Середина октября, Иоаннесбург Люк Кембритч Люк стоял у пропускного пункта студенческого общежития МагУниверситета и ждал, пока вахтерша выяснит, на месте ли семикурсник Дмитро Поляна. Было около четырех часов дня, и мимо туда-сюда сновали студенты, бросая на Кембритча любопытные взгляды. Он сильно надеялся, что пожилая востроносенькая дама поднимется и спустится быстро – за последние десять минут у него стрельнули уже три сигареты. Не то чтобы жалко курева, но старшему из стрелявших было максимум восемнадцать, и виконту очень хотелось прочитать лекцию о вреде курения, закончив чем-то типа «а то станешь таким же, как я». Кембритч держался, потому что прекрасно помнил, куда бы в этом возрасте сам послал тридцатипятилетнего дядьку, если бы тот начал читать мораль. В принципе, он бы и сейчас послал. Люк мог и сам сходить наверх, но тетка противно заявила «у нас тут пропускной режим, чужим на территорию общежития нельзя» и резво поскакала по лестнице, видимо, обрадовавшись возможности чуть размяться и на легальных основаниях сунуть нос в студенческие дела. И теперь он ждал, поигрывая в кармане неименной банковской картой с пятьюдесятью тысячами руди на счету. Сумма была немалая для простого горожанина, но сейчас Кембритч за вечер иногда тратил больше. А свои долги Люк всегда платил. – Извините, у вас не будет сигареты? – на этот раз подошла тощая девица, кокетливо хлопающая глазами, с видом «сейчас я тебя очарую». – Будет, – пробурчал он, достал пачку и отдал ее целиком. Теперь он со спокойной совестью может сказать «не будет». А в машине все равно ждет целый блок. – Маринка, хватит побираться, – по ступенькам спускался заспанный светловолосый парень в футболке, шортах и шлепках. За ним бодро шлепала вахтерша, но остановилась, стала за что-то отчитывать сидящих в холле девчонок. – Не гундось, Поляна, – огрызнулась девица и быстро – видимо, пока не отобрали обратно – пошла на выход. Люк задумчиво посмотрел ей вслед. Маринка-Маринка. – Чего вам? – недружелюбно спросил семикурсник, разглядывая посетителя. – Вы из полиции, что ли? Мы только с практики вернулись, можете в деканате спросить. – Я Инклер, – сказал Люк, – деньги принес за услугу. Поляна некоторое время разглядывал его с недоверием. – Вы волосы покрасили, что ли? И побрились. Не узнал сразу. Да ладно, не буду я брать у вас бабки. Дед как вернулся со столицы, нам всем зачет по практике поставил на радостях, а мне еще и характеристику дал в помощники придворного мага – за то, что передал ему сообщение. Так что, считайте, в расчете. – Что, не нужны деньги? – поинтересовался Кембритч. Ох уж эти юные идеалисты. – Да нужны, – вздохнул парень, – только неправильно это. Люк начал терять терпение, и тут его внимание привлекла темноволосая девочка в очках, спускавшаяся по лестнице. Девочка тоже увидела Кембритча, в глазах плеснулись недоумение, опаска, она отвернулась, ускорилась и почти выбежала за дверь. – А это что за девушка пробежала? – спросил он у заметившего его интерес парня. – Да первокурсница, поступила только, – нейтральным тоном ответил тот. – Богуславская. А вам зачем? – Лицо показалось знакомым, – пожал плечами Люк. Вот, значит, где скрывается пятая принцесса. Интересно, Тандаджи знает? Наверняка знает. – Слушайте, а у вас не будет сигареты? – с надеждой спросил Поляна. – Мы с пацанами под пиво всё скурили, даже окурки. Люк мысленно чертыхнулся, сунул руку в карман, вытащил карту. – Вот тебе деньги, на пятьсот пачек хватит. Не скромничай, считай это моим вкладом в магическую науку. И вообще бросай-ка курить. Вливание в компанию бездельников – молодых и не очень – прошло гладко и просто. Уже на второй день «их воссоединения» Валенская, поблескивая бриллиантами на шее, затащила его в тот самый элитный клуб «Колосс», где и познакомила со всей своей компанией, хвастаясь так откровенно, будто представляла не человека, а личный банк. Впрочем, так оно и было. Компания оказалась разношерстной, томной и преисполненной чувства собственной исключительности, заключавшейся в возможности не работать и прожигать жизнь за игрой, выпивкой и наркотиками, и все это – на родительские деньги. Некоторые еще и работали – точнее, делали вид, что работали помощниками лордов Высокого совета или числились на теплых должностях у папочек, но к этому относились с пониманием. Почти всех пристраивали родители, а отказать тому, кто снабжает баблом, очень трудно. С тех пор Люк играл, пил, курил траву, принимал синтетику, иногда отвлекаясь, когда Крис хотелось почувствовать себя знатоком прекрасного. Тогда она обряжалась в нелепые наряды, сильно красилась и таскала его по выставкам работ непризнанных гениев или галереям, где томная богема ахала над изображением какой-нибудь гигантской морковки, воткнутой в кучу мусора, и бросалась словечками типа «экзистенциально» или «сверхостро». После Валенская с намеком восторгалась каким-нибудь экспонатом, глядела на Кембритча влажными многообещающими глазами – и Люк покупал ей очередной сомнительный шедевр. Счастливая Крис позировала для фотографов, чтобы потом небрежно сообщать: «Представляешь, в „Столичной моднице“ мой наряд назвали стильным восторгом месяца!» Люк терпел – бывали у него объекты и похуже, а эта хотя бы сексом занималась умело, пусть и преувеличенно восторженно. И была идеальным прикрытием для расследования – слишком глупа, чтобы что-то подмечать или задавать вопросы. Со своим великовозрастным женихом Крис рассталась, и Люк мысленно пожелал счастливцу удачи – он, видимо, и не подозревал, от чего Кембритч его спас. Братец ее, Борис Валенский, худощавый, нервный, дерганый, как и все наркоманы, быстро присосался к виконту с другой стороны, и теперь у Люка дома регулярно собиралась золотая молодежь, дабы опустошить кошелек хозяина еще на несколько десятков тысяч руди. Впрочем, оплачивались гулянки все равно из королевской казны, так что виконт сильно не страдал. А вот расследование пробуксовывало. При первом же знакомстве Кембритч отметил для себя троих молодчиков, которые могли быть замешанными в заговоре: держались они особняком, меру знали и в наркоте, и в алкоголе и периодически исчезали на непродолжительные периоды. Сыновья богатеньких папочек: Май Рогов, наследник сети элитных клиник, Иван Лапицкий, готовящийся принять несколько судоходных компаний, и Нежан Форбжек, «принц рыботорговли», – отец его в свое время стал одним из «морских олигархов». Братец Крис как-то спьяну проболтался, что у них какие-то общие «серьезные дела», но попытки расколоть ни к чему не привели – больше он ничего не знал. И Люк наблюдал, слушал, следил, но никаких зацепок не было, и он уже стал сомневаться: не померещилось ли Тандаджи? Может, искать надо совсем в другом месте? Крис после шопинга ждала его в морском ресторане «Марино», и Люк, увидев название, сжал зубы. Что за день сегодня такой? Сунул в карман новую пачку, выбрался из машины и зашел в дверь. Девушка уже сидела, надув губы и попивая коктейль, – он опаздывал. – Привет, котеночек, – Кембритч наклонился, поцеловал ее в щеку, провел рукою по обнаженному плечу. – Почему не заказала ничего? – Ты опоздал, а вечером мы идем в клуб, – сердито напомнила она. – Мне надо выглядеть на миллион, у Лапицкого день рождения. Отвези меня домой, я тут сижу, как дура, жду тебя уже полтора часа. – Остынь, детка, – раздраженно сказал Люк, и она тут же сморгнула с лица обиженное выражение. – Пошли в машину. Скажи спасибо, что я вообще приехал. С утра заходил папаша, жаждет пристроить меня в помощники к министру сельского хозяйства. Представляешь, Кембритч обсуждает годовые удои! Наши обхохочутся. Крис уселась на сиденье, пристегнулась. – Но это же круто, Луки! Мой отец тоже сначала был помощником прокурора, а потом сменил его. Прикинь, я буду подружкой министра. Буду вхожа во дворец! Да, это было мечтой всех «золотых» мальчиков и девочек. Высмеиваемый в их компании, ядовито оплевываемый, поливаемый помоями мир аристократии и придворных был недостижимой мечтой. А что они говорили о новой королеве и ее муже… даже у искушенного Кембритча вяли уши. При дворе работали и неаристократы, получали титулы, но за упорный труд или вклад в процветание отечества. А какой вклад могли сделать эти испорченные дети, даже работая на аристократов, если единственная функция их состояла в передаче информации между папашей и купленным им лордом? – У министров не может быть подружек, – сказал виконт, подмигивая и выруливая на дорогу, – только жены. Иначе народ не поймет. – О, Луки! – девушка раскраснелась. – Что ты хочешь сказать? – Пока ничего, детка. – На лице ее разливалось разочарование. – Вот как заработаю министерский пост, так сразу все узнаешь. Он достал сигарету, открыл окно, не обращая внимания на то, что подружка легко одета. Впрочем, она не жаловалась, да и вообще, судя по лицу, мыслями была где-то далеко, возможно, на их свадьбе. Спохватилась: – Так ты пойдешь работать, Кембритч? – Детка, да какой из меня работник? – он расхохотался. – Упаси боги, я тебя прошу, не смеши меня. Пошутил я. Тридцать пять лет не работал и не собираюсь, пусть папаша подавится своим наследством. – Но так нельзя, – она разволновалась. Еще бы, без наследства зачем он ей нужен? – Люк, да все наши обзавидуются. Никто бы не отказался, поверь. – Думаешь? – он посмотрел на нее с сомнением. Они остановились на светофоре, и Кембритч стряхнул в окно пепел. – Вот вечером и спросим, – обрадованно сказала Валенская. – Увидишь, слюной истекут от злобы. Она еще что-то говорила, но он не слышал ее. Потому что за шевелящей губами Крис, за стеклом своего авто он увидел остановившуюся рядом очень знакомую машину. И на водительском месте сидела принцесса Марина, в полумаске, коротко стриженная, но Люк сразу узнал ее. А кто еще мог вести его «Птенца»? Она тоже курила, тоже стряхивала пепел в открытое окно и о чем-то живо разговаривала со своим спутником, а Люк глядел на ее подбородок, губы, на светлый ежик волос на затылке, когда Марина поворачивалась к собеседнику. И хотел, чтобы она обернулась к нему. Светофор замигал зеленым, она затушила сигарету, взялась за руль, глянула налево и застыла. Люк не мог видеть, но увидел, как удивленно и гневно расширяются ее зрачки, как губы изгибаются, будто она собирается что-то сказать, и наклонил голову в знак приветствия, усмехнулся. Марина нахмурилась и отвернулась, машина взревела и рванула вперед, будто она хотела посоревноваться. Или щелкнуть его по носу. Да, отличный он купил автомобиль. Как будто выбирал специально под нее. Марина Мы вернулись с моря несколько дней назад прямо в мокрую, дождливую осень Рудлога. Василина была занята государственными делами, мы почти не общались, Мариан ходил какой-то таинственный, Каролина ухитрилась простыть сразу после возвращения и настойчиво болела. На выходных мы планировали забрать Алинку из общежития и наконец-то встретиться, и все это было окутано такой конспирологией, что сделало бы честь любым заговорщикам. К выходным должна была вернуться и Полли, и я, признаться, скучала по своей неугомонной и энергичной сестричке. Она всегда ухитрялась заражать всех своей энергией, а мне это сейчас было нужно позарез. Отец первый раз с момента переворота взялся за карандаш. Он создавал мемориал для мамы, комкал бумагу, сидел ночами, пропускал обеды и ужины и лихорадочно что-то чертил, рисовал, перерисовывал. А я наконец-то нашла в себе силы и попросила Василину сходить со мной на мамину могилу. Наше семейное кладбище было включено в сотню самых известных архитектурных памятников мира, но вход сюда частным посетителям был закрыт – только экскурсионные группы, только во второй половине дня. Поэтому мы пошли утром, и моросящий дождь с серым небом был бы вполне в тему. Но внезапно погода расщедрилась, разогнав облака и явив мокрой столице умытое, высокое и голубое осеннее небо, солнце, играющее в желтых и красных кронах деревьев, и холодный воздух, делающий все вокруг прозрачным и четким. Склепы и усыпальницы начинались в дальнем углу дворцового парка и были наглядным пособием по изучению культуры разных эпох. Имелись здесь и древние курганы, под которыми покоились первые Рудлоги и к которым настойчиво не рекомендовалось приближаться по ночам – ходили слухи о свечениях и огромных призрачных фигурах, поднимающихся из-под земли. Не знаю, мы с Пол как-то давно летней ночью пробрались сюда, но то ли предки не хотели пугать двух глупых пра-пра– и так далее внучек, то ли слухи были всего лишь слухами, но ничего жуткого мы не увидели. Хотя все равно тряслись и повизгивали от любого шороха. Девочки вообще глупые создания. Курганы были здесь еще тогда, когда не существовало ни Иоаннесбурга, ни дворца, но кому-то из предков надоело далеко ездить и устраивать поминальные жертвоприношения (не человеческие, хотя отдельные люди, признаться, так и просятся под нож), и этот мудрый предок возвел в трех километрах отсюда первый кремлин. Уже давно время поглотило его, оставив только поросший мхами фундамент, и кладбище разрослось до размеров маленького городка, и вокруг выросла столица, а курганы всё так же стояли, нависая над остальным архитектурным могильным буйством напоминанием о том, как мы жалки и ничтожны по сравнению с первыми потомками Красного. Иногда я думаю: есть что-то символичное в том, что известная история нашей семьи началась на кладбище. Нас всех сюда тянуло. Мама говорила, что дедушка Константин, когда напивался, любил здесь гулять и разговаривать с нашими мертвыми. Уж не знаю, отвечали ли они ему, история об этом умалчивает. Надеюсь, что нет, – дед был алкоголиком, но не психом. Хотя, чего уж говорить, в нашей семье все немного ненормальные.