. Семейной фотографии с мужем и детьми на столе по-прежнему не было, и стенные часы кривенько стояли на полу. Настроение у Лим было получше – возможно, из-за быстрого ареста, но лишь до того момента, как Авраам сообщил, что хочет задержать Сару и срочно привести его на допрос. – Задержать? За что, Ави? – удивилась женщина. – Преступников мы задержали два часа назад. И уже имеется совпадение отпечатков пальцев Узана с отпечатками с места преступления. Что тебе надо от Сары? Авраам знал, что она это спросит, и ясного ответа у него не было. Он хотел допросить Хаима, потому что стрелки секундомера, прикрепленного в его воображении к фотографии Дженнифер Салазар, бежали быстро, и потому что на допросе Сара ему лгал. А также потому, что инспектор не мог объяснить несовпадение регистрации вылета с отчетом, полученным от Гарбо, судя по которому Дженнифер Салазар после своего короткого визита в 2005 году не въезжала на Филиппины. Главное же заключалось в том, что завтра Сара с детьми войдет в летящий в Манилу самолет, прежде чем Авраам успеет выяснить, что он скрывает и почему. И сама мысль об этом была невынсима. Илана ела свой салат из красной пластмассовой банки и слушала, что говорит ее коллега. Сначала разговор шел на мирных тонах. – Нельзя его задерживать за то, что он соврал тебе на допросе, Ави, – сказала она. – В данный момент Сара не подозревается ни в каком правонарушении, а кроме того, я собираюсь послать тебя в Эйлат, допросить Узана и Иланит Хадад. Они хранят молчание, а ты в этой истории разбираешься лучше всех остальных и, может, сумеешь как-то расколоть их. По крайней мере, ее. Лим замолчала, увидев изумление на лице собеседника, и добавила: – И еще я хочу, чтобы под этим делом стояла твоя подпись. Сначала и до конца. А дело еще не закрыто. Мы не знаем, каковы мотивы нападения и почему Хава Коэн скрыла, что Узан и его приятельница подбросили этот муляж взрывчатки, и согласилась с ними встретиться. Вспомни, мы собирались закрыть это дело еще до Йом Кипура… Так вот, мы почти там. И я хочу, чтобы это была исключительно твоя победа. Авраам не собирался лететь в Эйлат или вытягивать информацию из кого-то, кроме Сары, – во всяком случае, пока он не узнает, где его жена. Да и «победа» в деле о нападении его не трогала. – Зачем мне лететь в Эйлат? – спросил инспектор. Он вдруг подумал, что, возможно, если ему удастся заверить Илану, что он целиком погрузился в расследование этого нападения, она разрешит ему использовать оставшиеся у него пару часов для допроса Сары. – Можно привезти их сюда, разве не так? – сказал Авраам. – И знаешь что? Если они молчат, а нам нужно вытянуть из них признание, пусть мы и имеем против них достаточно доказательств, можно подстроить по дороге из Эйлата что-нибудь типа ДТП… Лим взглянула на него и улыбнулась. – Неплохая мысль. Думаешь, Узан не сообразит? – Иланит Хадад – точно нет. Тут были возможны варианты: например, вместо ДТП разыграть проникновение террористов. Илана подняла телефонную трубку, но набирать номер не стала. Надо было создать у Узана с приятельницей ощущение, что полиция Эйлата не знает, что с ними делать. Продлить их арест в Эйлате, сказав, что их не допрашивают, потому что против них и без того имеется достаточно улик, но сделать так, чтобы до окончания Йом Кипура они не встретились ни с одним копом. В воскресенье утром нужно посадить их порознь в патрульные машины, отвезти в Тель-Авив и по дороге подстроить им этот трюк. Лим позвонила начальнику следственного отдела Южного округа, а Авраам ждал. Разговаривая, она попросила у него сигарету, и он дал ей закурить, а потом закурил и сам. – Значит, до окончания Йом Кипура мне делать нечего? – сказал он, когда его коллега закончила разговор, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. – Допрашивать Хаву Коэн невозможно. То есть ты разрешаешь мне заняться Сарой? Однако Илана снова ему отказала. – Поговорим об этом, когда ты сможешь объяснить мне, в каком преступлении его подозреваешь, – сказала она. И Авраам ответил не задумываясь – может быть, из-за разговора с Гарбо: – Бесследно исчезла его жена. Достаточно серьезная причина, так? Теперь Лим уже не улыбалась. – О факте ее исчезновения никто заявления не подавал, – сказала она и погасила сигарету. – Илана, у меня такое ощущение, что он собирается навредить детям, – возразил инспектор. Осознал ли он смысл того, что сказал, и вынесла ли Лим что-то из сказанного? Возможно, что да, потому что больше Авраам не добавил ни слова. Несколько минут они молчали, а потом Илана сказала: – Я не позволю тебе этого, Ави. Думаю, ты сам понимаешь, что происходит, и я не могу принять в этом участия. – Принять участие в чем? – А в том, что ты придумываешь для себя новое дело об исчезновении человека – чтобы исправить то, что случилось с Офером Шараби. И ты прекрасно знаешь, что дело именно в этом; я смотрю на это твоими глазами. Наверное, мне не надо было посылать тебе этот отчет. Ты придумываешь себе еще одно дело об исчезновении человека и об отце, собирающемся навредить своим детям. Чтобы исправить то, что, может быть, раньше сделал неверно. Но Сара не является отцом Офера, и никто из его детей – не Офер. А спасти Офера ты уже не можешь, так ведь? Ты ведь и сам это понимаешь, правда? Когда Илана замолчала, секундомер на минуту остановился. И в кабинете воцарилась тишина. Может, она была права, когда сказала, что его попутало переплести между собой два дела? – Нет, Илана, это не так, – сказал Авраам. – Я не пытаюсь спасти Офера Шараби. Я пытаюсь спасти этих детей. – Спасти от кого или от чего? От поездки к маме на Филиппины? А ты не подумал, что, может быть, Сара на допросе и не лгал? Из-за предыдущего дела ты просто не способен признать, что и такое возможно. Инспектор не понял, о чем она говорит. Ведь Хаим Сара солгал по поводу места, куда якобы отправилась его жена. – Нет, Ави, может, это она ему соврала, – сказала Лим, когда он напомнил ей об этом. – Тебе такое в голову не пришло? Сказала ему, что едет на Филиппины поухаживать за родителями, а сама отправилась в другую сторону, на встречу с любовником? Такой вариант тоже существует, разве не так? И потому регистрация выезда у тебя есть, а регистрации въезда на Филиппины нет. А она – человек совершеннолетний, соврать мужу имеет право, так ведь? Даже соврать собственным детям, верно? Правонарушением это не считается. Авраам изумленно посмотрел на Илану. Тут она права, такой вариант вообще не пришел ему в голову.